Александр Александрович не возвращается домой: мизогиния критика Кузьменкова

Выпуск №7

Автор: Елена Георгиевская

 

16 августа на сайте журнала «Камертон» вышла статья Александра Кузьменкова «#яНеБоюсьСказать», в которой критик называет поэтессу и радикальную феминистку Оксану Васякину «краткосрочным издательским проектом». Вряд ли знакомый с сетевыми флэшмобами двачеров (обитателей анонимного форума 2ch, которым руководит Нариман Намазов) и пользователей твиттера Кузьменков воспроизводит стратегию более молодых антифеминистов с поразительной точностью, будто подключен к некоему надмозгу. Помнится, несколько лет назад оскорблённые женской откровенностью юноши захламили тэг #янебоюсьсказать постами вроде «янебоюсь сказать, что моя мама варит хороший борщ» и «янебоюсь сказать, что мне нравится большая грудь» — стандарная сексистская практика забалтывания женских проблем, низведения их в сферу комического. Выяснилось, что домогательства и попытки насилия не нравятся огромному количеству женщин, и мужской смех в этой ситуации стал своего рода психологической защитой от неприятной правды.

Сейчас буря вокруг тэга утихла, но для Кузьменкова она весьма актуальна в силу некоторой провинциальности его мышления — так юный студент из районного городка с восторгом узнаёт о хипстерах в ту пору, когда они уже заняли место в истории субкультур.

Статья Кузьменкова напоминает то памфлет из газеты «Правда» года этак семидесятого, то жёлтую прессу девяностых, то религиозную агитку «о вреде ЛГБТ». Тут тебе и обороты вроде «ядовито-розовая ориентация», и кухонная конспирология с непременным упоминанием Сороса, и ламентации о «хорошо продаваемых темах». Это феминизм и ЛГБТ. Насколько известно англочитающей публике, продаются они на Западе, а в странах третьего мира абсолютное большинство авторов, так или иначе затрагивающих подобные темы, только вздохнёт в ответ на вопрос о пресловутых грантах. Васякина, получившая премию «Лицей», пожалуй, единственное исключение, а остальные феминистки и лесбиянки то и дело вспоминают анекдот: «— Изя, почему ты читаешь антисемитскую прессу? — Там пишут, что мы правим миром, и у меня сразу настроение улучшается». Да и вообще феминистские гранты обычно выдают некоммерческим организациям при условии строгой отчётности, а не частным лицам на булавки.    

Характерно, что Кузьменков не способен представить женщину как субъекта. Это всегда объект — неважно, мужского вожделения или мужской раскрутки. У критика не укладывается в голове, что Васякина может рефлексировать сама по себе, пробиваться сама по себе, что за её левым плечом не стоит издатель Илья Данишевский, нашёптывая кощунственные фразы, точно Мефистофель.

Чем дальше в лес, тем больше дров: памфлет внезапно оборачивается саморазоблачениями такого толка, что диву даёшься. Кузьменков — не первый автор, использующий электронные страницы в качестве кушетки психотерапевта, но в комплекте с обличениями «бесстыдных писателей» и «афиширующих свою ориентацию лесбиянок» его проговорки смотрятся, мягко говоря, странно. Так, пассаж о «девиантах и делинквентах», которых Данишевский публикует в «АСТ», Кузьменков иллюстрирует цитатой из песни «Pussy Riot»: «Полицейский лижет у тебя между ног». Куннилингус считается унизительным для мужчин среди зэков и жителей глухих деревень, а извращением — среди христианских сектантов, потому что далеко не каждый православный священник в наше время готов навесить на безобидные сексуальные практики ярлык «содомии». Автор хотел сказать: если вы не разделяете взгляды зэков и сектантов, вы девиант и делинквент? И какими тогда ярлыками можно наградить самого Кузьменкова, в повестях которого мужчины то насилуют и зверски убивают юных девственниц, то заставляют жён «скрести лобок бритвой до крови»? Почему-то никто не написал в рецензии на «Красного Хутухту» или «Вакидзаси», что автор — садонекрофил (его «положительные» героини выморочны и не похожи на живых женщин) или эфебофил. И действительно — такое клеймение находится по ту сторону литературы.

