Выпуск №3

Автор: Елена Чугунова-Полсон

 
Август 2015

 
Кромер: tutti quanti (начало)

Контролер в поезде сообщением Кембридж-Норидж вошел в вагон и бодро поприветствовал пассажиров — Happy Lazy Afternoon! — а когда его машинка для проверки билетов защелкала над моим ухом, я подняла глаза и увидела, что контролер как две капли воды похож на дяденьку с вилами и женой с картины American Gothic Гранта Вуда. Контролер улыбнулся, продырявил наши билеты изящным жестом, а я на секунду представила, как из другого конца вагона вдруг появится его жена-чикагская фермерша и, поджав губы, укоризненно загонит его обратно в картину. Lazy Afternoon? — как бы не так. Шагом марш в подозрительную вечность.

 
Кромер: tutti quanti (часть 1)

Ехали из Нориджа до Кромера в поезде всего-то из двух вагонов, полных торжественных подростков, их родителей в ветровках и нескольких венгерских (?) пожилых людей. Венгерская пожилая дама, сидевшая позади нас, сосредоточенно говорила по телефону и часто повторяла слово, звучавшее как «Воробьянь!» — что-то среднее между чурилинской «Тяпкатанью» и повелительной формой глагола. Железнодорожная колея была такой узкой, что казалась: мы едем в зеленой расселине, и ветки хлестали по окнам, а за ними проносились крошечные деревушки и микроскопические города, а в одном из них, Роксаме, будто из сна выскочил, пыхтя сизым дымом, викторианский паровоз.

 
Кромер: tutti quanti (часть 2)

Северное море в Кромере сизое. А еще оно переливается лиловым под бледным солнцем, и ест прибрежную гальку, и шипит, и отваливает низкую волну, за которой охотятся перепачканные фиш’н’чипс закаленные британские дети.
Чайки в Кромере тоже сизые, в коричневую мелкую крапинку, и в общем кажется, что они сделаны из того же пятнистого флинта, что и все местные дома, и церкви, и даже парапет главной набережной.
Кромер — настоящий британский курортный город в том смысле, что погода здесь не имеет ровным счётом никакого значения: она перманентно-дождливая и хмурая, и это правильно — Северному морю негоже растапливаться в жару.
Дождь тут — такой же непеременный атрибут окрестного пейзажа, как и многочисленные забегаловки, в которых краб — и первое, и второе, и компот, а если хочешь, то бери пластиковое ведро в веселенький цветочек и лови крабов сам. Этим здесь все и заняты — дети, молодежь, люди среднего возраста и старики таскают грязные, пахнущие тиной ведерки, а в них обреченно шевелятся крабы, которых то ли приготовят, то ли выпустят обратно — поди пойми. Так и ходят с этой ношей по витиеватым улицам, поедая на ходу пончики в сахаре, ванильное мороженое и жареную картошку с рыбой, завернутые в промасленную бумагу.
А еще в Кромере на углу улицы с детскими аттракционами и tea rooms — неказистый книжный магазин с вечным названием Bookworms, и здесь за три с половиной фунта можно купить отличное издание Китса 1910 года.
Хороший курорт город Кромер. Завтра надо идти на маяк.

Пересмотрела сейчас кромерские фото и подумала вдруг, что побережье Северного моря, а также сам Кромер и его холмистые окрестности были бы идеальными декорациями к «Розе и Кресту».
Гаэтан: А где был город Кэр-Ис?
Рыбак: Да, говорят, здесь неподалеку. Видишь ту кучу камней на берегу?
Гаэтан: Вижу. Впереди — лев, потом — конь…
Рыбак: Никакого там нет коня, а просто — камни, и в камнях — заводь. Туда летом заплывают самые жирные крабы. Вот там, говорят, и ходит каждый сочельник святой Гвеннолэ.
…И крабы.

