Выпуск №23

Автор: Н. Л.-Б.-С.

 

КАННИБАЛИЗАЦИЯ

 

Ангар для самолетов, его металлические изогнутые ребра напоминают чрево кита. Окна узкие, горизонтальные, под высоким потолком. По ночам оттуда пробивается лунный свет.

По периметру стоят спортивные снаряды: брусья, бревно, кольца, под потолком закреплен канат. Рядом тренажеры. На полу повсюду маты, где спят обитатели ангара. Утром маты скатывают и используют в качестве скамеек.

В центре ангара расположена передвижная телевизионная панель, на которой по утрам все смотрят приветствие Главного врача, а в остальное время — идущие нон-стоп новости и документальные и художественные фильмы, так или иначе связанные с авиацией и войной.  Сбоку стоит обычная школьная доска. Возле нее несколько парт.

В заднике сцены дверь.  Периодически над ней загорается табло «Идет операция».

В ангаре находятся самолеты, взрослые и дети. Они ждут ремонта, замены деталей. У кого-то повреждены двигатели, у кого-то сломано хвостовое оперение или разрушен фюзеляж, у некоторых проблемы с системой навигации, гидравликой, бортовым компьютером… Су, Боинг, Ту, Сессна, Ан, Як… — большие и маленькие самолеты…

Одежда условно лётно-больнично-барачная. У некоторых на головах лётные шлемы старых и новых образцов.

 

Действующие лица

Дед Антон (АН) по прозвищу Бывалый, пожилой самолет, «наставник», какие раньше были на производствах.

Илья (Ил) по прозвищу Небывалый, за тридцать. На все быстро реагирует. Что называется — реактивный.

Главный врач, появляется только на экране монитора и похож, скорее, на фоторобот.

Медсестра, за пятьдесят, неприметной среднестатистической наружности «женщины из очереди».

Муха, молодой самолет, себе на уме.

Мелкий, маленький самолет-калека по имени Малыш (играет ребенок лет семи или кукла).

Дети-самолетики, им по10–12 лет.

Сухой, самолет

Боинг, самолет по прозвищу Бобик[1]

Фалькон, самолет.

 

Первая сцена

На сцену из зрительного зала выходит артист. Это новенький. Он осматривается, глядит на металлические ребра ангара, присвистывает:  

— Ну, прям, чрево. Мрачноватое место.  (цитируя)… «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня… Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада…».  

Хромая, идет старый самолет. Он слышит слова новенького, останавливается:

— Какого еще «ада», умник? Чего болтаешь? Жизнь тут (обводит руками помещение) самая что ни на есть нормальная. Со своими, как говорится, горестями и радостями. Усёк?

— Не так чтобы…

Старый самолет обходит вокруг новенького, разглядывая его.

— Новенький, а новенький, давай знакомиться, что ли. Я тут вроде как за старшого. Дед Антон, а по-простому — Бывалый (протягивает руку).

— Илья. А «по-простому» — Небывалый.

 Пожимают друг другу руки.

Бывалый:

— Юморишь? Из каких будешь, не пойму. Транспортник, что ли?

— Угу… транспортник… типа того…

—  А к нам какими ветрами?

— Да так… Системку одну заменить надо.

— Ну, что ж… Надо — заменим… (Бывалый оглядывается на школьную доску, покрытую меловыми разводами). Ах ты!.. Вот поймаю засранца, крылья повыдергиваю. Каждую ночь кто-то стирает!

Мочит тряпку в ведре с водой, которое стоит рядом, протирает доску. Берет мел и старательно выводит по всей длине слово КАННИБАЛИЗАЦИЯ.

Илья  (с удивлением):

— Кани-бали… Чего-чего?.. Экое заковыристое слово! И зачем оно тут?

— А затем, что оно обозначает проблему, которую мы тут решаем…

— Интересная должна быть проблема от такого интересного слова…

Бывалый смотрит на Илью с усмешкой.