А вот сам зоил — такому любителю архаики, как Кузьменков, вероятно, понравилось бы это определение, — давно уже вышел за пределы непосредственно литературы и занимается литературными сплетнями. Это многих славный путь, увлекался подобным и покойный Виктор Топоров: кто с кем знакомился, кто откуда брал деньги, у кого какая ориентация — обо всём глава «Нацбеста» вещал со всех возможных трибун, от «Фонтанки» и «Известий» до страницы на фейсбуке, «называя вещи своими именами», но, как правило, невпопад. 

В последние годы уровень кузьменковских обзоров снизился. Если в рубрике журнала «Урал» «Чёрная метка» зоил иногда писал что-то остроумное и даже небезынтересное, то сейчас вместо книг неугодного автора обсуждает… записи в его Живом Журнале десятилетней, а то и пятнадцатилетней давности. Так, в рецензии на книгу Олега Зоберна о Христе («Новый завет без изъяна», «Камертон», №110/2018) он зачем-то упоминает мой пост из ЖЖ, который не входит ни в одну из моих книг:  «Христос образца 2008 года у Георгиевской — пьянь, люмпен, любитель тупо хохмить. Слепила из того, что было, ага. Опять-таки сами понимаете: феминистке с нетрадиционной ориентацией иного не дано — все мужики козлы!»

Мне с трудом удалось вспомнить, что Кузьменков имеет в виду — потому что текст этот на самом деле ещё и не 2008 года. Понимаю, что иронические посты в соцсетях читать проще, чем книги, но, во-первых, лёгкая дислексия свойственна тем самым необразованным массам, которые гневно разоблачает Кузьменков, и странно наблюдать её у самого зоила, а во-вторых, какой смысл цитировать соцсети и черновики в статье о вышедших книгах другого автора?  Любопытно и другое: для типичного обывателя все люди с женскими паспортами, принадлежащие к ЛГБТ, обязательно лесбиянки, а феминистки — непременно цисгендерные женщины, ненавидящие всех мужчин. Как говорят в тех же соцсетях, квадратно-гнездовое мышление. Таким образом, я, небинарная персона, состоящая в отношениях с мужчиной, оказываюсь лесбиянкой-мужененавистницей, потому что «а разве бывает иначе»?

Что г-н сочинитель (так Александр Александрович называет неугодных авторов) презирает феминисток, мы уже поняли, однако душа его широка, и он не признаёт пишущих женщин в целом. Кузьменков смотрит на них сквозь линзу гендера и видит, например, что «критикессы наши, как подобает девочкам, сделаны из пирожных и сластей всевозможных» («Алиса из Зазеркалья», Литературная газета, №146/2014) — типичный патриархальный приём, инфантилизация женщины с целью принизить её  компетентность. Александра Николаенко, по его мнению, создаёт «непролазный артхаус», интересный только ей самой и двум-трём рецензентам («Нацбест-2017: в поисках неведомых достоинств», «Камертон», №92/2017). Поневоле задумаешься: я и мои знакомые, получается, те самые двое-трое рецензентов, хотя не публиковали текстов о ней? В финале обзора зоил имитирует истерику: «Я авторессу нет, не презираю, — я просто знаться с нею не хочу. Сейчас куда подальше зашвырну, чтоб впредь ее, манерную, не видеть, тоскливую и нудную притом. В топку!»

