Выпуск №3

Автор: Елена Фанайлова

 
Лисистрата пишет возлюбленному врагу

Не мать твоя, не мир
Не боевой кошмар
Люби меня, покуда я жива
И сердце разорвав
Мы встретимся в раю
Средь редких трав
Пока они в цвету
И честь свою поправ
И национальную мечту
Шути со мной, смеши
Меня до слез
И детские карандаши
Куда убрал
Куда меня увез
И коитус прервал
Огонь или мороз
Веревка и штурвал
Держи меня, держись
За руку и плечо
Я слишком умная, ты знал
И слишком я пиздлива горячо,
Как юный пионер,
И слишком холодна
Средь моря мер
И тонны лжи.
Но ты меня держи.
И будь со мной, когда уходит мой отец,
Но только далеко не уходи.
Среди людских сердец
Твоим бы заместила я свое,
Поскольку пепел там в моей груди
Ебошит изнутри
И бьется об нее
Тебе я доверял,
Когда в разведку шел
В глубокий тыл и дико ссал
Когда тебя терял
Я умственно отстал
И в танке погорел
Как мой мужской двойник
Из медицинских книг,
Рассказов матерей.
Поспи и поболей.
Заткнись и побелей.
Какая бедная страна,
Не мне бы горевать о ней.
Из многих кобелей
Ты всех милей.
Мы встретимся в аду
В заброшенном кафе
Там будет польский джаз
Я опоздаю как всегда
Чрез дождь в стекло войду
Ты сможешь покурить
Потом стакан вина
Нас разведут на злотые на раз
Но это все равно
На френч и галифе
И на погоны ангелов чумных
Я постараюсь вовсе не смотреть
Одни твои глаза
Зеленые до дна
И карие на треть
И чертова война
Гибридная война

 
три письма деловому партнеру

1. …в политике пиздец. Парад поездки крыш.
Война как норма. Флюс я полоскала содой.
Мой друг, я полагаю, что ты спишь,
Храпя, как мужикам положено природой.
Докладываю: я молюсь за мертвых пацанов.
Хожу в присутствие и все еще мозгами
Не еду, а могла бы.
Стираю и готовлю, как обычно бабы
В широтах наших реагируют на знамя наци и аншлюс:
Презреньем и игнором.
Иронически слежу за общим хором
Политических вилисс.
Копаю схрон, как мышь, ношу туда запасы
И гастарбайтером стою в ночи Ростовской трассы.
Ничто меня не выймет мира из.
Читаю хроники. Листаю сериалы.
И буквы, да и кадры, то черны, то алы.
Я думала о Вас. Я ехала домой.
хотела бы поменее решений
поменьше
чем раздел Польши
(частных размышлений)
Как этот мир не стал бы нам тюрьмой
Народов и последней битвой.
Как сумасшедший с бритвой,
Иду к Иакову во тьме
И тихо меркну от предельных вопрошаний
Дальше больше
Я не в своем естественном уме
Твой город так любим поэтами и вшами
Нацистами Второй, евреями и мертвыми поляками ее
Армянскими, австровенгерскими
Строителями храмов, театров, подземелий и убежищ
И прочими такими пацанами дерзкими
И призраками Красной армии уебищ
Их образами в частных зеркалах
Наемных комнат,
Пугающих моих чувствительных девиц.
И хорошо, что девки ничего потом не помнят:
Ни выраженья личных лиц
Ни тех, кто в Лимбе, ни предателей в котлах
Твой город полон, переполнен смертной жаждой, жатвой.
Смотрю, как вместе с флагами над ним полощется белье.
Мы, женщины, умеем все налаживать средь пепелищ и кладбищ.
Мы вечно лжем и не клянемся никакой мужскою клятвой.
Мы просто не даем вам, если сердце не мое.

