Выпуск №16

Автор: Перси Биши Шелли (1792–1822)

Перевел с итальянского Павел Алешин

«Сказка» – малоизвестное прозаическое произведение Шелли, написанное на итальянском языке в 1820 г. Поскольку оно не закончено, трудно судить о замысле. Однако ясно, что в нем проявилось увлечение поэта итальянской литературой, особенно Данте и Петраркой. Вдохновением для «Сказки», кажется, послужили «Триумфы» Петрарки, при этом в тексте есть одна конкретная отсылка к «Божественной комедии»: Амор у Шелли улетает на третье небо (в соответствии со структурой рая Данте). Любопытно, что Шелли, в отличие от других романтиков, больше всего ценил именно «Рай», в «Защите поэзии» он писал: «Данте еще лучше Петрарки понимал таинства любви. Его Vita Nuova представляет  собой неисчерпаемый источник чистых чувств и чистого языка; это – опоэтизированная повесть тех лет его жизни, которые посвящены были любви. Апофеоз Беатриче в поэме «Рай», постепенное преображение его любви и ее красоты, которое, словно по ступеням, приводит его к престолу Высшей Первопричины, – все это является  прекраснейшим  созданием  Поэзии  нового  времени.  Наиболее проницательные из критиков судят о частях поэмы иначе, чем толпа, и справедливо располагают их по степени совершенства в ином порядке, а именно: „Ад‟, „Чистилище‟, „Рай‟. Эта последняя представляет собою гимн вечной Любви» (Шелли. Письма. Статьи. Фрагменты. М., 1972. С. 425).

Жил однажды юноша, он путешествовал по дальним странам, стремясь найти донну, в которую был влюблен. И кем была эта донна, и как этот юноша влюбился в нее, и как и почему угасла столь сильная любовь, которую он испытывал, – все это достойно того, чтобы об этом знало каждое нежное сердце.

Едва наступила пятнадцатая весна его жизни, как некто, называвший себя Амором, призвал его, сказав, что та, которую он много раз видел в своих сновидениях, ожидает его. Этого Амора сопровождала толпа существ, которые были полностью укрыты белыми одеяниями, их головы были увенчаны венками – из лавра, из плюща, из мирта, а в руках они держали гирлянды, сплетенные из фиалок, роз и лилий. Пели они столь нежно, что, вероятно, сама гармония сфер, заставляющая танцевать звезды, менее сладостна. И манеры их, и речи были столь ласковы, что юношу потянуло к ним, и, встав со своей постели, он приготовился во всем следовать воле того, кто называл себя Амором, и по чьему велению он сопровождал его, и так, пройдя множество диких троп и пустошей, останавливаясь в разных пещерах, вся свита Амора достигла, наконец, одинокого леса в мрачной долине, располагавшейся между двумя высокими горами и представлявшей собой лабиринт, созданный соснами, кипарисами, кедрами и тисами, чьи тени вызывали смешанное чувство наслаждения и меланхолии. И целый год в этому лесу юноша следовал за неуверенными шагами этой компании и своего вождя, словно луна следует за землей; однако же не меняясь, подобно ей. Он питался плодами одного дерева, которое росло в самом центре лабиринта, пищей одновременно сладкой и горькой, казавшейся льдом на губах и разливавшейся пламенем в венах. Укрытые одеяниями фигуры постоянно окружали его, служили ему, послушные любому его малейшему желанию, и были посредниками между ним и Амором, когда тот покидал его из-за других своих дел. Но эти сущности, пусть и исполнявшие мгновенно любое его приказание, никогда не снимали покрывал со своих лиц, хотя он страстно просил их об этом; за исключением одной, имя которой было Жизнь и которая имела славу могущественной волшебницы. Она была высокой и прекрасной, веселой и непринужденной в общении, блистала своим нарядом, и – об этом, кажется, говорила ее готовность явить свой лик – желала добра юноше. Но вскоре он понял, что она обманчивей любой Сирены, ибо именно по ее совету Амор оставил его в этом диком месте, лишь в компании этих скрытых покрывалами существ, которые, поскольку упрямо скрывали свои лица, приводили его в ужас. И никто не мог разъяснить ему, являются ли эти фигуры призраками его собственных мертвых мыслей, или же тенями живых мыслей Амора. Тогда Жизнь, вдруг пристыженная своим обманом, скрылась в пещере одной из своих сестер, жившей там; а Амор, вздыхая, вернулся на третье небо.

