Выпуск №17

Автор: Ольга Брагина

(К., «Каяла», 2021)
Авторский перевод с украинского

Детишки смотрят на большой монитор, на котором певица в коротком платьице поет новый хит «Це зовсім не жарти, ми втекли з Суматри», писателя вызвали сами знаете куда и спросили, как он делает эти фокусы с шариками, а он уже такого страха натерпелся, в Космополисе часто вызывали кого-нибудь сами знаете куда – то уборщицу из детского универмага, нашедшую в туалете дорогой клатч с большой суммой денег и присвоившую себе находку, то ночного портье, любившего заматываться в портьеру и так встречать гостей отеля, которые страдали бессонницей, но писатель ничем таким не отличался – просто сидел на форумах или играл в компьютерные игры про веселых зверушек, которые должны преодолеть множество препятствий, придуманных демиургом всех компьютерных игр, не обращающим внимания ни на какие баги в программе – там как-нибудь сами разберетесь, всё когда-нибудь наладится – и наконец-то в конце встречают большую черепаху, которая стоит на трех слонах и молча глотает всех одиноких владельцев аккаунта на сайте онлайн-передвижений, где попутчики не нужны. Большая черепаха шевелит когтистыми лапами и смотрит сквозь того, кто пришел спросить ее о последней великой мудрости, долженствующей объяснить все баги (тут писатель должен придумать последнюю великую мудрость, которую черепаха скрывает своим молчанием, потому что, как известно, кто знает, не говорит, а кто говорит, не знает, так что непонятно, откуда нам известно это изречение, но великая мудрость молчаливой черепахи не открывается ему и не приходит на ум, в ушах звучит лишь навязчивый шансон, транслируемый во всех маршрутках, как мудрость последнего таксиста на планете Земля, санитар в синей спецовке, напоминающей пижаму спящего безумца, ставил ему капельницы, когда-то он размазывал красную краску по стенам красного уголка завода «Красный коммунар» или «Красный каменщик», так и просилась наружу новая рифма, но он заставлял ее замолчать в его сонных ушах и дальше слушал жуткую песню из первой модели моторолы «Приходите в мой дом – мои двери открыты» или что-то вроде того, просто чтобы лучше спалось, и ему спалось лучше всегда. Он решил все-таки убить мудрую черепаху по умолчанию, расщепить ее пластиковый панцирь на щепки, когда она будет разговаривать с близнецом Марио пузырьками из водки «Бульбаш», в детстве он заставлял всех играть определенные роли, выбегая из коридора с бешеным криком «Фигаро здесь, Фигаро там», и кто-то без чувства юмора писал письма на телевидение, сетуя на то, что псевдоним «Тутта Ларсен» звучит несовместимо с нормами морали, если прочитать его задом наперед три раза, и все сразу бросились читать его задом наперед, но писатель совсем не любил читать, его читательские навыки нивелировались еще в младшем школьном возрасте, а потом он попал в оббитую белым ватином из дешевых пальто палату, когда-то он познакомился с Вагричем Бахчаняном, еще до того, как того приняли за Пикассо в Центральном парке, где он готовил уточек на гриле, бедные погорелые уточки с обугленными крылышками, а потом писателя вызвали в Большой дом, который был вовсе не таким большим, как всем казалось сначала, внутри он был даже слишком тесен, космополитичные жители Космополиса убегали своими атрофированными ножками из последнего вагона метро, чтобы вернее успеть на последнюю электричку, но писатель всё время сидел дома и перечитывал «Максимы» Сартра, художественный багаж которого вроде бы превышал его собственный, так что почему бы не поучиться чему-нибудь у умных людей, а потом писателю заказали сценарий нового ситкома о жизни бомжей-интеллектуалов, поскольку кто же в наше время живет только литературными заработками, а собственных богатств у писателя не было с рождения.