Бывалый:

— Как в анекдоте: «Жопа есть, а слова нет»? Есть проблема. А, значит, и слово есть! Это наш, как теперь говорят, слоган. Сечёшь? Вот и ты теперь его знаешь… Простое, жизненное такое слово. Ну вот, например… (закатывает глаза, вспоминает) …электрификация, урбанизация, модификация, канализация… и эта, как ее… про-кра-сти-на-ция! …нет, «прокрастинация», пожалуй, не подходит…

Илья садится на свободный мат, скрестив ноги. Снизу вверх смотрит на Бывалого:

— Ты, дед Антон, сам-то понял, что сказал? И вообще… Ты за грамматику тут отвечаешь, что ли? …Меня не суффикс интересует, а корень…

— А корень самый что ни на есть правильный. Я в Википедии проверил (достает из кармана рабочих штанов телефон). Вот… Каннибал — древний обитатель острова Гаити. В переводе означает «храбрый»… Так что, корень нормальный, наш, героический…

Бывалый, кряхтя, выравнивает школьные парты. Илья ищет что-то в телефоне.

Илья:             

— Вот ведь незадача! Глагол «каннибализировать» Ворд подчеркивает, как несуществующий…  

Бывалый:

— Это Ворд твой скоро станет несуществующим… Ворд этот мы, как говорится, разъясним. Не сомневайся. И все лишние подчеркивания из него вычеркнем.

Постепенно самолеты просыпаются. Кто-то делает зарядку, кто-то занимается на тренажерах, кто-то включает телевизор. Через зал на сцену идет невзрачного вида женщина, на ногах ее грубые ботинки, ее с сильной проседью волосы собраны в «кичку». Это Медсестра. Она скрывается за дверью с табличкой «Операционная».

Илья (с досадой):

— Я-то думал, тут склад с запчастями… заскочу — и назад… У меня снаружи дел по горло…

Бывалый (хмыкнув, машет в сторону самолетов):

— Как есть, склад с запчастями… (смотрит внимательно на Илью). А дело у нас одно… общее…

 Илья (игнорируя последние слова Бывалого, растягивается на мате, заложив руки за голову):

— Зачетное, в общем, у вас тут местечко… (напевает): «Но почему аборигены съели Кука? За что — неясно, — молчит наука… Но есть, однако же, еще предположенье, что Кука съели из большого уваженья…»

Бывалый:

— Ишь!.. Я думал, эти песни только мы, старики, помним.

— Так память, дед Антон, не от количества прожитых лет зависит…

Бывалый (саркастически):

— Интересно, от чего же? …Что положено, я помню. Например, что замена систем и деталей — общая практика. Рутинная, как говорится, процедура. Как ее ни назови.

Илья:

— А! Прости, друг. Я случайно забыл, что пожирать представителей своего вида — рутинная процедура… ага… …промышленного масштаба…

 Бывалый:

— Слушай, Небывалый, что-то ты для транспортника слишком умный…

Илья (со смешком):

—А я книжки перевожу…

Бывалый, крякнув, машет рукой и уходит.

Дети, столпившись у школьной доски, соревнуются, кто больше слов составит из слова «каннибализация». Они кидают друг в друга сложенные из тетрадных листов самолетики, одновременно выкрикивая:

Балка! Нал! Зал! Лаз! Кабан! Канализация! Цинк! Банка! Акация! Заяц! Баня! Кизил! Циник! Бан! Як! Лик! Кабала! База! Канал! Анализ! Кал! Каннибал! Бал! Линия! Изба! Знак! Блиц! Бяка! Нация!..

Играя, они нормализуют это слово, превращают его в обыденное, домашнее — в часть речи. Кто-то записывает новые слова на доске.

 К Илье подсаживается молодой самолет по прозвищу Муха.

— Откуда будешь?

Илья:

— У вас тут все такие любопытные? Там, где я был, там нет меня… (смеется) Звучит, как стихи, правда? Вот системку одну поправлю, и видно будет, где я буду.

Муха:

— Тебе, что ли, видно будет?

Илья:

— А тебе, что ли? Или тому вашему деду Антону, ассу языкознания?

Муха:

— Старый он… уж сам не помнит, когда АНом был. Родных деталей еле на дрон наберется. Но он, в общем, не вредный.

