Выпуск №10
Автор: Кужак
ТОМ ВТОРОЙ
ЖИЗНЬ ИНОГДА
1
Ровно, как в горле застрявший хлеб,
невидимы здесь слова. Высокое небо
не дает забыть, что гость –
временное неудобство оставить дом, сказать молитву
или накопленное за долгий срок пересчитать.
Рука первобытная ломает кость –
зуб луны перекусит человеческое
сопротивление предсказанного конца.
Руины, такая слабость после еды,
солнце на уровне
ее восхождения вверх, она не забудет
такой пустяк – подаренный ей оргазм.
2
Лишний пришел даром.
Оценил должников миром,
по нитке тянул жилы –
пел им под ребра жалом,
не стало жалко, но жар
не уютен.
Голая рыба – долги дня
взгляд далек за храм
в середине среды по молчанию.
3
Имеет место испортившаяся погода,
цветочный горшок треснувший,
картина, рук неизвестных, покрылась
морщинами старости. Гладок голос
певца, гол, моментами фальшь;
расстояние до первого встречного –
не перейти, лучше дома остаться.
4
Любой день недели. Синее небо
Легко возбудимо на окрик снизу.
Что способно привлечь твой взгляд
помимо крови, рвущейся на свободу?
Главное не задавать вопросов,
трудиться, трудиться, трудиться – все по режиму,
все на карте главнокомандующего.
Так или иначе, ночь в этих краях бесшумна.
5
Что осталось, вот, за окном,
крик забытого времени,
вечный дождь,
проводник в мир
медвежьей тоски.
Осенний профиль размыт,
в глиняной жизни —
трещина. Нет отпечатка
только лист темноты.
6
Чтобы ни снилось, воспоминания об этом,
часть памяти не сохранилась
в письменном виде. Меланхолия руководит
раскопками, не зная предмет раскопок,
но надо шарить, пока на этом месте не возникло
море и не стали искать утопших.
По старым фотографиям сходит с ума гадалка,
сушится кожа, еще напишут слова на ней
о зиме, о прошедшем столетье, о тех кто
остался на берегу ждать предстоящего,
чтоб написать об этом. Кончился теплый коньяк,
табаком набитая трубка не познала еще огня
и не в милости атмосферы участок на карте
в надежных осадках,
и нет прояснения, как нет костей восстановить себя.
7
На кладбище в солнечный день
гроза ожидаема более, чем
появление давно оплаканного покойника.
Оплаченные счета, остывшее
молоко. Стороны света сошлись
на переносице Моби Дика,
выделяя слюну он сходит с ума.
Цвет травы не оттесним
от жизни под ее корнями,
иной голос в пользу распада,
все остальное рай или
стакан с красным вином.
8
За день до приезда дерево с корнем
рухнуло. В этом можно увидеть
закат, можно начало. И выкурив
сигарету вспоминать, что было до этого.
Ключи остались в замке, не найдя
никого, можно сколько угодно
сравнивать эти стены с тюрьмой,
рисовать зеркала расширяя квадратные
метры, можно лечь в невидимый
гроб, кто-нибудь да придет попрощаться.
9
Совсем немного усилия слиться
с местом рождения, с меткой на коже ,
но при условии: не показывать интереса
к происходящему.
Только на лицах было сомнение,
было под ливнем дело. Хромой танцевал.
10
Никто не возражает, если бы их было двое,
по ходу времени и оставленному у кровати
завещанию – узнаешь о приходе новой морали.
По сути город небольшой, но новичку простят
не гордое, но с не привычки, заблуждение.
Стена, напротив, без окна является не тупиком,
а родиной пришедших слушать голос,
пусть вчерашний, но знакомый каждому
столкнувшемуся лбом с уединением.
Холодная, по цвету дна колодца, ваза
с умершим стеблем, вновь одна.
11
Найти объяснение
оставленным вещам
в нагретой комнате
с морщинистыми стенами,
молитвами о сне
и с диким переохлаждением.
Он не вернется,
будет в прошедшем
времени вина,
кусание локтей
и внешний вид,
что требует к себе
известной жалости.
Перчатка красная
пропала навсегда.
12
Часть лица была памятным числом,
рука еще дрожит
нащупывая пустоту,
звенья звуков,
ускользающую плоть предмета,
нерассмотренную, но ее
присутствие воздухом ощутимо.
Ни от кого не зависит сердце, взгляд,
след, неизвестного направления,
словно кто-то
себя загадал осуществить
в однотипной вселенной.
13
Из новостей узнаешь, что смерть —
это такой же продукт питания, как потребность выжить.
Из книг, что вытесняя тело из
его пространства, остается
не пустота, а пугающий
ночью шелест.
Утро начинается с поросячьего
визга будильника.
14
Туман, как птица. Больше или
меньше его крыло не важно,
всех птиц он победит.
Включают свет, разглядывают
мебель, как мир чужой.
Развалины из книг пылятся,
исчезают. Под чайным деревом
вот божество, рука из меди.
И перепишут странного чужого
оставившего в доме лицо
и голос. С лугов туман
удваивает пустоту и
притупляет чутье у зрячих,
не надо полагаться
на точность данных на расстоянии,
у существующего нет координат.
15
Спичка горит, улица в белом.
Съеживаясь на ветру
становишься незаметным,
сметенным по инерции
ветряного размаха.
Пружина в теле, если
еще успеешь разжаться,
сыграет роль
внутреннего бунта, что
сделает тебя горячим,
как драгоценный камень
под увеличительной линзой
желтого ювелира.
16
Снежная королева с черным
букетом цветов бросается на окно.
Тяжелые вывески частных лавок
гремят буквами, не произнося
и звука. Ночь табачный оставила след
на кухне.
Ночь оставляет записку в спутанных
волосах. Постель уже не место
для сна, скорее пещера с рисунками,
такими естественными, что
воспоминания ложатся на поверхности
стола и смеются, пряча глаза
под накладными ресницами.
Ночь тяжелее, чем лед на веслах
утонувшего рыбака.
17
В коридорах, квартир номера стерты,
ветер гуляет с этажа на этаж,
всюду отпечатки несостоявшейся жизни,
кости конструкции
лезут из кожи,
мертвеют на солнце.
Дождливое, весеннее время. Все
вокруг начинают догадываться
о присутствии человека,
не будет нем и он.
В сторонке,
свою пустую тень отбрасывать
в сидячем положенье будет.
Он затаится в почве взбитой дождями,
рыхлым снегом, среди забывших
что такое память.
18
В открытое окно голубь не залетит,
но его перо с белизной не имеет
сходство, только несколько фраз
для голоса из глазниц бронзовых.
Если стучаться в каждую дверь, найдется
попутчик проводить до крыши и
посмотреть в твою сторону, как хранитель
твоего наследства в черной обложке,
придающей случайному слову
торжественное звучание.