 
Кромер: tutti quanti (часть 3)

Всем хорош Кромер, кроме одного: здесь практически отсутствует мобильная связь и вай-фай. Впервые что-то неладное заподозрила вчера, привычно вынув телефон из кармана, чтоб проверить почту: вверху экрана красовалась грустная буква «е», которая не сулила ничего хорошего. Удивилась, отложила телефон на время, но ни через час, ни через два ничего не изменилось. Конопатый мальчишка-продавец пончиков на пирсе смущенно сказал, что связь, вообще-то, бывает (и неплохая, в принципе, связь!), но только на вокзале «и, может быть, еще в церкви, но там я не проверял». Я приуныла: рука основательно срослась с блекберри, а что может быть хуже мгновенного и резкого отказа от вредной привычки. В книжном магазине, однако ж, зацепила какой-то шальной сигнал, который порадовал минут пять и сгинул так же внезапно, как и появился.
Зато в семейном отеле все было еще веселее: хозяева (судя по говору, люди откуда-то из Линкольншира: выкупили отель год назад и теперь ведут дела в Кромере) только-только провели здесь оптико-волоконный интернет, и вай-фай, как ожидалось, должен был быть повсюду. Не тут-то было. Вай-фай и есть везде — в гостиной, в столовой, в прихожей отеля — но только не в нашей комнате. Лучше и быстрее всего вай-фай работает, если сидеть на лестнице под самой крышей, на которую ведет стеклянная дверь. Отсюда и пишу.
Кромер как будто говорит: бросай все, займись морем и маяком. Придется.

 
Кромер: tutti quanti (часть 4) — на маяк

Вернулись из похода на маяк. Он совсем такой же, как у Вульф, длинная белая башня с пристроенным рядом домом — живет ли там смотритель, или дом пустует, выяснить не удалось. Маяк уже давно не нуждается в людях: на самом верху башни сквозь толстое стекло видно, как вращается вокруг своей оси мощный светильник, который поминутно освещает окно, а вечером свет маяка падает и на море, и на Кромер, и на городок Оверстренд, где живут, в основном, рыбаки.
На маяк нужно идти через посадки маслин и поля для гольфа: на них работают люди, стригут траву — особенно аккуратно возле лунок. Если отойти чуть подальше от поля и встать на обрыве холма, уходящего в море, то можно заметить, что трава пострижена в форме старого дискового телефона.
Дорога к марку заросла дикой ежевикой, и пока доберешься до цели, съешь примерно килограмм или десять — сколько влезет.
Дождь очень быстро перестаешь замечать, и вскоре уже начинает казаться, что жить в Кромере без дождя неправильно. Местные жители, впрочем, это знают и так.

 
Кромер: tutti quanti (часть 5)

Кромер — место сюрреалистическое. Вчера вечером прогуливались по пирсу, освещенному фонарями, смотрели на черное море, которое с востока освещалось сполохами маяка, плотно завернулись в ветровки (мелкий дождь зачастил и превратился в потоп), как вдруг из маленького кафе на окраине выпорхнуло несколько девочек в красивых разноцветных летних платьях, за ними следом выбежала какая-то женщина (воспитательница?) с охапкой флажков, и они понеслись по доскам пирса, что-то крича и размахивая руками. Праздник, понятное дело, продолжается.

 
Кромер: tutti quanti (часть 6)

Кромер — рай для собак. Утром и вечером по пляжу, устланному красными водорослями, прогуливаются хозяева со своими питомцами самых разных расцветок, пород и уровней загрязнения. Собаки набегают на волну, плещутся в воде, рычат на крабов в пластиковых ведрах — в общем, дел у них много. На каждом здешнем пабе и кафешке вывеска «Dog friendly», и владельцы аккуратно пропускают косматых и гладкошерстных любимцев внутрь первыми. Собаки ведут себя миролюбиво и спокойно, практически не лают.
Ночью, когда Кромер освещается маяком, фонарями на пирсе и красными огнями ветряных мельниц (они в море, и их едва видно с берега), все меняется. Собаки надевают дождевики North Face, выходят из домов, коротко здороваясь друг с другом, совершают променад по набережной перед викторианским Отелем де Пари, покупают своим щенкам ванильное мороженое и горячие пончики в сахарной пудре, в потом аккуратно ведут на длинных поводках своих хозяев к морю — играть и купаться.