Из операционной появляется Медсестра. Она распрямляет спину, по-хозяйски осматривается. На ней белый халат с завязками на спине, голова ее покрыта косынкой, через плечо висит санитарная сумка времен Великой отечественной войны. Теперь у Медсестры вид человека, сознающего свою значимость. Она толкает перед собой каталку, на которой лежит что-то, накрытое простыней… Каталка позвякивает на ходу.

Муха (дергая плечом):

— …Вон… катит…

Илья:

— И что?

Муха:

— А ничего… Криповая тётка… Ты с ней поаккуратнее (оба провожают глазами Медсестру, пока та не скрылась в кулисе). Ей-то, как раз, и видно, кому где быть. Тебе… мне… всем. Ходит тут. Следит… Личная жизнь у нее того… не задалась. Вот она и отыгрывается… (Придвигается к Илье и понижает голос). Муж вторым пилотом по всему миру на Эйрбасе летал. Сегодня здесь, завтра там. А там — стюардесска молодая… Вот он и «совершил уход на запасной аэродром»[2]. Сын, тоже летчик, когда тут… в общем… когда началось, свалил вместе с семьей куда подальше… Так на другой день она вот перед этим самым телевизором встала, руки по швам вытянула и сына собственного прокляла… прикинь… Теперь ни мужа, ни сына, ни внука…

За сценой слышится звон падающего металла. Появляется Медсестра с пустой каталкой, ставит ее у двери в операционную. Видит Илью, подходит, бесцеремонно разглядывает.

Медсестра:

— А… Новенький… (достает из санитарной сумки какие-то бумаги, читает, снова оценивающе оглядывает Илью) Отличные данные… (Замечает каракули на школьной доске). Это еще что?! (читает) «Бал… кал… нал… нация…» … (возмущенно) Нет, ну вы подумайте! …(снова читает) «Илон Маск мой герой!», «Хочу быть космолётом!» (подступает к детям) Что за ерунда? Кто телефон не сдал?  Где этот… ваш… (ищет слово) смотритель… (поправляется) наставник… или как его там… (зовет) Бывалый! (нетерпеливо повышает голос) Антон! (носком ботинка поддевает и откидывает бумажный самолетик. Появляется Бывалый). Уберите этот мусор! И приведите доску в порядок! Живо!

 Бывалый уходит и возвращается со шваброй и совком. Ворча что-то себе под нос, собирает бумажные самолетики и скидывает их в ведро с водой. Бумага размокает и самолетики идут на дно. Потом он стирает с доски каракули, аккуратно обходя слово «каннибализация». Прихрамывая, уходит, унося ведро.

Медсестра поворачивается к телевизору, достает из кармана пульт, останавливает фильм. Хлопает в ладоши, привлекая общее внимание.

— Тишина!

Делает знак, и все встают. На экране появляется Главный врач. Стена кабинета за его спиной увешена рентгеновскими снимками, на которых изображены человеческие внутренние органы и отделы скелета.

Главный врач:

— Новое утро настало. Я приветствую вас, мой передовой отряд, и поздравляю с новыми достижениями. Радуясь победам, мы не должны закрывать глаза на то, что наша отрасль переживает временные трудности. И вы это знаете. Но также вы знаете: испытания делают нас сильнее. И вы становитесь сильнее, потому что вы — лучшие.

Медсестра стоит, благоговейно подняв глаза к монитору и беззвучно повторяя за Главным слова. На ее лице написано выражение причастности, некоего тайного знания. Старшие самолеты слушают, с характерным жестом сомкнув за спиной руки. Дети явно томятся.

Главный врач:

Да, мы испытываем некоторые проблемы с поставками деталей. Но у нас есть внутренний ресурс для преодоления трудностей. И это лучший из когда-либо существовавших ресурсов. Потому что этот ресурс — вы! (Повторяет, делая ударение на каждом слове) …Этот — ресурс — вы! (его пустые глаза смотрят на каждого и всех одновременно).