Главный герой – бомж-бомбист Аркадий бередил собственные болячки разговорами ни о чем, умноженными на сетования, что существование Бога не доказано, а люди уже собрались идти спать, или есть, или что они там собрались делать, но у Аркадия, который никогда не посещал ту самую Аркадию, в которой я бываю тоже, что видно из его плотного имени, именно у Аркадия чрезмерное употребление мельдония вызывало желание стать поэтом, он начал писать хокку на темы наказания мирового империализма, которые писатель все-таки не смог придумать, поскольку не знал, как должны выглядеть хокку, еще в сериале должны были появиться представители малых и крошечных народов с физическими особенностями, лучше всего – в инвалютном кресле с автоматическим управлением, на котором он всё время врезался в какие-то ограждения с высоким напряжениям на плакате, который должен был обозначать опасность, но никто в эту метафизическую опасность не верил и всё равно лез в соседский трансформатор, на котором нарисована похожая на плохо заточенный карандаш молния, словно кто-то из причастных к этим обугленным конечностям  понимал, как должна выглядеть молния и в каких единицах она измеряется– кВт или мега-амперы, придуманные красавцем в ажурном воротничке с чертежами акриловой краской на обороте. Писатель пока что не понимал, как включить эти философические размышления в присутствии отсутствующей дамы в сюжетную канву сериала, где Светлана должна раскрыть Аркадию свою тайну, а майор Ковалев уволен из органов и полон решимости восстановить справедливость, но ему платили за знаки, в каждой серии должно быть определенное количество знаков – не больше и не меньше, а еще серия должна быть смешной и в определенной степени драматической, иначе она не привлечет внимание зрителя, ему нравилось управлять процессом, но большинство читателей запили, один из них в ответ на синопсис прислал сценарий серии размером с небольшую повесть, а потом исчез, более-менее ответственными оказались только девочки, днем выполнявшие свои упражнения «пирамида», а ночью придумывавшие шутки про любовь доярки Аксиньи и столяра Мефодия, еще в сериале должно было быть много музыки и веселых песен, писатель пытался выучить молодежный сленг про все эти догоним и перегоним, хотя никто уже давно никуда не бежал, он никак не мог сдать нормы ГТО и расплатиться с долгами за коммунальные услуги, поэтому в двери с раскуроченным дерматином постоянно кто-то ломился, конечно, отвечать на призывы открыть дверь он не собирался – тем более, что звонок не работал из-за отсутствия электричества, древние слои дерматина болтались на уровне голени или легких – кому как больше было по душе, а помощники главного сценариста исчезали где-то в бездне забытых телефонных номеров – последняя женщина, с которой у него был краткосрочный роман, записала его в мобильном «писатель» — он всегда ненавидел это слово, не значившее ничего, но заставлявшее всех работников таможни, налоговой и овира смотреть на него с нескрываемым презрением, а она говорила случайным знакомым: «Он у меня писатель», словно оправдываясь, хотя этой вине не могло быть никакого оправдания, они перезимовали не холодную и лишенную газоснабжения зиму в Переделкино, где есть кладбище, с которого вытекает река Сетунь, на кладбище похоронен Пастернак, на фоне могилы которого сфотографировался Тарантино, пока писатель пребывал в депрессии и смотрел обе части бессмертного фильма «Убить Билла», а все прислужники дома отдыха для взрослых бегали смотреть на великого реформатора и фотографировать его на камеру мобильного два мегапикселя, пока автор хита «Які цікаві на Вкраїні вечори» бессовестно выигрывал в бильярд.

Писатель не считал себя выдающимся бильярдистом, поэтому досмотрел до логичного завершения бездонные проявления любви в сиквеле «Убить Билла» и пошел спать, потом проснулся и выяснил, что у него сломалась настольная лампа и он не может дальше придумывать перепутья в жизни Аксиньи, которая не может выбрать, куда ей все-таки пойти – в совхоз или колхоз, он начал бить стулом в стену и кричать: «Я писатель, мне нужен свет, потому что мне нужно работать», на это никто не ответил, поскольку все на этаже праздновали Пасху и ели большие раскрашенные багровой гроздью калачи, он никогда не понимал, как они красят эти калачи гроздями, они совсем сухие и там нет сока, пытался что-то выдавить на письменный стол, когда ему принесли письменный стол, потому что он писатель, и все его писательские приспособления – желтки городских стен, с которых сбрасывали наиболее несимпатичных «Мисс Вселенная», забыв о какой-либо политкорректности, прямо в пасть дракона, который уже не мог пережевывать и глотать еду, но безусловный рефлекс заставлял его тянуть когти к двери «Макдональдса», где красавиц перерабатывали в жилистый хлам, ему всегда попадались только жилы, которые нужно вытягивать из щелей между зубами с помощью зубной нити, но они застревают там навсегда, все эти красавицы в длинных черных и голубых юбках в пол, которые еще не знают, как справиться с этими юбками в метро, подол затягивает в жерло под эскалатором, из которого никогда не бывает возврата, и звуки релаксации ада подзуживают ее идти дальше, никогда не останавливаясь, потому что ты этого достойна, Вероника Кастро просыпается после затяжной комы, пройдя свой квест на несовместимость с миром, распространяя светские сплетни под видом спама, находящего тех, кто согласен открыть непонятную ссылку, силясь прочесть текст на ломанном английском о наследстве от двоюродного дядюшки-миллионера, города-миллионники опустошены после большой войны на опережение, после большого слома правила буравчика третьей руки, Симург завещал ей все свои перья со всех своих крыльев, завещал ей быть пай-девочкой, которая не знакомится с незнакомыми мужчинами в интернете, какие бы кошерные сладости в заморских диснейлендах они ей ни предложили, но жизнь движется вопреки часовой стрелке, писатель подался в диванные войска, потом вышел из их состава, разочаровавшись, потому что эта стрелецкая дивизия не предполагает победы, смотрел вместе с ней на диване и смотрел телесериалы конкурентов, в одном из них она вышла замуж за другого, но в графе «семейное положение» всё равно писала «не замужем», и все ей верили, потому что кто захочет скрывать неочевидное, записи актов семейного состояния раздражали писателя, а большая черная черепаха передвигалась в песках, не разбирая пути, чтобы отложить большие пятнистые яйца, с которых капала на тефлоновую  сковородку сукровица вперемешку с рыбной ухой слёз, слезные железы ее высохли, как земля саванны, которая ничего не рождает, овитая саваном силоса смерти, множество слов приходили ей на ум, но она ничего не говорила, смотря на продавленный диван. После трех выкидышей она засыпала между схватками, когда интервал был уже двадцать секунд – оказывается, даже в столь краткий промежуток времени можно вложить много смыслов и получать удовольствие от жизни. Пока она реализовывала этот постулат на практике, он познакомился с художником-авангардистом Никосием Самофракийским и был приглашен в его квартиру, где никогда не закрывалась форточка, Никосий квартировал (коня волки съели, а конями подавились (эпиграф к пьесе Алексея Фиофилактовича Писемского «Хищники») в двухэтажном доме с резным палисадом, на подоконнике которого никогда не цвела герань, неосознанная герника заставляла участников автопробега двигаться строго вперед, но песни Мелани Си звучали из каждой щели, и писатель очень переживал, чтобы не получить вдруг почетный диплом премии «Сексист года». 