Такое же отвращение у него вызывает Лена Элтанг, которая наделяется поразительной характеристикой: «продукт гомосексуальной связи двух литературных персонажей» («Готовьте бутерброд с горчицей» в цикле «Уроки чтения»). Всё связанное с гомосексуальностью в глазах Кузьменкова чудовищно. На первый взгляд, мужчин-писателей он костерит точно так же, однако нет. Женская физиология, по его мнению, строжайшее табу, а писательница любого возраста — «пишбарышня» (снова инфантилизация женщин как уничижительная тактика): «…пишбарышни поднимали нашу словесность с колен, чтобы поставить ее раком. Одесский журналист Наталия Резанова назвала российскую женскую прозу репортажем из гинекологического кресла — право слово, очень ласковый эвфемизм» («Дневник Наташи Палмер», «Камертон», №108/2018).

Подкрепить мизогинное рассуждение цитатой из заметки «правильной», то есть мизогинной женщины — тоже классический приём сексистов. А мужчины-авторы, конечно же, никакой эротической прозы не писали, то есть, разумеется, писали, но пнуть надо в первую очередь женщин, а не собратьев по гендеру. «…наши пишбарышни, — сообщает зоил, — умеют готовить лишь одно блюдо. Исходные ингредиенты могут быть любыми — интеллектуальная проза, как у Матвеевой, квир, как у Ануфриевой, или новый реализм, как у Козловой, — но на выходе неизменно получается дамский роман» («Полёт над гнездом Аннушки», «Урал», №2/2017). Мужчины «просто графоманы», но о них зоил не скажет: «Наши пишкавалеры, как подобает настоящим мачо, готовить не умеют, и у них получается лишь одно блюдо — боевик с элементами порнографии». 

Строго говоря, дамским Кузьменков нередко называет либо профеминистский, либо мизандрический роман — схема последнего, в отличие от феминистской литературы, предлагает не деконструкцию патриархата, а лишь выплеск эмоций, подразумевая, что героиня будет приспосабливаться к миру, не пытаясь его изменить. Никаких мускулистых красавцев, спасающих деву из беды, дабы познать на ложе из тюльпанов (желательно после свадьбы), в ненавистной зоилу литературе нет, но его это не останавливает. Таким образом, автор пытается маргинализировать, приписать к бульварному жанру любую женскую литературу, не укладывающуюся в ультрапатриархальные рамки.

А самое страшное — «пишбарышень» публикуют и присуждают им премии. Кузьменков же давно оставил художественную литературу и сосредоточился на зоильстве. Может быть, стоит вернуться к повестям и романам и написать наконец-то книгу, которую оценит жюри премии Андрея Белого (одну из лауреаток оной, Юлию Кокошко, Кузьменков совершенно не выносит — ну так разве это не повод добиться и превзойти?).  

Г-н сочинитель постоянно упрекает современников в узости кругозора и нехватке знаний, но сам демонстрирует и то и другое с такой наивной прямолинейностью, что у многих опускаются руки. Есть мнение, что на все эти фельетоны лучше не обращать внимания. Собственно, мы и не обращали — до поры до времени, пока любители памфлетиста не повырастали то здесь, то там, как грибы. Их можно встретить везде, даже в тредах у известных литераторов, подчищающих ленту от разных ядовитых персонажей. Кузьменков энергичен и развил немалую активность, а читающим зевакам нужен новый Топоров, потому что они не понимают Скидана или Гулина, — и вот результат. Возможно, не одна закомплексованная молоденькая провинциалка под его влиянием откажется от литературы. У неё ведь нет за спиной родителей-писателей и покровителей-писателей, которые объяснят, что дядя пишет неправду. 

Год назад в интервью журналу «Газпром» Кузьменков заявил, что русская литература чудовищно непрофессиональна (источник). Уж не проекция ли это? Или зоил, обрадованный валом публикаций, решил, что теперь может менять ландшафт и крушить репутации?

Но литературная критика — не вымещение обид на посторонних людях и не трамвайное брюзжанье, Александр Александрович. Возвращайтесь домой, вы не туда забрели. А то, чего доброго, начнёте разбирать фейсбучные посты писателей вроде «встал, умылся, пошёл в магазин» и пропагандировать теорию плоской земли. Это из той же категории, что природная неспособность женщин заниматься литературой.