Наша корпорация не из тех, что живут без серьезных забот, не имея собственной миссии. Наши цели огромны и величественны, а внутренний ресурс неисчерпаем. Наша история доказала это. И мы будем использовать и дальше наш внутренний ресурс во имя великой миссии, во имя будущего!

Мы знаем, для чего мы рождены!

Экран гаснет и снова загорается. На нем идет хроника разных лет: в небе самолеты выполняют фигуры высшего пилотажа. Звучит «Марш авиаторов»: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Медсестра переводит дыхание и оборачивается. По взмаху ее руки все, кроме Ильи, начинают подпевать и маршировать.

 

Вторая сцена

Марш отзвучал. Взрослые самолеты или снова идут на тренажеры, или остаются смотреть телевизор, звук которого приглушен, но звук и не нужен, так как новости каждый час повторяются, а набор фильмов в местной видеотеке ограничен и в основном известен. Дети-самолетики, сидя за партами, балуются. Двое громко спорят.

Первый: А мне обещали все новое!

Второй: Врешь! Так не бывает!

Первый: А вот и бывает! Новое и даже это, как его… имторт… тимпорт… импортное! Так мне Главный врач сказал!

Второй: Врешь! Его никто не видел!

Первый: А я, может, видел! И вокруг света я летал! Сто раз летал!

Второй: А я… Я… до самой Луны летал!

Первый: Врешь! Так не бывает!

Второй: Еще как бывает! У меня двигатели самые мощные в мире!

Первый: Заглотыш[3] у тебя самый мощный в мире!

Второй: Хорош обзываться, а то щас как дам в пятак[4]!

Прихрамывая, подходит Бывалый. Дети встают.

Бывалый:

— Двигатели мощные, а мозги «кукурузника»… Сели.

Бывалый развешивает на доске, под словом «каннибализация», портреты самолетов-героев, отдавших свои органы на общее благо. Рассказывает, какие детали ими были отданы для того, чтобы другие могли летать. При этом достает из папки и демонстрирует рентгеновские снимки человеческих органов.

Появляется Медсестра. Первый мальчик тянет руку и с места кричит:

Первый: Я! Можно я сегодня!

Медсестра, равнодушно:

— Давай.

Первый быстро показывает язык Второму и, гордо подняв голову, уходит вслед за Медсестрой в операционную.

Дети начинают шушукаться, обзывать Второго самолетика слабаком.

Бывалый (понимая, что урок сорван):

— Ладно… Потом продолжим. Вон… (машет рукой в сторону телевизора.) Включите фильм по ОБЖ. Скажите этим (кивает на взрослых) — я велел.

Загорается табло «Идет операция».

Илья сидит среди других самолетов, смотрит на экран:

— Давным-давно я где-то уже это видел… Где-то эти ужасы про ядерный гриб, будь он неладен, мне уже показывали…Ха! Вспомнил! В школе! Ну конечно… Подумайте только, ничего-то не меняется в этом прекраснейшем из миров… Какая тоска! (Ищет, чем бы развлечься. Обращается к соседу). Эй, приятель (явно подначивая), а что там у вас на доске за слово такое написано? (сосед не реагирует) Чего молчишь? (сосед не реагирует). Тебя как зовут? (толкает его в плечо, тот невнятно мычит)

— Ммммм…

— Не понял…

— Ммммм…

— Мокрый, что ли?

Самолет возмущенно мотает головой.

— Ну, хорошо. Значит — не Мокрый. Значит — Сухой… Так я, собственно, и думал… (указывает на доску) Колись, Сухой, что там за слово такое?

   Сухой мнется. Потом — сердито и уверенно:

 — Там написано слово «трансплантация».

Илья, с притворным удивлением:

— Ну ты гонишь! Буквы-то различаешь? Или у тебя с системой распознавания проблемы?

Сухой (оглядываясь, тихо):

— Отвали, новенький…

Илья:

— Братец, да там же белым по-черному другое слово написано…

Сухой, опустив голову, упрямо повторяет:

— Там написано слово… слово…  «транс-план-та-ция». И по числу букв совпадает.

— Уверен?

Сухой, заносчиво:

— Уверен!  И вообще… Чего цепляешься! Я — почетный донор!