Его обескровленный бытовыми проблемами и неудачными сделками сосед по прозвищу барон Суббота – красный день календаря, когда отмечают день Феофании Лихорадки, тоже позволял себе выпить кубок водки, притворяясь, что любуется  видами, но жизнь была интереснее любых истеричных ламентаций авторов исторических романов, и писатель вдруг узнал, что его соседи-оборотни зомби-апокалипсиса, которые любят есть чужие мозги на детской автоплощадке после очень удачной афте-пати, а днем притворяются, что едят только пиццу, хотя это неудачный выбор для тех, кто жаждет хвастаться своим  ЗОЖ в полном объеме, а ночью они искали все-таки те же самые мозги, не думая ни о чем из указанного выше, писали объявления «Вандалы, которые ломают замки на окнах, будут гореть в аду, потому что окно можно просто открыть, а потом закрыть» или «За курение на чердаке штраф пять тысяч, тут живут дети и взрослые, которые вдыхают ваш дым», после этого вообще не хотелось дышать, чтобы ненароком не вдохнуть чьи-нибудь представления о прекрасном будущем, но выплачивать штраф в размере пяти тысяч никому не хотелось, за стенкой люди пили горькое пиво и пили ненормативные песни, запрещенные федеральным законодательством, а потом громко ругали какого-то Сергея, который должен был то ли лучше целиться, чтобы наконец забить этот гол, то ли успеть до одиннадцати в магазин, где продают более заметные напитки, потому что, как известно, запрещено понижать градус.

Потом у писателя был приступ эпилепсии, он налил себе слишком много водки в граненый стакан, потому что начал забывать этот привкус сивухи в смеси со вкусом табурета для ввинчивания гаек на искривленной стопе или марципанового корсета для вправления девичье-детской спинки – у девочек должна быть осанка, которою можно гордиться перед возможными ухажерами, потом эти корсеты, пряничные домики с последней гранью на нёбе твоей Поднебесной перерастают в корсеты лорда Б., мечтающего умереть в романтическом месте вовсе не от дизентерии, как говорили израненным владельцам бывших винтовок, он мечтал научиться управлять вертолетом и улететь на Пелопоннес, где очень много черных обезьян, тогда как раз был год Огненной Обезьяны, он повесил на стену возле письменного стола календарь с фотографией обезьяны, которая держит в левой лапе фрукт-экзот, не похожий на банан, поскольку откуда у них эти умеренно-континентальные фрукты, неумеренно-континентальные, не фрукты вовсе, с ценника в супермаркете он узнал о существовании фрукта под названием дурман, дориан с дуремаром вместе толкутся в одной ступе – это был очень экзотический фрукт, который можно было приобрести не в любом супермаркете, даже и не в любом городе, потому что местные содружества не хотели закупать его из-за неполиткорректного названия, он не очень переживал из-за этого приступа, несколько даже гордился, потому что Достоевский тоже страдал эпилепсией, после приступов которой его посещали все эти гениальные прозрения «Какой идиот сказал, что красота спасет мир», так что он считал себя причастным к великой русскоязычной литературе, хотя не мог себя считать русским автором, поскольку разные обстоятельства непреодолимой силы, рождающиеся из опечаток, сплошная обструкция – все эти запрещенные ароматы, турецкие сладости, апельсины, снова запрещенный плод, как две тысячи лет назад, на Арарате снова стрельба на линии разграничения, разрешение устройства оставляет желать много лучшего, потому что ее снова не видно, но соседи-зомби решили полететь на Марс и выращивать там батат, подпрыгивать на батуте и выдавать на гора сентенции – такая милота, такая бидося, такая ничоси.