 
Кромер: tutti quanti (часть 7) Шерингем и паровозы

В Кромере распогодилось, вовсю светит солнце, море сверкает, но город выглядит странно: привычно видеть его в дожде и тумане. Попробуем сегодня добраться пешком по берегу до Шерингема, маленького городка западнее Кромера, в котором ходят паровозы.

               ***
Шерингем меньше Кромера, и здесь на пляже не только ловят крабов, но и купаются.

               ***
Мы сделали это: едем на паровозе по побережью. Ура!

 
Кромер: tutti quanti (часть 8)

Еще вчера мы решили: если погода будет чуть менее дождливой, чем в предыдущие дни, отправимся из Кромера на запад, в Шерингем. Утро не обмануло: впервые за два дня было солнечно и тепло, и мы вышли в путь — пешком по берегу и пляжам.Берег Кромера неоднороден: отлив обнажает светло-рыжую песчаную отмель с редкими пока еще водорослями (красными на востоке и зелеными на севере), и чем ближе к невысоким холмам, на которых расположен город, тем крупнее и темнее галька — в основном все тот же норфолкский флинт.
Часто на кромерской песчаной косе, тянущейся на многие километры, можно увидеть rock pools — естественные нагромождения камней, которые, углубляясь в песок, создают что-то вроде естественных водоемов, в которых кишит жизнь — улитки, всегдашние крабы (в основном, мальки, застрявшие на берегу), еще какое-то зверье — и вокруг них деловито бродят люди в ветровках и с голыми ногами, и всматриваются в камни, и осторожно трогают палками эти флинтовые бассейны, взбаламучивая живность.
Дорога по берегу до Шерингема занимает около часа — мили четыре, не больше, и она прекрасна: после отлива пляжи кажутся пустынными, хотя это обманчивое впечатление — людей довольно много, просто они бредут на приличном расстоянии друг от друга. К нам часто подбегали собаки: одна, черная, лоснящаяся, похожая на ласку, звала в воду играть, и мы уже было побежали за ней, но вовремя вернулись к привычному маршруту, а собака еще долго бежала за нами, виляя толстым хвостом.
Шерингем встретил жарой и купальщиками: они ныряли в черных костюмах так далеко от берега, что стали почти невидимыми.
Шерингем меньше Кромера, и в нем так же бессмысленно натянуты через узкие улицы разноцветные флажки, и люди ходят с крабовыми ведерками, но здесь есть важное: викторианская железнодорожная станция, с которой отправляются в городишко Холт настоящие старинные паровозы. Билет на двоих стоит недешево, 24 фунта в обе стороны, и всего-то за получасовое путешествие, но ведь это не простая поездка, так что жалеть не приходится.
Паровоз громыхая подкатывает к станции, из трубы валит серый дым. Вагоны внутри отделаны каким-то светлым деревом, окна широкие и без привычных стальных перемычек. Когда паровоз отходит от станции, вагон начинает плавно покачиваться; вкусно пахнет углем, а синее море с лиловой полосой на горизонте заволакивает сероватый пар, который постепенно рассеивается. Поездка длится всего полчаса и столько же обратно, и это жаль, ужасно жаль — хорошо бы так ехать часами и бесцельно смотреть на проплывающее мимо море.