Илья обходит Сухого кругом. Наклоняется к его уху.

— Донор, говоришь?  Ты не донор. Ты продукт жизнедеятельности, на «г» начинается… Вот ты кто…  И по числу букв совпадает…

Муха (уводя Илью):

— Да плюнь ты на него. Ему уже никакая трансплантация не поможет. Пойдем потусуемся. Видосы позырим.

Самолеты смотрят по которому-то разу «авиационные» фильмы разных лет. Старшие комментируют, как могло быть на самом деле, а что придумал режиссер. Разбирают по сотому разу режиссерские ляпы.

Обсуждают «Девятаева», «Экипаж», «Мимино». Особенно военные фильмы: «Два капитана», «Истребители», «В бой идут одни “старики”»…  

Слышны обрывки разговоров:

— Вот наснимали небылиц! Разве ж это правда? Разве самолет из такого штопора можно вывести?

— Кому нужна твоя «правда»? Главное, чтоб каждому захотелось такое в жизни повторить!

Илья:

— Повторить штопор, из которого не выйти?.. Умно.

На его реплику никто не реагирует.

— Нет, ну ты видал, как этот хлыщ жвачку жене и пасынку перед взлетом выдает?

Муха (встревая в разговор):

— А чо такова-то? Ну, жвачка…

— Молодой ты, Муха, глупый… Это ж «Неподсуден». Душевный фильм… Ему полвека с гаком… А жвачка, чтоб ты знал, тогда была заморским явлением! А этот хлыщ, муж ее, — стало быть, большой начальник, по заграницам мотается… Вот… подарок привез. Видишь? Она одну пластинку пополам поделила… Экономит! … (смотрят дальше) …А этот-то умник!.. Еще положительным героем называется… Сына притащил в кабину, да на левую чашку[5] посадил! Сколько аварий через это случалось… (Обращаясь к другому старому самолету.) А что, друг, помнишь время, когда (кивает на экран) в салоне можно было курить, да и в кабине тоже… Вот жизнь была!

Муха (толкает локтем Илью и, глазами показывая на «стариков», крутит у виска пальцем):

— Врут и не краснеют… «Курить в кабине»… Скоро они и до летающих тарелок договорятся… Пошли отсюда. Покажу кое-что.

Они идут в дальний угол ангара, где находится что-то вроде клети, прикрытой камуфляжной сеткой. Не доходя до этого странного укрытия, Муха останавливается.

— Дальше не пойдем. Медсестра заметит, вопить начнет. Неприятностей не оберешься.

Илья (присматривается):

— Там есть кто-то…

Муха:

— Это Мелкий. Калека… Она над ним что-то вроде опыта проводит. Старики говорят, что у нее эта…. как ее… А! — «идея фикс»… создать «идеальный самолет»… Лучше туда не соваться.

Илья:

— «Не соваться», конечно, не наш метод. Однако, и с мымрой этой дело иметь западло. Кстати, ты понял, что там ваш Главный про «лучший ресурс» вещал?

Муха (машет рукой):

— Да какая разница. Каждое утро одно и то же…

Уходят.

 

Третья сцена

Ночь. Все спят. Из своего укрытия в углу ангара выбирается, опираясь на костыль, маленький самолетик.  Волоча крылышко, он медленно идет по авансцене, щурится от яркого света рампы, прислушивается… Шепотом спрашивает:

— Кто тут? …Тут есть кто-то? (подходит к самому краю сцены, садится, вглядывается в зал) …Мама? (с удивлением и надеждой) Мама, ты здесь? …Мама… (начинает говорить быстро-быстро) …у меня легкие совсем-совсем здоровы, и сердце здоровое… Я тебе отдам. Только приди…

Сзади подходит Илья. Стараясь не напугать, тихо:

— Малыш, ты что тут делаешь? (самолетик, испуганно пискнув, оборачивается. Илья прикладывает палец к губам и кладет руку на плечо самолетика.) Не бойся (присаживается, чтобы быть с ним вровень). Меня зовут Илья (протягивает руку). А тебя как?