Им выдали скафандры и корм для космонавтов, они всегда мечтали быть космонавтами, потому что космонавты могут есть свои корма из тюбиков, как зубную пасту, просроченный силос множества словосочетаний, раскрывали и ели, животной сущности своей не зная, выращивали какие-то корешки, неизвестно как получив воду, значит, кто угодно может выжить один в экстремальных условиях, и никому не нужен для этого Другой, но нужно где-то добыть воду и хвастаться этой добычей на каждом книжном корешке, он поездил по пустым марсианским впадинам и описал их все в горизонтальном положении, хотя там вообще ничего не происходило, как на общий вкус, просто описание прогнозов марсиан насчет будущих перспектив любимой команды в группе, когда случайно найденная газета выглядит, словно артефакт – и нечего жаловаться на то, что все печатные издания переходят в цифру, и ничего больше не остается на этом грунте – вы даже не знаете, какие мигранты лучше, только повторяете свою мантру «ислам, ислам, ислам», и словно китайцы не поедут на север, но вы ведь помните полковника генерального штаба царской армии Евгения Месснера, который хотел разработать новый принцип ведения будущей войны «бунтвойна» — не окопная война и линия фронта и т.д., а что-то вроде партизанских действий, то есть на самом деле война не заканчивается никогда, но на самом деле их миллиарды – тех, кто хотел бы занять твою должность в теплом офисе с холодным кондиционером, в связи с которым они устроят ритуальную свару из-за открытого балкона, а потом их всех затопит джакузи с шестого этажа, и едкий вар будет стекать по ступеням, из-за чего больше никто не сможет курить у окна, а потом они установят мемориальную доску на доме профсоюзов, где был такой невкусный кофе, но было так удобно назначать деловые свидания – рядом находился главпочтамт, где во время капитального дождя в 1989 году каменная стена обвалилась на людей, как раз хотевших спрятаться от этого дождя, и стена их в результате не выдержала, хотя не для того ее там строили, но вот вам и мизгирь мизогинии – вы можете выдержать сто тысяч лиц, но не миллиард, которые согласны жить в экстремальных условиях или не жить вовсе, именно потому после воспоминаний общего спама он решил ехать в Черновцы в результате внутреннего напряжения всего, но генералы, как известно, всегда готовятся к прошлой войне.

Он же ходил по брусчатке старого города, ел торт захер в кофейне и думал – не посетить ли ему дискотеку, но потом понял, что завтра снова в поход и воскресенья не будет, потому оставил планы о дискотеке на будущее, снова ел торт захер и запивал его горьким кофе, а потом ехал делать селфи в Хотин, и воскресенья снова не было, не разбирая ценники на иностранных языках, блуждал наобум в центре города и обращался к местным жителям за объяснениями насчет первого адреса Пауля Целана, но никто уже не помнил, когда началась эта бесконечная история, таксистам выдавали гранты с четырьмя нулями после запятой за всеобъемлющее и разветвленное понимание политической ситуации в стране и всестороннее видение того, как из этой ситуации выйти, и таксисты тратили эти гранты на приобретение навигатора, чтобы не спрашивать дорогу у прохожих, распивающих спиртные напитки и курящих какие-то препараты прямо на брусчатке, но на самом деле в провинции ничего такого не происходит – все засыпают в десять, пока не взрывается последний поезд метро, выходи из последнего вагона.  

Невыгодная какая-то жизнь была у этих провинциальных таксистов, которые спали прямо на своем рабочем месте и не сразу отвечали на вопрос, сколько стоит проехать из центра города в загородный кемпинг, а тут оказывается, что стоит это всё двадцать пять гривен, и тебе становится даже как-то стыдно, потому что хочется заплатить больше, но больше всё равно жалко, после приступа эпилепсии всё пространство пропитано запахом крови и слюны, который не уничтожить ни одним освежителем воздуха, так что любой таксист попросил бы доплату за оскверненный салон иностранного авто, и ему эту доплату даже выплатили бы – образец иконки с изображением Почаевской Божьей Матери, а также другие иконки с изображением Георгия Победоносца и заседания святого синода в полном величии не могут оставить этот вопрос нерассмотренным но потом он все-таки замолчал и уснул, соседи на красной планете – подворье Аэлиты вырастили свой батат и начали выращивать картошку, придумали для нее оригинальный слоган «опля», хотя прогрессивный редактор «ворд» предложил «салогон», получали воду с помощью электролиза и передавали сообщения на Землю, которые доходили через десять световых лет, научная фантастика времен Ефремова ничего не сообщала современным подросткам о том, что они никогда не станут взрослыми, потому что до начала эпохи индустриализации вообще не существовало понятия подросткового возраста, а сейчас человек пребывает в роли вечного ученика, как прежде лирический герой вечного каменщика играл роль вечного революционера, поэтому у современного человека нет никакой надежды когда-либо стать взрослым и нужно с этим смириться, и не притворяться перед другими теми, кто пытается притворяться, что взрослый, что ты приобрел необходимые навыки и узнал все лайфхаки. Списки лайфхаков пишут те же люди, которые предпочли бы не писать вообще ничего, но вдруг им пришло в голову, что они могут говорить от имени неназванного поколения без какой-либо буквы, потому что буквы для представителей этого поколения закончились, но говорить кто-то был должен, и он выпивал свой первый, но не последний на сегодня хайнекен, и шел готовить лид к синопсису своего ужина из несытных веществ, иногда девочки приглашали его на вечерницы за закрытыми дверьми без галстуков, а потом он писал очередную статью для представительниц прекрасного пола в честь первой годовщины независимости от кухонного рабства, потому что режим перемирия был установлен еще десять лет назад и пока никто его не отменил, но выстрелы звучат.