 
Кромер: tutti quanti (часть 9, окончание)

Перед отъездом побывали в местном краеведческом музее, который располагается в трех старинных кирпичных рыбацких домиках. Оказывается, у кромерского залива еще двести лет назад репутация была сильно так себе: его называли «дьявольской глоткой». Расцвет Кромера пришелся на конец викторианской эпохи, когда корреспондент Дейли Телеграф Клемент Скотт посетил эти места и называл их «Маковым Краем» (Poppyland): все холмы были сплошь покрыты дикими алыми маками, самыми крупными в Норфолке. Именно Скотт придумал называть один из высоких утесов, близких к маяку, Садом Снов. Здесь же в 1883 г. несколько месяцев жил Суинберн, и, вероятно, часть его печальных сонетов тоже была написана тут.
В общем, уезжать отсюда не хочется, хоть я и соскучилась по дому. В Кромер надо возвращаться.

 
 
Август 2018

 
Сегодня, в шестую годовщину моего прибытия в Англию, мы уезжаем к морю, в Кромер, и это прекрасно.

 
Кромерские tutti quanti: ч.1

Мысль поехать на шестую годовщину моего переезда в Англию на норфолкское побережье зрела у нас давно: неприметный курортный городишко Кромер три года назад стал вдруг по-настоящему близок и дорог — с его неизменными викторианскими домиками, terraced houses, теснящимися на крутом склоне, от которых ведет к пляжу не очень крутая лесенка, а сразу за ней — пирс, с него ловят в разноцветные пластиковые ведерки крабов (нехитрую оснастку можно купить здесь же), едят фиш´н´чипс, мороженое и сахарную вату, а еще горячие липкие пончики божественного вкуса, идут в театр на клоунов и красивых девчонок в варьете, а потом, когда стемнеет, долго всматриваются в темно-синюю даль, периодически освещаемую полосой маяка, и зябко поводят плечами.
Кромер — английский и северный норфолкский раек, да что там, вся Англия в миниатюре: в старый поезд из Нориджа (всего-то три вагона), идущий через Кромер до следующего крошечного городка, Шерингема (там стимпанкерский рай с паровозами), набиваются люди с рюкзаками и сумками на колесах — пожилые и молодые, дети и подростки, и все смотрят в окно с ленивым любопытством, жуют свои сэндвичи и Корниш пэсти, а потом оживляются, когда видят на пригорке церковь из флинта: приехали.
В Кромере долго идешь к маленькому своему отелю через улицы и улочки, и у всех во дворах поспели яблоки, ты набираешь падалицу с земли и складываешь в карман чемодана — яблоки упоительно пахнут поздним летом, и вот поворот на Генри Блогг Стрит (названная по имени героя-спасателя на водах), а дальше — любимое, незабываемое, серо-синее море с бледными над ними облаками, отрада Суинберна и твоя, и все здесь твое, родное, вот уже шесть лет.
Люблю.

 
Кромерские tutti quanti: ч.2 (Кромер — краб)

Вечером долго шатались по побережью, ничем не заинтересовав жирных чаек — те отлетали с презрительным клекотом; решили, наконец, поужинать, и не тут-то было: середина августа, все занято такими же праздношатающимися, как и мы сами, успевшими на мгновение раньше. Меню везде — крабовый салат, краб-термидор, крабовый суп, крабовое карри, тайское с кокосовым молоком и индийское с кориандром, крабовые шарики в белых сухарях, а что не краб, то и вовсе лобстер. В голове стоит легкое клацание клешней — краб голоду не помощник, так бы и ухватил за ногу, выхватывая со свистом сладкий крабовый сок, да где там!.. Занято, везде занято. В воздухе повис густой крабий дух, и охватывает отчаянье: а ну как остаться без краба в праздник?..
Нашли: ресторан в нашем отеле. Тускло-алые стены с тисненым золотом, старые плюшевые кресла, сладкое немецкое вино (преступление перед изысканным вкусом), и краб-термидор, и крабовое лингуини. Недаром Дефо написал о Кромере: место-де опасное, в бухте могут разбиться корабли и шхуны, зато местные лобстеры! За них можно все простить.
Принесли мороженое «чорный лес», и оно — с шоколадом и крюшонной вишнею — тоже было каким-то крабовым.
Кромер крабов: Кромер — краб.