Самолетик, успокоившись, протягивает здоровую руку-крылышко Илье:

— Очень приятно. Меня зовут (задумывается)… Видите ли, Илья, Медсестра меня зовет… не знаю… не помню… Кажется, она никак меня не зовет! Мой хозяин звал меня Тоже-мне-умник, и разные дурные слова добавлял… Ведь я зачастую отказывался выполнять его дикие приказы… Большие (он сделал жест в сторону спящих самолетов) зовут меня Мелким. Мне это не нравится…

Илья:

— Так как же к тебе обращаться?

Малыш:

— Но ведь вы уже обратились. Вы сказали: «Малыш». (Смотрит в темный зал.) …Мне кажется, так звала бы меня мама.

Илья (с сомнением):

— Твоя мама… там?

Малыш:

— Не знаю… (поникшим голосом) …иногда мне так кажется… (снова вглядывается в зал) …ведь где-то она есть… (вдруг, встрепенувшись) А можно я буду звать вас Илюшей. Ну… как будто мы с вами родственники… Если, конечно, это не покажется вам фамильярным…

Илья (смеясь):

— Зови! Мы в любом случае — родственники. (Оглядывается) Слушай, родственник, а ты не боишься по ночам тут шастать? Ведь не положено. И видеокамеры везде понатыканы…

Малыш:

— О! не волнуйтесь. Я их на ночь перепрограммирую.

Илья:

— Ты?! Ты можешь это? …Так… …давай начистоту… Эта… Медсестра… Зачем она посадила тебя отдельно от всех, в клетку?

Малыш:

— Вы только не думайте, что это так уж плохо. Наоборот. Тут я могу жить совершенно спокойно, не участвуя в этих… как они их называют… «общих мероприятиях»… могу читать, могу мечтать о чем-то хорошем… А Медсестра… Знаете, Илюша, может быть, я напоминаю ей ее маленького внука, которого увезли от нее… Ведь она наверняка тоскует по нему…  

Илья:

— Не больно-то она похожа на человека, способного тосковать…

Малыш:

— Она по-своему добрая. Одежду мне принесла новую… Пилотку, гимнастёрку… Мне это не нравится, но она говорит, что надо привыкать. Я иногда надеваю, чтобы доставить ей удовольствие… А еще она подарила мне хороший планшет. Закачала туда много-много разных фильмов и обучающих пособий… Но я, честно говоря, это не смотрю. Я стрелялки не люблю. Я этот планшет перепрошил, подключился к интернету… Только это тайна! Никто не должен знать!

Илья:

— Конечно, тайна! Но как ты сумел? И камеры, и планшет… Ты ж такой… маленький…

Малыш (назидательно):

— Внешность бывает обманчива… Знаете, Илюша, мой хозяин… бывший хозяин… когда хвастался мною перед гостями, называл меня «игрушкой с дорогой начинкой»… (показывает на свою голову). Только это не помешало ему покалечить меня… Он, видите ли, садился за штурвал пьяным…И я, со всей моей «дорогой начинкой», не смог предотвратить аварию… Вот… и лапки[6], и крылышко, и хвостик (крутится вокруг себя, как щенок, показывая Илье сломанное хвостовое оперенье, шасси и крыло). …Тогда он решил, что проще купить новую игрушку… И вот я здесь.

Илья:

—  Бедняга. Дай-ка посмотрю… Больно не будет, я осторожно… А чего ж эта чертовка тебя не лечит? Ведь ты мог бы летать…

Малыш:

— Мне кажется, что ей это совсем не надо…  Наверное, ей спокойнее, если я останусь тут, в клетке… И, знаете, Илюша, это все же лучше, чем… (умолкает)

Илья:

— Чем что? Давай договаривай, раз уж мы родственники…

Малыш:

— Под настилом моего жилища я обнаружил старый тайник. И там, в железном ящике, — книги…  Знаете, Илюша, там есть много замечательных книг… И это означает…

Илья (продолжая осматривать Малыша):