Она жила с бабушкой и любила мужчин, бубашку она тоже любила, но  с ней было неинтересно, на стене висел плакат с изображением известного футболиста Зинедина Зидана, по радио кто-то все время перечислял недостатки нового курса валют, ей говорили, что мужчина должен быть немного красивее обезьяны, но можно сказать, что и не очень красивым и умным, муж учительницы английского языка, которая про это говорила, учитель истории, действительно, был не очень красив, но знал историю. Их классный руководитель задавал вопросы о закрепощении крестьян села Пискы из романа «Хіба ревуть воли, як ясла повні», именно благодаря этому она узнала, что соавтором Панаса Мирного был Иван Билык, ей стало смешно из-за того, что фамилия этого соавтора такая же, как у местной поп-звезды, но вскоре смешно уже не было, потому что роман она так и не прочла, хотя соавторы так старались. Классный руководитель говорил, что всем им нужно с опаской ждать выпускных экзаменов, поскольку месть – блюдо, которое подают холодным, и все молчали, потому что всем  было почему-то стыдно, а перед выпускными экзаменами подарили ему цветной телевизор и диван, телевизор – от греческого «вижу тебя», как написано в детском журнале, хотя неизвестно, какие там в Древней Греции телевизоры, спустя год после окончания школы они пришли к нему в гости слушать классическую музыку в скрипичном ключе и истории про попугая, который упал в кипящий борщ и умер, окрашенный в красный цвет скорби,  октябренок потерял свою звездочку в засоренном мастикой коридоре, где-то так одиноко бродит за окном дрожжами дредов гармонь, никакая гармония невозможна на этом этапе развития человечества, гармоничная столовая ложка лежит на том же самом месте, где когда-то был твой язык языкатой Фроськи, когда-то его поразило в Каменце-Подольском существование Зарванской улицы, потому что ее бабушка всегда говорила «как на Зарванской улице», да, она любила мужчин и не любила бабушку, представляла, как будет танцевать ту самую мамбу поздравляльно итальяно на улице любого города, в который не сунутся их диванные войска – странный уродец генетики и самовольства сознания – фотографировалась она на фоне специалистов по строительству марципановых фахверков, по специальности она тоже была смертным, но не хотела это признать, поэтому разговаривала с детьми без детства только на их языке, когда ей говорили о защите авторских прав и о том, что нужно высылать себе собственные произведения в конверте, потому что иначе кто-нибудь присвоит их себе без этого штемпеля на конверте Фигаро здесь, Фигаро там,  и жизненный опыт ничему ее не учил, потому что она еще не видела жизни, но была на экскурсии в трущобах Нью-Йорка (зачеркнуто) – по местам боевой славы героев повести «Яма», которая по какой-то прихоти властей не входила в школьную программу, но которую читают шепотом с фонариком под одеялом, выполненной в забытой технике гризайль, хотя завтра нужно было просыпаться шесть утра под звуки гимна, на смену которому приходит пионерская зорька, Белоснежка и Краснозорька корова Зорька, которую съели двадцать шесть бакинских комиссаров, не читающих журнал «Баку» с красавицей в стиле грандж на обложке, именно поэтому он верил, что грандж еще жив, а не из-за надписей на стенах забытого города, обложки городских стен, заостренная брусчатка безмолвных боеголовок шпулек шталмейстеров, бешено он мечтал попасть на этот мундиаль, на котором стюарты проведут его на самое привлекательное место в этом райском саду, проносили чистый спирт в себе, залив его в средство для предотвращения беременности или средство для стирки, стирали и стирали до последней чистоты эти пленки для проявления проявителем, заливали глаза и получали между глаз на межигорских просторах для игры в гольф, потом она попала куда-то в последнюю лунку и превратилась в Алису в изгнании – мертвая хилая девочка среди таких же по-детски непосредственных братьев и сестер, которые тоже не шевелятся, потому что выдержка сорок минут и необходимо держать скелет в тисках любви,  две девочки из богемы сморят друг на друга и мимо, потому что в сердце девочки залезешь ты и ничего там не увидишь, кроме тьмы и холодного погреба сладостей соул, играла она ему вместо, и он принимал это импортозамещение, как должное, но две