 
Кромерские tutti quanti: ч.3 (Оверстранд/Оверстренд)

Всё-таки удивительно, как может радовать какая-нибудь мелочь: ровно за день до нашего приезда в Кромер здесь закончился кромерский ежегодный карнавал и фестиваль огней, когда город под завязку набит туристами, на улицах не протолкнуться и все пляшут и поют. Какое счастье, что все завершилось без нас, и быстроногие шумные туристы уехали и позабыли обо всем в ту самую минуту, как покинули Кромер, и мы вернулись хоть и не в пустое, но заметно притихшее место, приморскую лень которого оживляют только маленькие дети, перепачканные песком и мороженым, и собаки всех пород, размеров и расцветок, известных природе.
Прекрасная скука кромерского пляжа расслабляет, и долгая, в несколько часов, прогулка вдоль берега в сторону Оверстранда — ещё одного крошечного городка, прилепившегося к меловым холмам в направлении, противоположном шерингемскому, — запоминается каждой пленительной деталью: кто-то неумело серфит на доске по волнам, там запускают разноцветного змея, с которым соревнуются в скорости гогочущие чайки, кто-то выкладывает из камней крепость, и ее омывает набегающая сизо-жемчужная пена, и нет этому конца.
Оверстранд вызвал в памяти прошлый наш поход туда под проливным дождем: крошечное кафе прямо на отвесе скалы так и осталось на прежнем месте, но внутри все по-другому, и на стене висят часы в виде весёлой собачьей морды с ходиками-обглоданной костью, а за пару фунтов тебе нальют жбан отличного экспрессо и дадут к нему внушительный кусок шоколадно-апельсинового кейка (какие ещё калории? вам же в обратный путь, а в море можно разглядеть морских котиков, и они все sea doggos), а потом нужно идти по холмам так, чтобы внизу простиралось жемчужное море, а справа играли в гольф заносчивые спортивные люди в белоснежной одежде, а за ними просверкивал в твою сторону маяк.

 
Кромерские tutti quanti: ч.4 (Фелбригг Холл)

“Felbrigg, with my father’s eccentric uncle living a hermit’s life, was a place of mystery.”
После ланча отправились сегодня на юг, в Фелбригг Холл — поместье в трёх милях от Кромера: вначале шли мимо нарядных украшенных флинтом домиков, мимо кемпинга со старомодными туристическими палатками, мимо викторианских tea rooms и городского клуба, потом дорога запетляла в полях свежеубранного силоса и сахарной свеклы с ярко-алыми маками-сорняками по краям (Кромер — маковая родина). Добрели и до фермерских пастбищ, и то, что я вначале приняла в резкой летней тени за серо-бежевую холстину, свернутую небрежным клубком около забора, оказалось молодой грязной овцой: я ахнула, а она подняла голову и посмотрела на меня с испугом, не переставая, впрочем, жевать свою травяную жвачку. Из тени взбрыкнуло еще несколько таких же овцеголовых, с собачьими розовыми носами, и только замелькали в траве копытца и задницы в спутанной шерсти — все удрали. Мы засмеялись и пошли дальше.
Угодья Фелбригг Холла начинаются сразу же за фермерскими и уходят куда-то за горизонт: у норфолкских владельцев поместья Уиндомов всего было вдоволь — сказалась близость к Генриху Восьмому (один из прото-Уиндомов был у него счетоводом). На фронтоне якобитского здания — надпись “Gloria Deo in Excelsis”, а внутри — регентство и георгианские фамильные портреты (есть и кисти Рейнольдса: коллекция в поместье отменно-хороша), на них Уиндомы начала 19 в. — прекрасная супруга и супруг и отвергнутый ими за физическое несовершенство сын. Уиндом-младший страдал карликовостью и, судя по всему, душевным расстройством, за что был отселен в дальнюю часть дома, чтобы не донимать родителей; умер в 23 года, успев жениться на безродной красавице, которая его не выносила на дух, а после его смерти разорила поместье — ну как тут не вписаться в ранневикторианский готический канон.
В поместье традиционная огромная библиотека (самые ранние рукописные книги относятся к началу 15 в.), коллекция фарфора и великолепный реликварий с золотыми черепами в духе Челлини — полный восторг и отрада моему Мортишьему сердцу. И, конечно, витражи — библейские и бытовые, они преломляли сегодняшний яркий августовский свет, раскрашивая комнаты во все цвета радуги.

