Выпуск №14

Автор: Татьяна Казарина

У Ирины Владимировны Саморуковой – юбилей. О возрасте женщины не принято говорить во всеуслышание. И я тоже промолчу, но по другой причине: потому что в данном случае это не слишком важно. Помните, Ахматова уверяла: «Я могу выглядеть хоть Золушкой, хоть королевой», – действительно, она легко выходила из одной роли и входила в другую.

Мне кажется, у Ирины (на правах старого друга позволю себе называть ее по имени) так же обстоят дела с возрастом: она протеична и умеет переключаться, переходить из одного возрастного регистра в другой. Многое в ее поведении «не по годам».

Так, еще когда она была начинающим преподавателем филфака Куйбышевского университета, вчерашней студенткой, ее недавний педагог, Софья Залмановна Агранович, предложила вместе написать книгу. Речь шла о серьезном научном исследовании. За первой монографией этого авторского коллектива последовала еще одна, и появились на свет «Гармония – цель – гармония. Художественное сознание в зеркале притчи» и «Двойничество» – работы, которые не просто высоко ценятся в литературоведческом сообществе, но которые давно «растащили на цитаты».

Надо сказать, Софья Залмановна любила создавать такие творческие союзы: одну книгу она написала вместе с Анатолием Ивановичем Петрушкиным, другую – с Сергеем Викторовичем Березиным, третью – с Людмилой Петровной Рассовской… Но, судя по результатам, коалиция с совсем еще юной Ириной Саморуковой была самой удачной. Нет сомнений, что со стороны Агранович работа с «юным дарованием» не была филантропической затеей: соавторы трудились на равных и демонстрировали одинаковую творческую зрелость.

А совсем недавно, несколько лет назад, Ирина Владимировна, уже хорошо известный в нашем городе университетский профессор, явилась публике в совершенно новом обличье – в качестве «молодого прозаика»: сначала был издан роман «Тюратам», потом появилось еще несколько прозаических произведений разных жанров. Когда я говорю «молодой прозаик», я имею в виду не просто «начинающий»: Ирина проза действительно кажется «молодежной» по своей природе – прежде всего, из-за эмоционального напора, из-за любви автора к сюжетным и языковым экстравагантностям. Всегда это нечто довольно задиристое и хулиганское.

Те, кто с Ириной Саморуковой знаком лично, заглядывают в каждое ее новое произведение не без опаски. Дело в том, что все ее вещи «с ключом», то есть за персонажами в них легко угадываются прототипы, реальные люди, хорошие знакомые. И кто знает, не превратила ли на сей раз тебя эта «авторка» в какое-нибудь чудовище или посмешище?! Написала же она роман «Факультет чтения и письма», в котором действуют ее коллеги, преподаватели с ее кафедры, причем все они помещены в необычные условия, а это, как известно, выставляет напоказ не только сильные, но и смешные стороны личности. Вроде бы никто не обиделся, и сама Ирина объясняла в опубликованных тогда интервью, что сделано всё это было из большой любви: ей хотелось увековечить тех, кого она так давно и хорошо знает. Но ведь понятно, что она ходила по лезвию, рисковала вызвать скандал или, по крайней мере, чью-то серьезную обиду.

Конечно, речь не только о возрастных градациях – не о том, что Ирина в юности была умна не по годам, а повзрослев, не «выцвела» и не поскучнела. Она вообще плохо встраивается в какие-то ряды – поколенческие, поведенческие, какие угодно. Наверное, дело в масштабе личности: она не влезает в отведенные клеточки и портит все расчеты. Поэтому те, кто поосторожнее, ее боятся – и правильно делают: ее реакции трудно просчитать, ее поступки могут быть (и, как правило, оказываются) совершенно неожиданными.

Я замечала, что коллеги по кафедре с нею никогда не спорят, даже если не согласны. Не потому, что у нее тяжелый характер, – это не так (близкие люди хорошо знают, какой она надежный друг, как она уступчива и великодушна в личных отношениях). Причина не в характере, а в особом подходе к любой проблеме: в ответ на какой угодно вопрос или предложение она первым делом возразит, и первым словом будет «нет», даже если в итоге прозвучит «нет, ну конечно!» или «нет, разумеется!». Просто в любом рассуждении она должна начать с нуля, отказавшись от всего, что на этот счет было высказано прежде. Можно сказать, что так она расчищает территорию, чтобы проложить собственный маршрут.