девочки из богемы предпочли бы лучше съесть крошку черного бородинского хлеба прежних побед, да им и пообещали эти несколько крох на двоих, но они не успели их съесть и умерли среди всех этих живых и похожих на песочные скульптуры, вылепленные из приморского песка, детей, из песка, по которому она никогда не ходила, она вообще уже никогда не могла ходить, просто сидела и смотрела в окно на императорский сад Петергофа или Монрепо, что значит «мой отдых», и ждала, когда наконец упадет этот последний листик, а он всё не падал и не падал, и она наконец выжила и выбросила это неудачное фото. И под фенобарбиталом сны такие яркие и загадочные – стеклянный дом и дорога из мягкой меди, которая мнется в мелких руках, почему вас в результате выгнали из Амстердама, вас там много таких, как вы? Потом меня пробило на хавчик (мне больше нечего выкладывать в инстаграм – еда закончилась), я пошел в кафе, а там одни менты – оказалось, что это столовая при РРВС, да, это не смешно, если вы не выплатите кредит вовремя, банк отблагодарит вас деньгами, потому что это банк «Новый», лучшие актеры тигр Амур и козел Тимур черного цвета неудачного пола – ты ведь так рвался принимать участие в воспитании дочки, ну так почему теперь исчез, ее выбрали солисткой в хоре, когда все остальные дети лежали в одном бескорыстном боксе, словно ты наконец устроилась на работу, и все хотят разделить с тобой последний свежевыжатый в плохо вымытый стакан сок, и кофе и ван вотер плиз – сказал он, и его даже поняли, потому что все в нашей стране должны понимать иностранный язык, и все остальные тоже сказали сэнк ю, не успел приехать, а тут сразу вам презент от ресторана шеф-повара там какого-то – как ребенка назовешь, так она и поплывет от суррогатной матери, вам нужно помириться на мизинчиках, и больше не ругаться никогда, потом она сделала из лица куриную гузку и так выложила себя в инстаграм, и собрала все возможные коменты и лайки, жизнь ты просто сметанку на язык переверни, жестокая кухня семидесятых включилась наконец, дети строили зиккураты из куриных окостов, потом проскакал по городу олень и убежал по гулкой мостовой, кто-то захотел опубликовать его рассказ, кого-то так жестоко подвергали пыткам под окном, что он не сразу понял, что это мартовские коты, а когда понял, ему сразу же стало неинтересно, но этот детский плач за окном не давал ему никакого покоя или услады читателя, а потом и вовсе умолк, лишь икоты пригородных мигалок убалтывала его на произвол судьбы, мигали в костлявом мозгу, после задержки дыхания она засунула кисть в его трахею, чтобы у него была возможность дышать этим сенсационным воздухом свободы, рассекающим его аорту на несколько неравноценных частей – по одной движется кровь, а по другой – мелочь дробей, под которой жертвенной пылающей чертовщиной черточек проводится постоянная жизнь. 

Сначала он писал почтмейстеру о том, что ему нужны какие-то текущие данные о самостоятельной жизни помещиков после отмены крепостного права, и все поддерживали эту непосредственную заявку на успех, чтобы никогда больше не распространять холеру на оба ваших приусадебных участка, на которых он, например, выращивал какие-то нелепые огурцы и запрещенный всеми законами военного времени мак, который постоянно хотели запротоколировать полицейские и срезать заостренными ножовками аматоры любительского сплава по водам Ганга.   Сейчас он просто хотел печь по специальным рецептам специальные коржи, намазанные специальным коровьим острым маслом и козьим молоком, олифой османских олив, омофором масла, когда он вернулся из Ольвии, колебался пока что, разбирал кейсы, чтобы попасть в лучшую бизнес-школу, купаться в типографской краске оттисков, изображающих ранние годы президента разъединенных штатов Джорджа Кертиса, который пасет на лежанке своих барашков и рисует рисунки акварельными красками, бесплатные порохоботы набросились на Джорджа Кертиса и решили его забинтовать после того, как он был ранен в левое плечо и истекал кровью в ближайшей кофейне, разделенный и распределенный по обязанностям в зависимости от пола – например, представители ничем не прикрытой женственности не имеют права работать проводниками бесплатного тока, который проходит по их органам чувств и выливается на оттенки ручного привода, и никогда больше он не сможет написать хотя бы пикантное письмо к прекрасной даме-философине или же философке по новому правописанию, прекрасная дама не отвечала ему никогда и манкировала его ухаживаниями, когда он кричал на нее – какую там лампочку еще тебе вкрутить, в какое место?  – и просто мило улыбалась, философия не предусматривает переход на личности, так же и он никогда не отвечал ей на заказанные сильными мира сего предписания, а потом диджей ночного радио включал снова Аполлона Лаэртского, и он должен был слушать без конца и без края одного и того же Аполлона Лаэртского, певшего наедине с собой свою колыбельную для бэби Гвиневеры, которая всё время укачивает саму себя в ритме чужой колыбельной – спи, моя бэби,   свети обнаженным телом, словно светило, пиши собственной кровью бывших, когда, наконец, они придут за тобой и отведут в место злачно и место покойно, и не будут больше наблюдать за тем, как долго ты худеешь – сначала худеет грудь, как наименее пригодная для жизни, а потом кости малого таза, в котором она плескалась в детстве, полоскала свое разгоряченное апрельским солнцем белье, потом пришел писатель д’Орсе и пригласил ее работать парикмахершей, изготавливать бумажные цветы их покойной кожи девушки из Шропшира, разбивала сердце на части и никогда не отвечала на звонки с неизвестного номера, даже если это был номер ее бывшего любовника, любовь заканчивалась на последней цифре этого церебрального паралича нервов, нервные окончания зачуханных пригородных электричек записывали ее нотную грамоту линеек, которыми будут убивать даже без какого-либо лба, а ты не заметишь, потому что на твоем лбу нарисована та же самая линейка Лазаря Т9 и еще несколько сантиметров, мимо которых не должна пролететь ни одна пуля, хотя пуля свою целевую аудиторию всё равно найдет, отмеренные страницы стороннего наблюдателя, который сторонится любой наблюдательной кухарки, куховарит она на своей лежанке и говорит по мобильному телефону с тем же самым красноармейцем, который ни разу не ответил на ее смски, но сейчас пришел сюда и умер, лежит теперь на лежанке и смотрит на нее своим мертвым рыбьим глазом, глаз движется в своей орбите и жутко дрожит моторола, последний номер телефона, с которого тебе ответили на твой звонок после предыдущей гулянки, а еще один красноармеец показал кому-то село, оказавшееся болотом, а еще другой красноармеец показал кому-то брод, оказавшийся пропастью, и кого еще тут можно было бы винить, кроме советской власти и электрификации всей страны, но он всё равно не отвечал на звонки, лежал где-то на чужой лежанке и ел шанежки – специальное блюдо мавок-соблазнительниц, придуманное итальянцем, который построил Кремль по плану итальянских соответствующих сооружений, на самом деле для строителей Кремля были предусмотрены очень суровые кастинги, кому-то из не очень удачных предшественников даже выкололи левый глаз и он даже не очень сопротивлялся, потому что сопротивление не приводит ни к чему хорошему в этой жизни, жизненный опыт говорил об ином, но левый глаз говорил с ним на своем языке символов. Говорил, скажем так, взбудораженными капиллярами бешеной крови срамных песен разбойников, которые всё свое свободное время посвящали решению примеров, которые в далеком будущем позволят им придумывать новые логарифмы, Элли тоже решила устроиться логистиком, если бы не кризис, она достигла бы невероятных успехов в этой борьбе с пространством и временем, пространственное видение не понадобилось ей в школе, я шоколадный заяц – пел учитель математики, который эмигрировал потом в Германию, из-за чего изливались слезами на берегу реки Припять так много пятиклассниц, они никогда больше не вернулся из этой Немеччины, поскольку, как известно, она происходит от слова «немота», так вот немотствовал он в этой стране бессловесной, бесстыдной – коалиция приближалась к границе, на которой его сняли с последнего поезда, разложили на горячем солнце его пожитки и начали рассматривать, тыкать своей палочкой-выручалочкой сменной обувью, которую нужно всё время носить с собой в смятой торбочке, потому что когда-то же она должна пригодиться, у них была такая советская школа, построенная в конце восьмидесятых, в целом архитектор получил за проектировку их района Ленинскую премию.