 
Кромерские tutti quanti: ч.5 (Шерингем)

Итак, мы повторили наше трехлетней давности путешествие из Кромера на запад, в городишко Шерингем, по береговой косе. Путь занял три с небольшим часа и составил примерно шесть с половиной километров, или где-то четыре мили: шли по песчаной отмели, которая была полна флинтовой галькой, то мелкой, то крупной — в ней застряли и таяли выброшенные на берег во время прилива темные водоросли. Шли мимо старых бревенчатых волнорезов, которые усиливали шум моря вдесятеро: на их почерневших верхушках отдыхали чайки. Людей везде было много: дорогие мои британцы, дети и взрослые, купаются в прохладной (и, кстати, чистой) воде, радуясь теплу — сильная жара хоть и спала, но солнце все же греет вполне по-летнему, — бродят по пляжам, собирая мелких крабов, или просто бесцельно шатаются по прекрасным ландшафтам с собаками, и у них всех, включая псов, неизменно приветливо-рассеянное выражение на лице, которое мне ужасно нравится.
В районе пляжа близ деревушки Вест Рантон (ровно на середине пути) были подвергнуты внезапной атаке со стороны двух крупных и лохматых ребят: изгвазданные по уши в песке, они с радостным лаем нас приветствовали, облизали руки и как по команде засунули рыжие шерстяные носы в кулек со снедью (сыр, две ржаные булки, яблоки), вмиг его разорвали с почти человеческим «омномном», когда все же были остановлены хозяйкой, пристыжены и отогнаны на безопасное расстояние. Хозяйка виновато извинялась — жрут все, что не приколочено, пытаюсь воспитывать, но выходит с переменным успехом, как видите. Мы от души простили (но еду убрали от греха подальше в рюкзак).
Шерингем, как и три года назад, встретил нас отличной погодой: здесь нет длинного пирса, вместо него променад — узкая главная улица у самого моря, заставленная пабами, кофейнями, кафешками и просто столами и стульями, буде вы решите отдохнуть и глядеть вдаль, за морской горизонт. Никакой громкой музыки, только детские вопли и ленивые разговоры взрослых под редкий собачий лай.
В Шерингеме увидела в витрине тряпичную куклу-пирата и поняла, что без нее не уйду: хозяйка игрушечной лавки, веселая болтушка, сказала, что, очевидно, это был знак и кукла моя.
Обратно вернулись на старом поезде, и было странно, что дорога заняла каких-то десять, что ли, минут.
У памяти свои расстояния.

 
Кромерские tutti quanti: ч.6 (Browne’s Tea Room)

Наши ланчи в Кромере достойны отдельного упоминания: каждый новый поход — настоящий, без дураков, английский курортный экспириенс. Вот и в Browne’s Tea Room вышло так же: накрахмаленные скатерки, крошечные комнаты, в которых за тесно поставленными столиками сидят и степенно обедают чистенькие старики и старушки, нехитрое, но вкусное меню — вечные сэндвичи, салат с крабом, томатный суп, а на сладкое пудинг или сконы со сливками и джемом. Все это стало уже по-настоящему родным.

