28 сентября 2024 года проект «Артикуляция» провел круглый стол на тему «“У нас была прекрасная эпоха”: основные черты литературной жизни 2000-2010-х гг.». В обсуждении приняли участие: Евгений Никитин, Юрий Володарский, Оксана Братина, Валерий Шубинский, Евгения Вежлян, Виталий Лехциер, Татьяна Бонч-Осмоловская, Игорь Сид, Ольга Логош. Модерировала дискуссию Анна Голубкова.

В 2022 году жизнь в России кардинальным образом изменилась, поэтому мы можем уже говорить о первых двух десятилетиях XXI века как о состоявшемся литературном периоде. Каким он был? Действительно ли эта эпоха была такой «прекрасной»? О самых общих чертах русскоязычной литературы 2000-х — 2010-х годов как раз и шел разговор на нашем в круглом столе.

Для обсуждения были предложены примерные (и очень общие) вопросы:

1. Какие самые характерные черты двух десятилетий можно выделить?

2. Что происходило в поэзии? Основные направления, имена.

3. Что происходило в прозе? Основные направления, имена.

4. Проблемы и направления критической мысли этого периода.

5. Значимые институции этого периода: журналы, премии, сайты, проекты.

6. Можно ли выделить какие-то литературные группы?

7. Можем ли мы говорить о существовании литературных направлений в этот период?

8. Основные события литературной жизни этого периода.

 

В результате обсуждения были намечены следующие важные характеристики:

1) Очень большая централизация русскоязычной литературной жизни, наиболее заметная часть которой так или иначе сосредотачивалась в Москве и Петербурге.

2) Существование единого постсоветского литературного пространства, к которому также примыкала и литература диаспор.

3) Резкое противопоставление «высоколобой» и популярной литературы.

4) Постоянные споры о легитимности верлибра.

5) Важность личных литературных проектов, а не больших писательских организаций, которые в этот период отошли на третий-четвертый план.

6) Вообще важность именно личного начала в организации литературной жизни этого периода.

7) Появление социальных сетей и формирование в них новых моделей литературного взаимодействия.

8) Связь поэзии с философией и особенно теорией новых медиа.

9) Для 2010-х годов — важность политического высказывания, поиски возможности общего действия и литературного общения.

10) Реактуализация во второй половине 2010-х годов феминистской литературы и появление соответствующих проектов.

11) Появление школ литературного мастерства, где состоявшиеся писатели монетизируют ремесло, обучая начинающих авторов.

И так далее — вопрос по-прежнему открытый.

 

Реплика Евгения Никитина:

 

Литературные процессы изоморфны реальности. То есть они повторяют по структуре социально-политические процессы. В реальности происходила медленная и вшивая реконструкция Советского союза. Литературные проекты (в широком понимании) тоже являлись зачастую разного рода реконструкциями и были движимы ресентиментом разного типа. Были проекты, которые реконструировали советский литературный быт («толстые журналы», форум м.п. в Липках). Были проекты реконструкции ситуации неподцензурной поэзии и самиздата (Премия Белого*). Были проекты реконструкции эклектики 90-х годов и клуба «Поэзия» (Stella Art, Московское биеннале поэзии). Были проекты реконструкции «высокого модернизма» (ученики Таврова, Флаги, Кварта, здесь следовало упомянуть и «Новую камеру хранения»). Только малая часть проектов искали язык и формы бытования, адекватные существующей реальности — это проект феминистской поэзии по-русски и проект левой поэзии — «Транслит» (сюда следовало добавить «Воздух» и деколониальный «Цирк Олимп»).

Далее, важно посмотреть на схемы финансирования литературной жизни. Если оно существовало, то это были либо государственные деньги, либо деньги олигархов, которых крышевали чиновники. Задача лит. жизни была — создавать некий спектакль, вполне по Ги Дебору. Культурная жизнь (пусть неосознанно) занималась созданием фасада, за которым Россия выглядела менее уродливо и даже приемлемо для Европы. За этим фасадом происходила подготовка к войне.

Одновременно с этим происходила добровольная маргинализация литературы, эскапистские стратегии вместо организации политической борьбы. Таким образом литературная жизнь была зачастую соучастницей махинаций власти. Сами мы при этом не стремились к солидарности, раздувая внутренние дрязги и конкурируя за призрачный символический капитал, вместо организации сопротивления.

Главные поэты — те, которые поставили эпохе точный диагноз либо выработали новые поэтические языки. Первое — это Пуханов, Булатовский, Скидан, Фанайлова, Кирилл Медведев, Львовский, Родионов, Лида Юсупова, Галина Рымбу, Оксана Васякина. Второе — Гронас, Гришаев, Шваб, Степанова, Бородин, Евгения Риц, Полина Барскова, Герман Лукомников (постарше — Айзенберг, Гандельсман). Это не полный список, конечно, а те, кто сразу вспоминается.

В прозе главный сюжет литпроцесса эпохи — это одновременно конфликт и срастание рыночных механизмов с литературными. Премии и конкурсы искали не лучший текст, а тот, который можно было продать. Разумеется, находили некие компромиссные варианты: вроде как и текст чем-то интересен, и в то же время может выстрелить на широкий круг покупателей. Ни рыба, ни мясо. Премии обслуживали рынок, либо совершенно уж непрозрачные интересы заказчика — олигархического капитала. Происходила инсценировка литературных событий (Кирилл Медведев хорошо писал об этом) с целью продать книжку. Все это совершенно парализовало литературный процесс. Прозы практически не было, либо она была невидимой. В то же время существовала некая ниша для альтернативной прозы, но этой нишей занимались поэты, выбирая соответственно тексты, обладающие качествами поэзии (что тоже искажало картину). Достойные имена я назвал следующие: Марианна Гейде, Станислав Снытко и Гаричев, Линор Горалик, Алла Горбунова, Мария Степанова, Леонид Костюков. Данила Давыдов в короткой прозе. Сорокин, Пелевин, Шишкин и Иличевский. Быков недооценен и, возможно, следует его перечитать. Анатолий Гаврилов, Дмитрий Данилов, Денис Осокин, Виктор Иванив, Александр Ильянен (кого-то из них собирался назвать и не назвал). Самое интересное происходило в короткой прозе, широкому читателю вообще невидимой.

Критика занималась, в основном, обслуживанием цеховых интересов. Особенно это касается поэтической критики. Критика могла быть на острие общественной жизни, но вместо этого критики занимались производством рецензий на книжки своих друзей и знакомых. Существенной роли критика не сыграла. Критика выступала в роли чисто формального текстового сопровождения на раздаче воображаемого символического капитала. Что-то вроде свадебного генерала или тамады. Вспомним нелепую премию «Московский наблюдатель», которая вручалась за отчеты о лит. вечерах. Исключения: деятельность Айзенберга, Кукулина, Гулина, Оборина, Ларионова, Кузьмина, Дашевского, упомяну также Голубкову и Вежлян, список неполон (и не всех назвал в трансляции).

Институт кураторства тоже сводился к организации фуршетов, причем, как правило, на деньги самих авторов. Исключения — деятельность Д. Кузьмина и некоторых других.

 

*"Это был тот же самый конфликт — между духовными и организационными наследниками советской культуры и духовными и организационными наследниками независимой культуры. Реконструировать ничего не пришлось, потому что оно никуда не делось по существу. Чтобы что-то реконструировать, оно должно сперва исчезнуть. А ничего никуда не исчезало." (Дмитрий Кузьмин)

 

Опубликовано в фб-блоге Евгения Никитина.