Еще у них был базар, на котором они купили из-под полы вареные джинсы с вышивкой по кругу, а еще раньше купили такое белое китайское платье с вышитой девочкой, девочка сидела на коленях и курила, хотя это запрещено в КНДР так же нынче, как и тогда, и союзные войска уже бросили Пальмиру на произвол судьбы. Она пасла своего седого барашка, в котором хранятся медные деньги неизвестного номинала, которого нужно было трясти долго-долго, пока из него не выпадало что-то на пол, китайская подделка – говорила она, а потом так внимательно смотрела на звезды, потому что звезды – это бесконечность, они никак не могла представить себе конечность Вселенной, хотя сейчас в мегаполисах не видно ни одной звезды, иногда она винила в этом свое зрение, все девочки на его филфаке носили линзы, он узнал о том, что они носили очки, только на выпускном вечере, когда все они пришли в очках – больше не было смысла скрывать, можно было раскрыть присущую себе женскую сущность. Они вместе работали в одном чапарале, выбивали пыль из своих нециклеванных полов, читали на асфальте рекламу «циклевание полов» и сценарии из «Искусства кино», искусство кино с тех пор продвинулось далеко вперед и проскользнуло мимо них, но жизнь ни в коем случае не заканчивалась на пересечении страниц детектива, в котором Агата Ф. решила найти убийцу проводника в закрытом помещении поезда. Проводник вместе с проводницами пил разные чаи с ромом – например, мате с мятой, и ел маскарпоне с мадригалом, который в виде записки на листике из записной книжки вытаскивали из белой мякоти жирного сыра, потом проводника нашли в луже, которая натекла из кровяной колбасы на пол из пятнистого мрамора, замуровал ее потом на несколько тысячелетий мертвой невестой с пятнышком на шее, куда не должна упасть ни одна тень, в Бахчисарайском фонтане купалась она, хотя там не может поместиться даже курица, покрывало принесла с собой и расстелила на полу, где-то рядом жарили шашлыки и продавали беляши из рябчиков и куропаток, она сидела на своем покрывале и жарилась на солнце, белая дама сонетов без какой-либо жалости, играла свою кантилену на балалайке и заметала бессмысленные обвинения в корзину удаленного, потом у нее поднималось давление и она пилу вербену, разные непонятные разноцветные пилюли, на которых нарисованы улыбающиеся головы микки-маусов и  их родственных существ минни, в мини-юбках шатаются они по старинному городу и обращаются к иностранцам на неизвестном им языке, примеров которого не найти ни в одной записной книжке,  он получил так много запросов на добавление в друзья, что не мог найти для желающих никакого адекватного ответа, ответственные лица тыкали ему носом в питательные вещества вокруг, на колени становился он перед образцами офсетной печати, на которых она улыбалась и была как живая, потом она все-таки сказала, что любой взрослый и не совсем инфантильный человек, который не поклоняется Зороастру и живем своим умом, должен купить собственный пистолет и придумать собственную войну – воевать с  собой было бы не так интересно, как придумывать внешних врагов, сгинут наши вороженьки, как роса на солнце – пел он ей колыбельную собственного изготовления, разбивал ее на слоги и добавлял неинтересное ценителям бывшего искусства умца-умца, серебристые от серебряной краски колени держал он в холоде, а сердце держал в вечном тепле, чтобы говорить с ними на их языке, речевой аппарат атрофировался за несколько лет работы на галерах комбината по предоставлению неинтересной еды, она уже не помнила, когда ела там в последний раз, но всё равно мечтала попробовать котлеты из щуки, потому что зачем щука – чтобы карась не дремал, еще там выдавали конфеты с изображением щуки на обертке, обычно в таких заведениях выдают жевательную резинку с ароматом мяты, но там почему-то выдавали конфеты консистенции конфитюра, распаренные в недрах сумки, в которой ничего невозможно найти.  Все знакомые решили больше не здороваться с ней, на поздравительных открытках в честь чужой свадьбы, где нарисованы два кольца цвета перезрелого свинца и печенья для младенцев, у которых еще нет зубов для полноценного прикуса, ей писали стандартные приглашения такой-то и такая-то имярек стаккато приглашают на церемонию от нечего делать изувеченных сердец, которые никак не могут воссоединиться – кто-то подносит рюмку к самому рту, но не может вспомнить, сколько именно цветных хлопьев он положил в конверт, охотничьи трофеи в виде рога нарисованы на этой парафиальной лежанке приметливых находчивых, ее всегда приглашают расписывать районные больницы, купить все краски и развести известь, чтобы сначала побелить потолок и стены, а потом нарисовать там приключения какого-то буратины,  коричневым цветом изобразить его одиночество, выраженное в молчании, пузырем из комиксов про Пифа и Пафа в учебнике французского языка, который не является славянским,  но в конце концов может приблизиться к нему, если будет очень стараться и сможет больше, пузырем для самых младших классов средней школы,   разрастающимся от слов, которые невозможно произнести вслух, хоть бы какое красноречивое название ни подчеркивало необходимость отвечать на вопрос учителя, негус Калифорнии (совсем не той, которая роллы, а той, где всегда тепло и громко) сообщил ей о вынесении смертного приговора, в белой рубашке с накрахмаленным воротничком вышел он к ней, словно под заточенный наученным горьким опытом бакалейщиком нож гильотины, и на белой его шее белели какие-то отпечатки пальцев,  которые она так любила целовать после принятия на слизистую оболочку носа нескольких миллиграммов белого порошка, порошкообразной структуры всего организма достигла она благодаря кисельным берегам кисейности своей кожи, плыла, но не тонула, несмотря на сплошной опыт и тотальный контроль, ездила на каникулы в Мукачево и разговаривала со школьниками, которые прогуливали уроки, на темы смерти и вечной жизни, жизненная сила природы звала в магазин напротив, в котором никогда не заходило солнце и не выключался свет, продавали паленый коньяк, который не имеет права носить это название, после одиннадцати ночи, после закрытия магазина с коровяком, танцующим краковяк, на  парусе витрины, и ночной ветер нес их только вперед.