Я думаю, все согласятся, что Ирина Владимировна Саморукова – одно из самых ярких и узнаваемых лиц в самарском интеллектуальном сообществе. Ее выступления вызывают неподдельный интерес не только у филологов, но и философов, культурологов, юристов. На мой взгляд, такой ее делает, едва ли не в первую очередь, способность превратить в экстрим любое начинание. Выступает Ирина с публичной лекцией или организует научную конференцию – если это делает она, всем заранее понятно, что это будет «нечто»! Даже если не слишком удачное (всякое бывает), то запоминающееся уж точно.

Запоминаться – это она умеет. Иногда на занятиях наши студенты ссылаются в разговоре на то, что услышали от кого-то из преподавателей. Это может быть что угодно, от анекдота до научного постулата, но интересно, что чаще всего вспоминают то, что им рассказывала именно Ирина Владимировна. Бывает, спорят с тем, что она утверждала, однако держат в памяти, а это о многом говорит.

Нетрудно догадаться, что тянутся к ней именно те из студентов, кто любит задачки посложнее. Если ее назначили твоим научным руководителем, можно не рассчитывать на мелочную опеку: она не будет «вылизывать» твою курсовую, не станет исправлять твои орфографические ошибки – сам не маленький. Зато, если у тебя появятся стоящие идеи, вы будете развивать их вместе – и тут удастся испытать настоящий творческий азарт. Нет сомнения, что Ирина Владимировна ждет именно этого, почему и темы научных работ дает нестандартные, заковыристые – обычно связывающие литературу и какие-то актуальные общественные явления.

Ирина Саморукова охотно вводит своих учеников в область собственных научных интересов, а ведь сама она – литературовед-каскадер, ее любимая сфера – литературоведческий экстрим, область неразведанного: новые методики исследования, очертания которых только начинают прорисовываться, или пугающие своей сложностью литературные явления. В общем, то, на чем легко зубы обломать. Часто это что-то такое, что у всех на слуху, но за что непонятно, как взяться. «Постмодернизм», «нарратив», «дискурс», «аффект», «гламур» или «гендер», когда они только входят в зону осмысления, кажутся чем-то вроде неукротимых стихий, и нужны усилия, чтобы все эти явления обуздать и указать им точное место в кругу наших понятий.

Ирина Саморукова именно за такие задачи обычно и берется, и в этом отношении она похожа на дрессировщика, который первым входит в клетку с хищниками. Область ее интересов постоянно смещается, но всегда в рискованную сторону. Это не всегда принимается академической средой. Я была свидетелем того, как трудно было Ирине защитить свою докторскую диссертацию, и не из-за недостатков работы – она была блестящей, – а из-за того, что в самом выборе материала, на который опиралась диссертантка, членам докторского совета чудился какой-то подвох: ну почему о структуре литературного высказывания нужно рассуждать на примере прозы таких провокативных Игоря Яркевича, Павла Пепперштейна и Владимира Сорокина? Это что, вызов? Кому? Было непросто доказать коллегам, что именно такой материал позволяет увидеть предельные возможности художественного дискурса.

Ума, талантов и сил Ирине Владимировне было с самого начала отпущено с лихвой, и она умела этим распорядиться – так, чтобы не растрачивать, а преумножать.

Круглая дата – хороший повод для того, чтобы учудить еще что-нибудь новенькое, удивить мир еще одним превращением. Не сомневаюсь, что так и произойдет: Ирина Саморукова выйдет на новый вираж, явится нам в новом качестве, потому что собственную жизнь она воспринимает как творческий процесс, а в нём возможно всё. Как говорится в одном из ее текстов, «результат творчества… не важен.

Главное – процесс, от которого остается аура.

Сколько она провисит над этой волжской косой – не столь важно.

Пока мы здесь, чудо продержится…

…в искусстве возможно всё.

Ну, как всё?

Абсолютно.

Перейти любую черту, всякую границу: пола, возраста, сознания и бессознательного, человеческого и животного, жизни и смерти. Художник, он маг, чёрт – если без пафоса, который больше отведенной ему обществом роли и меньше собственной человечности. Мнение общества и так называемая человечность художнику по барабану. Ему/ей – главное пересечь границы.

Зачем? – спросит кто-то.

Сам подумай, профессионал-интерпретатор, изобретатель концепций. Здесь тебе – полная воля, поскольку известно: в искусстве бывает всё и, несмотря на смерть, жизнь налаживается».

* Опубликовано в газете «Свежая газета. Культура» от 21 января 2021 года, № 1–2 (198–199)