проспект мира

Выпуск №4

Автор: Оксана Васякина

 
I

1
теперь мы живем по-другому
мы складываем в конверт деньги и у нас
получаются общие деньги
на которые раз в неделю мы покупаем много еды
мы идем в магазин Пятерочка
и очень важные ходим там со списком продуктов
мы покупаем яблоки фрукты мясо сосиски бананы
крупы сыр макароны
и сласти
очень много разного разного сладкого
вафли печенье глазированные сырки мармеладки в сахарных хрусталиках
чокопай ириски кис-кис и батончики рот-фронт и вафли со сгущенкой
а еще пельмени и даже иногда свежее мясо
и огурцы и помидоры и болгарскую брынзу
зеленое твердое манго с хвойным остреньким вкусом
и моного много много саладкого сладкого сладкого
у тебя есть целая полка и ты там хранишь свои сласти
мы ходим по магазину как очень взрослые женщины
и выбираем по акции разные важные вещи
ты сравниваешь – сколько будут стоить помидорки черри с пересчетом на килограммы
и сколько будут стоить сливовдные помидоры они дешевле
их больше и может быть их хватит до следующей недели а вдруг их хватит настолько
что в следующий четверг помидоров покупать не придется

2
а у кассы железный решетчатый короб полный
китайских игрушек
из нежного нежного нежного практически невесомого махрового материала
там зайцы единороги и еще котятки
у них у всех одинаковые
круглые мерцающие ободками глаза
они все на нас смотрят глазами
как будто пространством жалости
пространством смирения и безответной любви
ты купила такую игрушку еще когда мы жили в Кузьминках
смастерила для нее из коробочки от лукума и обрезков моей водолазки
укромную постель и бережно туда поселила
а теперь мы приходим в Пятерочку
и видим так много единорогов розовых розовых розовых
ослепительно мягких
как будто они тяжелое облако ностальгии и смертельной тоски
и ты опускаешься на колени перед этой горой ничейных игрушек
и запускаешь в нее свои руки
как будто их всех привечаешь
а потом каждую берешь и гладишь по голове
и стоишь на коленях пока
их всех не потрогаешь
пока им всем ты не скажешь кроткое теплое слово
я со стороны глажу твою голову
и терплю эту боль
мне больно

3
а потом мы идем вдоль рельсов с тучными сумками
и сеткой желтой израильской мытой картошки
мы идем и говорим о еде
как о том что никогда не сбудется с нами
идем в рассеяной пустоте как будто
наши тела очень тонкие девчачьи из бумажки вырезанные
и на ветру вот-вот разорвутся
и ветер ветер гуляет на Проспекте мира жестокий

4
а потом мы приходим
и медленно разбираем еду
а ты по одной упаковке складываешь свое сладкое
на полку
и медленно медленно любуешься сладким
а потом я жарю мясо и варю макароны и режу салат и вскрываю хлебный пакет
мы едим свой маленький гордый ужин
быстро быстро как будто
кто-то придет и отнимет нашу еду
а еще вспоминаем
как много дней назад
матери и бабки нам говорили –
ешь медленно с хлебом а то не наешься
ешь медленно не оставляй ни крошки
доедай все
а то будешь хватать куски и есть всухомятку
еще вспоминаем одежду которая только на выход
я помню свою белую блузку белую блузку с жабо
я ее носила пока рукава не стали по локоть
какую чистоту и опрятность она сохранила
и вспоминаю черные лаковые ботиночки
их нужно было протирать влажной тряпочкой
каждый раз когда возвращаешься с улицы
мы вспоминаем забытые вещи
а еще помним деньги на столовую три с половиной рубля
на пирожок с картошкой и сладкий смородиновый компот
все все все вспоминаем
и бесконечно очень быстро и жадно едим
свою бедную злую еду

5
а потом мы сидим и глядим друг на друга
как будто прощаемся навсегда в сытой тоске
и как будто прямо сейчас мы прощаемся и умираем
а за окнами протяжный черный вечер наступает
и мы в него выйдем когда
страшная сытость отступит
и мы выйдем и по улицам серым пойдем
в забытии
смотреть на темнеющий бедный город

 
II

и мы снова и снова живем в разрушенном доме
и еда наша земля и вода наша ржавый снег
ты говоришь духота и то что мы живем на земле
это как в грозном
когда вы вернулись в свой разрушенный людьми и войной дом
мы живем без дверей под мокрым растрескавшимся потолком
мы ходим за мороженным и газировкой
а еще я выхожу в сад и медленно долго курю
в ярких разъедающих сумерках
а еще сегодня у нас наконец появилась стиральная машина
и я выходила во двор с салатного цвета тазом
который мы нечаянно привезли из Кузьминок
и на серые волчьи веревки развешивала полотенца
и начался дождь и мы наспех как пьяные все собирали с веревок
и ты белье мне передавала в окно

и ты целуешь меня и смеешься
оправдываясь за свои поцелуи
и они вспыхивают на твоих губах
звездочными взрывчиками
а еще твои губы пахнут сладко сладко
халвой и шоколадом

а еще мы живем на земле окнами в сад
и рассадой на подоконнике
я хожу в темно-зеленой синтепоновой душегрейке
а ты как всегда ходишь голая
и пах твой темнеет на бесконечно белом мраморном теле

мы живем и ты замечаешь время
а я времени не замечаю
потому что не хочу ни времени ни движения ни боли
но мы разглядываем фотографии моей матери на Одноклассниках
и она там в специальной программе приделала свою голову
к телу стройной изысканной женщины у роскошного автомобиля
и к телу огненной женщины-бабочки
и я сквозь эти коллажи как будто лучше всего понимаю время
чем когда смотрю на деревья в саду
и разрушенную больницу сквозь черную решетку забора
мама скоро умрет и я это точно знаю
как знаю свою пухлую родинку на ноге
как знаю дорогу до ресторана Макдональдс
или как знаю сколько стоит книга и хлеб
и я знаю точно что мама скоро умрет
и смотрю смотрю ее фотографии
и слышу как она увядает

я как будто бы очень близко вижу ее страдания
и вижу как жизнь медленно медленно плавится
в ее тяжелых руках
в ее лысой седеющей голове
и в пресной усталой улыбке
и тогда я знаю про время когда смотрю на нее так близко
в другой южный выцветший город
и вижу как мама вытирает с щеки
влагу душную поймы
и как смотрит под козырек над водой
и я вижу ее как будто бы вот — вот могу прикоснуться
и тихо тихо жалеть ее за бесполезную трудную жизнь
жалеть ее прямо отсюда
из дома с окнами в свежий сочный дурманящий сад
жалеть ее бесконечно пока жизни не станет
пока жизнь не станет невидимой
в сером безвольном теле
материном и моем