2. Как сообщает нам польская эстрада
Через помехи железной завесы
Синего бархата:
Не уезжай из города, не выходи из сада.
Все поэты жиды, ну так и я пархата
Как героиня хроники, провинциальной пьесы.
Девочки все принцессы и жертвы патриархата.
Мальчики все уебища и Дон Жуаны
Путины или Трампы.
Не выходи из комнаты. Не чини своей старой лампы,
Лампы перегоревшей.
Ты увидишь меня чудовищно постаревщей
В сердце моем опознаешь и дыры, и штыковые раны
То, как из недра, ядра выплескиваются ведра
Магмы и лавы
Развоплощаются тонкие нити праны
В уголке боевой славы
Я не склонна считать, что мы правы
Все поэты жиды, так и я не лучше
Все философы были схоластики, и тебе досталось
Все телеведущие склоняются к нарциссизму
Окажи мне, любовь моя, довольно простую милость:
Не смотри на меня при свете дневного солнца
И при софитах оперы и экрана
Я и без тебя все вполне отчетливо вижу
Только не вполне понимаю, что на меня свалилось
И закладываю на этот случай вес походного ранца
В мире снова ничего не изменилось
Та же старая песня про принца и иностранца
Ветки растут, расцветают вишня сирень черешня
Я люблю этот сад, но думаю о нездешнем
Спи как ребенок, покуда парни идут на смерть
И приветствуют точно не Цезаря, а свободу.
Мертвую и живую воду
Проходи, как воин, князь, летописец, смерд.
И да, я думаю о Правобережной.
О том, что мир и беспределен, и широк,
И милосерден, и жестокосерд.
Одна Мария остается грозной нежной.

3. Как будто этот сад закрыт во тьме ветвями
Я все никак не разговариваю с Вами
Как будто цвет один лишь черно-белый
Гравюра XVIII века
В белой дымке тает
Мне Вас чудовищно, ужасно не хватает
Но не пижона и мальчишеского человека
А как примерно одного из предков
С которым был обмен крестами и кровями
Он был отличный поп и хуй веселый
Твой город все стоит молитвами и снами
Со всей своей брусчаткой
И фотографией прелестной, но нечеткой
Где мертвые с живыми, с довоенными перстнями
Браслетами на феерических запястьях
Сидят с вином под старою зеленой лампой
И делят кое-как кольцо всевластья
Я не хочу быть этой психопомпой
Но ей нечаянно являюсь
Смотрю, как ты там пишешь и читаешь
И словно город в белой дымке таешь
Как бабочка во льду
И кукла вуду.
Иди сквозь мертвую живую воду
Служи простому бедному народу,
Как было принято у древних королей.
Ты человек из мрамора. Я человек из стали.
На блокпостах, на пустырях, в дурных местах,
В госпиталях, в бюро, в тревоге и печали
И радости найдешь меня, и я тебя найду,
Как офицера, образа чьего чернее и белей
Старинные граверы Библий не верстали

###
Лисистрата опять за свое
Пристрели меня, капитан. От меня осталась кучка психического говна.
Темные времена. Не говорю, где моя страна.
Ложные ценности, спутанные стремена.
Вронский оставит Фру-фру на имперском плацу
Сгинет и сам в Сараево после полета Анны.
Я никогда не умру, но довольно-тки часто сцу.
Люди ведут себя как папарацци и обезьяны.
Снова дурные сны, сообщая в одной строке.
В них ты отказываешься разговаривать и одеваться.
Полоумные трупы врагов едва плывут по своей реке.
Клацает маятник времени, и от комментов и комиксов не оторваться.
Не лисенок чести грызет мне сердце, я думаю о хорьке
И братце его кроте
Истории, инкарнации зла, о расстрельной тройке
О человеческой нищете
И состояньи ума на предмет новогодней попойки
Люций, воздуха. В свете ночных поллюций
Лучше видится будущее безумца
В облачных ножнах лежала душа бойца.
Клацает пряжка военная на твоем ремне.
Здесь никому не сохранить лица.
И городской оркестр производит умца-
Умца, с трубачом, барабанщиком и горнистом в моем предпоследнем сне