 
Кромерские tutti quanti: ч.7 (пляжный день)

“Cromer in its full glory”
Сегодня почти весь день провели у моря: брели вдоль берега на восток, к Оверстренду, но на холмы не поднимались, заходили в воду по щиколотку, а потом сидели на нагретом за день горячем песке. Взяли с собой книги, но они как-то сами вывалились из рук, и мы оба застыли в полудреме и бесцельно смотрели на волны. Одно из самых драгоценных ощущений — вот эта ласковая дремотная летняя скука у воды, которая длится и успокаивает, и почему-то надолго врезается в память.
Из щемяще-грустного: закрылся наш любимый букинистический на Cliff Road, в котором купили три года назад роскошное эдвардианское издание Китса за три фунта у царственно-равнодушного хозяина лавки; нет больше и того самого отделения банка Barclays, где мы ухитрились-таки словить вай-фай и жадно серфили в телефонах, несчастные аддикты, в тени здания на углу (барклаевский вай-фай после этого неизменно находился сам во всех отделениях банка в каждом английском городе, который мы посещали). И вообще, удивительно, как воспоминания о том, первом кромерском визите накладываются на свежие и образуют свой собственный палимпсест.

 
Кромерские tutti quanti: ч.8 (отбытие)

Время собираться домой.

               ***
East and north a waste of waters, south and west
Lonelier lands than dreams in sleep would feign to be,
When the soul goes forth on travel, and is prest
Round and compassed in with clouds that flash and flee.
Dells without a streamlet, downs without a tree,
Cirques of hollow cliff that crumble, give their guest
Little hope, till hard at hand he pause, to see
Where the small town smiles, a warm still sea-side nest.
Many a lone long mile, by many a headland’s crest,
Down by many a garden dear to bird and bee,
Up by many a sea-down’s bare and breezy breast,
Winds the sandy strait of road where flowers run free.
Here along the deep steep lanes by field and lea
Knights have carolled, pilgrims chanted, on their quest,
Haply, ere a roof rose toward the bleak strand’s lee,
Where the small town smiles, a warm still sea-side nest. ©

 
Кромерские tutti quanti: ч.9 (постскриптум-1)

Когда возвращались из Фелбригг Холла, уже на подступах к Кромеру (до центральной Черч Стрит оставалось каких-то полкилометра) увидели флинтовый Кромер Холл, в котором, как нам показалось, царило запустение. Уже по приезде домой я случайно выяснила, что, помимо Суинберна, Гаскелл, Дефо и Уайльда, в Кромер приезжал Конан Дойл (я как-то выпустила это из внимания), и в числе других мест он посещал и Кромер Холл. По легенде, как раз там у него и возник замысел «Собаки Баскервилей».
Дело было так.
После возвращения в 1901 г. из Южной Африки Конан Дойл расхворался (он подхватил южноафриканскую лихорадку — не фунт изюму, что и говорить), и чтобы окончательно выздороветь, решил провести летние каникулы в северном Норфолке — поиграть в гольф и развеяться. В Кромер Конан Дойл приехал в компании своего приятеля, журналиста Бертрама Флетчера Робинсона, и остановились они в Ройял Линкс Отель (ныне снесенный) в центре города. Во время кромерского визита Конан Дойл и Робинсон были приглашены на обед к тогдашнему владельцу Кромер Холла, Бенджамину Бонду Каббеллу. Тогда же Каббелл поведал Конан Дойлу и Робинсону фамильное предание о своем предке, лорде Ричарде Каббелле, владельце поместья Бакфастли, убитом дьявольским псом. По легенде, лорд Ричард решил расправиться со своей супругой, уличив ее в неверности, и, охваченная ужасом, она бежала от него на дартмурские болота. Каббелл преследовал ее, настиг и ударил ножом, после чего на него напала собака убитой жены и перегрызла ему горло. С тех пор зловещий призрак адского пса бродил по Дартмуру, до смерти пугая местных жителей и преследуя всех наследников рода Каббелл.
Вне всяких сомнений, лорд Ричард Каббелл стал прототипом сэра Хьюго Баскервиля, ну а действие Конан Дойл перенес из Дартмура на девонширские болота.
Опять-таки, в соответствии с городской кромерской легендой, норфолкский возница Конан Дойля носил фамилию Баскервиль.
Все это, по-моему, вполне готично и здорово.