— …и это означает, Малыш, что до тебя кто-то в твоем загоне уже сидел… сидел, пока был нужен твоей… благодетельнице… И ей надо знать, сколько времени понадобится, чтобы твои мозги перестроились «на нужные идеологические рельсы»… А это означает, как говорила одна моя хорошая знакомая с красивым именем Мрия: «Пора тикать тебе, хлопчик…» …Ничего. Твои поломки не такие уж страшные. Я быстро тебя на крыло поставлю. Никто и не заметит. Мы их обдурим. При всех будешь хромать по-прежнему… Ночью будем лечиться и тренироваться. …А сейчас по койкам, пока нас не застукали тут…

Илья помог Малышу подняться, взял его за руку-крылышко, и они двинулись вглубь ангара. Вдруг Малыш вырвал руку и подскочил к школьной доске. Опираясь на свой костылик, он подпрыгнул, схватил тряпку и, зависнув на миг в воздухе, быстро стер с доски слово «КАННИБАЛИЗАЦИЯ»…

Илья (смеясь):

— Так это ты партизанишь? Значит, вот кому дед Антон собирается крылья повыдергивать!

Малыш:

— Они и не догадываются!  Думают, что я так не умею! Это наша с вами тайна, да, Илюша?

Илья, улыбаясь, берет «под козырек» и поворачивается, чтобы уйти, но Малыш окликает его.

Малыш:

— Илюша… Как вы думаете, они — там (показывает крылышком в зрительный зал) … они… понимают, что происходит?

Илья смотрит в зал, молчит, отворачивается и уходит.  Малыш ковыляет к своему загончику и прячется в нем.

 

Четвертая сцена

Только что закончилась утренняя речь Главного врача. Звучат последние такты «Марша авиаторов». Часть самолетов разбредается по ангару, занимает тренажеры и спортивные снаряды. Кто-то остается смотреть телевизор. Кого-то Медсестра вызывает в операционную.

Илья и Муха выполняют упражнения на брусьях.

Илья:

— Давай, мою любимую песню врублю. Веселее будет сальто крутить.

Достает телефон, находит Высоцкого «Як-истребитель». Начинает яростно вертеться на брусьях, повторяя слова: «Но тот, который во мне сидит, считает, что он истребитель… А тот, который во мне сидит, изрядно мне надоел…»

Муха (не поспевая за Ильей):

— Эй, Небывалый, тормози, у меня дыхалка сдохла!

Илья (останавливаясь):

— Ну, давай отдохнем… Давай теперь твою любимую песню послушаем…

Муха ищет в телефоне. Качает головой. Бормочет:

— Ччета и не знаю… Любимую?  Не могу сообразить… Забыл… Какая у меня любимая-то?.. (снова ищет). Да пофиг… Пусть это… (включает «Марш авиаторов»).

Илья (смеется):

— Ну, ты оригинал… Ладно. Пойдем, поглядим, чем остальные заполняют, как говорится, культурный досуг…

Останавливаются неподалеку от группы, где самолеты смотрят и обсуждают фильм.

Илья (глядя на школьную доску, ни к кому не обращаясь, напевает):

— Кани-бали, кани-бали, все, что было, проебали…  (переводит взгляд на компанию самолетов.)  …Интересно, какая побочка у этого членоядения…

Муха (заходясь смехом):

— Чего-чего ядения? Ну ты даешь! (фамильярно толкает Илью в бок.) Не усложняй. Все путём… Видишь, вон, дед Антон — прям, огурец…

Бывалый (комментируя фильм):

— А люди вообще странные существа… Вот хоть этот фильм взять, про ансамбль, про Овечкиных… Целая семья! Они ж «выездные» были… Да к тому времени уже и летать можно было почти всюду, и остаться можно было за кордоном… Помните, сколько балерунов этот самый «полет на свободу» совершили?  А этим «Симеонам» — будь они неладны — Овечкиным приспичило самолет угонять… И народу положили немеряно, и сами пострелялись… И зачем? Кто объяснит?.. Загадка… Я того Туза[7], которого они угнали, хорошо знал. Нас на одном заводе штопали… Меня после Афгана…  Его после Овечкиных этих…

К компании подходит Боинг.