Едва Амор исчез, таинственные создания, освобожденные от его власти, сняли с себя покровы перед удивленным юношей. И много дней названные существа танцевали вокруг него, куда бы он ни шел, то насмехаясь над ним, то угрожая ему; и ночами, когда он отдыхал, они ходили медленной длинной процессией перед его ложем, каждое более безобразное и страшное, чем предыдущее. Их ужасающий вид и противные фигуры наполняли его сердце такой печалью, что прекрасные небеса, окутанные тенью этого чувства, на его глазах сами оделись в облака; он столько плакал, что травы на его пути покрывались слезами, а не росой, и стали, как он, бледными и согбенными. Уставший, наконец, от таких страданий, он пришел в грот сестры Жизни, которая тоже была волшебницей, и нашел ее сидящей перед слабым огнем, зажженным из благоухающей древесины, она пела жалобные песни, сладостные в своей меланхолии, и шила белое покрывало, на котором наполовину было выткано его имя вместе с непонятным и нечетким началом другого имени; и он стал молить ее назвать ему свое имя, и она ответила ему слабым, но нежным голосом: «Смерть». И юноша сказал: «О, милая Смерть, молю тебя помоги мне избавиться от этих докучливых призраков, спутников твоей сестры, не прекращающих мучить меня. И Смерть успокоила его, и с улыбкой взяла его за руку, и поцеловала его лоб и щеки, так что каждая его жила затрепетала радостью и страхом; и Смерть оставила его жить у себя, в одной из комнат своего грота, куда, как она сказала, по велению самой Судьбы, коварные спутники Жизни никогда не смогут прийти. Юноша подолгу беседовал со смертью, и она, словно сестра, заботилась о нем и была любезна в каждом своем жесте и слове, потому он быстро влюбился в нее; и сама Жизнь, и тем более никто из ее спутников, не казалась ему прекрасной. И столь его одолела страсть, что он на коленях умолял Смерть полюбить его так, как он любит ее, и составить его счастье. Но Смерть сказала: «Разве когда-либо Смерть исполняла чье-то желание, пусть даже того, кто был столь же отважен, как ты? Если бы ты не любил меня, я, возможно, полюбила бы тебя, но коль ты меня любишь, я тебя ненавижу, и бегу от тебя». Сказав так, она вышла из пещеры, и ее темная и бестелесная фигура быстро затерялась среди переплетающихся ветвей леса.

С того момента юноша следовал по следам Смерти; и столь сильной была любовь, ведущая его, что он обошел весь мир, и искал ее во всех его уголках; и уже прошло много лет, хотя скорее страдания, нежели время, сделали седыми его волосы и иссушили цветок его красоты, когда он наконец оказался у граних того леса, где начались его несчастные странствия. Он бросился на траву и проплакал много часов; и слезы столь ослепили его, что он долго не замечал того, что слезы, орошающие его лицо и грудь, уже были не его; не замечал того, что одна донна, склонившаяся к нему, плакала из сострадания к его плачу. И, подняв глаза, он увидел ее, и казалось ему, что он никогда не видел столь прекрасного видения; и он сомневался, была ли она земным существом. И в одно мгновение его любовь к Смерти обратилась в ненависть и недоверие, ибо столь сильной была его новая любовь, что она возобладала надо всеми другими его помыслами. Эта сострадательная донна сначала полюбила его из жалости; но любовь ее росла нежно вместе с состраданием; и она полюбила его искренне, и более ей не нужно было испытывать жалость, чтобы любить его. Это была та самая донна, на поиски которой Амор вел юношу сквозь этот темный лабиринт, что повлекло за собой столь много ошибок и страданий; возможно, он [сначала] не считал юношу достойным такого блаженства, или же считал его слишком слабым, чтобы вынести столь невероятную радость. После, вытерев слезы, эти двое гуляли вместе в том же лесу, пока не появилась перед ними Смерть и не сказала: «Пока, о, юноша, ты любил меня, я ненавидела тебя,а теперь, когда ты ненавидишь меня, я люблю тебя, и так желаю добра тебе и твоей невесте, что в моем королевстве, которое вы можете называть Раем, я сберегла тайное место, где вы могли бы безопасно отдаться своей счастливой любви». Но донна оскорбилась, и, возможно, испытывая некоторую ревность к прошлой любви своего жениха, повернулась спиной к Смерти, говоря про себя: «Чего желает эта любовница моего жениха, пришедшая беспокоить нас?», и позвала: «Жизнь, Жизнь!» И Жизнь пришла, с веселым ликом, коронованная радугой, одетая в разноцветную мантию из хамелеоновой кожи, а Смерть ушла, рыдая, и, уходя, сказала нежно: «Вы не доверяете мне, но я прощаю вас, и буду вас ждать там, куда вы должны будете прийти, ибо я живу вместе с Амором и Вечностью, с которыми связаны души, чья любовь бессмертна. Тогда вы поймете, заслужила ли я ваших сомнений. Пока же я предоставляю вас Жизни, и, сестра моя, я умоляю тебя во имя любви, что испытывает Смерть, которой ты приходишься сестрой-близнецом, не использовать против этих любящих твои обычные обманы, ибо тебе должно быть довольно уже оплаченной дани вздохов и слез, что являются твоим богатством». Юноша, помнящий, сколь великое зло он претерпел в этом лесу, не доверял Жизни, а его донна, кроме того, что сомневалась в сказанном, все еще ревновала его к Смерти…