 
Кромерские tutti quanti: ч.10 (постскриптум-2)

Оказывается, я ошиблась, и любимый наш букинистический в Кромере никуда не делся: поразительно, сколько раз мы проходили по New Str. мимо него и не видели в упор, хотя вглядывались, и считали номера домов от пирса, и вспоминали, как сворачивали в этот розоватый от солнечного света, побеленный известкой закоулок. Ничем не объяснить. Ну, разве что, харт-крейновской забывчивостью, которая

…like a song
That, freed from beat and measure, wanders.
Forgetfulness is like a bird whose wings are reconciled,
Outspread and motionless, —
A bird that coasts the wind unwearyingly.

В последний наш день в Кромере заставили себя, наконец, уйти от моря вглубь города (хотя какая у него глубь: он весь вокруг англиканской церкви), уходили все дальше в узкие улицы, почти в них протискиваясь, забрели в книжный с вдвойне обязывающей вывеской «Старые книги; христианская литература» (ветшает ли экзегетика, вот в чем вопрос), и Л. вдруг спросил безо всякой, впрочем, надежды, а помните, здесь неподалеку был крошечный книжный секондхенд, не знаете, куда он переехал?.. Пожилые владельцы (он — на стороне старых книг, она — на христианской) озадачились: да никуда он не переехал, вроде, все там же, на месте, сразу же за фиш’н’чипс №1, неужели пропустили?
Мы удивились. Мы быстро с ними попрощались и потрусили в пропахший солью и крабами закоулок: вывеска “Bookworms” была на месте. Если и случаются во взрослой жизни моменты внезапной счастливой радости, то они бывают именно такими — посреди серого морского дня в неприметном норфолкском городе. Тот же полуподвальчик из двух комнатенок, притулившихся одна к другой как соты, тот же заносчиво-царственный хозяин, который читает там целыми днями (по радио играл Скарлатти; а может, это была трансляция прямиком из его головы), то же восхитительное старье и ветошь.
Купила томик Шелли (Оксфорд Юни пресс, 1940 год) за два с половиной фунта и «Пятнадцать поэтов» (и бутылка рома; Оксфорд, Кларендон пресс, 1940) за полтора.
Суинберна не было. Но в следующий наш приезд будет и Суинберн.
Как сказала нам продавщица из зеленной лавки, где мы нашли сыр и яблоки для нашего шерингемского путешествия: «Здесь ничего не меняется, и это правильно, и так и должно быть».

 
Кромерские tutti quanti: ч.11 (постскриптум-3)

И, конечно, тряпичная кукла-пират в витрине шерингемской лавки: она, вернее, он, выглядел так, будто Незнайка сбежал-таки из Солнечного города на шхуну к капитану Флинту (кто ж не любит хорошие мэшапы — я вот люблю).
Мы заскочили в магазин в последнюю минуту, но в том-то и прелесть всех этих крошечных приморских мест, что хозяйка не стала делать вежливо-скучное лицо — дамы и господа, приходите завтра, а сейчас, пожалуйста, проваливайте etc., — она искренне (ну, надеюсь) обрадовалась моему интересу и с удовольствием завернула куклу в хрустящую бумагу и перевязала лентой. Я смутилась и сказала, что, вообще-то, дарить ее не собираюсь, хочу оставить себе, а она ответила — ну так правильно, себе дарить — милое дело!.. На том и порешили.
В общем, посадила его (нарекла Билли Бонсом, раз уж так) к флорентийским принтам Пиноккио: пусть по ночам устраивают возлиянья с ромом, пляшут и поют, и пусть их боится сам Флинт, да.