Бывалый (небрежно):

— Ну, что, Бобик?

Боинг:

— Я Боинг.

Бывалый:

— Это ты думаешь, что ты Боинг, а вот тебе, вместо твоего отбитого копчика[8], копчик от Яшки[9] поставят, так сразу Бобиком станешь.

Боинг:

— Уверен?…

Бывалый (миролюбиво):

— Ну, ладно-ладно… Чего дальше-то смотреть будем?

Боинг:

— Что-нибудь мирное можно? «Чудо на Гудзоне», например?

Бывалый:

— Понятно… Ценности ваши эти протаскиваешь…  А'кей… садись… (передразнивая) …Боинг, видите ли, он… Ладно. Будет тебе сейчас чудо… (Бывалый тайком достает из внутреннего кармана куртки фляжку и складной стакан, наливает в него какую-то горючую жидкость и пускает по кругу) Ну, ребята, вперед! И чтоб количество взлетов совпадало с количеством посадок…

Боинг (выпив и, как все остальные, занюхав рукавом):

— А в новостях сегодня про нас был сюжет… про каннибализацию. (Цитирует по памяти) «Авиакомпании обратились в Минтранс с просьбой узаконить процедуру снятия исправных запчастей с самолетов для перестановки их на другие машины».

Бывалый (со смешком):

— А мы тут уже давно всё узаконили!

Муха:

— Ага! Я тоже слышал! Так и сказали… запросто, как два пальца обоссать: «каннибализация воздушного флота»…  И еще слышал… (вспоминает, закатив глаза) «Все больше самолетов будут становиться донорами для других: этот процесс называют каннибализацией».

Бывалый (удовлетворенно):

—  Слово пошло в народ… Давно пора.

Рядом со старшими крутятся дети. Услышав знакомое слово, они начинают скандировать: «Канни-бали-зация! Канни-бализа-ция! Канни-бали-зация!» Взрослые самолеты переглядываются. Не знают, как реагировать. Это подзадоривает детей. Став в колонну и маршируя, они продолжают скандировать слово «каннибализация». Скоро к ним присоединяются взрослые. Некоторые кричат: «Ура! Даешь каннибализацию!». Постепенно все разбредаются по ангару, занимаются кто чем.

Муха (наклоняясь к Илье):

— А я слышал, новый самолет нам подгонят.

Илья (равнодушно):

— Тут что ни день — новые.

Муха (важно):

— Не сечешь, что ли? Совсем новый. Прямо с завода.

Илья (присвистнув):

— До такого еще не доходило… Похоже, Главный «тянет на лампочках»[10]…

Муха (выпаливает, не заметив подошедшего к ним Бывалого):

— …и будет у него «полный рот земли»[11]…

Бывалый (услышав, меняется в лице):

— Ох и дурак же ты, Муха… Смотри, договоришься… (Кивает на дверь операционной, откуда выходит Медсестра).

Медсестра (с усмешкой):

—  Ну что, недвижимость[12]? (на это унизительное обращение все реагируют по-разному).  У вас тут прямо ведомственный санаторий… Скажите спасибо нашему Главному. Он думает о вас!

Раздается нестройный хор голосов:

— Спасибо… спасибо… спасибо…

Медсестра, как на врачебном обходе, у кого-то меряет пульс, кому-то велит отжаться, кому-то попрыгать на скакалке или сделать кувырок вперед-назад, у кого-то проверяет зрачки. Что-то записывает в тетрадь. Неожиданно она достает из санитарной сумки конфеты, орехи, печенье… Бросает на стол. Наблюдает, как самолеты подходят, начинают разбирать угощенье: кто спокойно, пытаясь сохранить достоинство, кто с жадностью… Она сыплет конфеты на пол, перед самолетиками-детьми, и, приговаривая грудным голосом: «Цип-цип-цип…» — постепенно перемещается к двери операционной.

Дети реагируют на это «цип-цип» и послушно следуют за Медсестрой, склевывая угощение у нее с руки, на манер птиц. Дойдя до двери, ведущей в операционную, Медсестра останавливается, достает из санитарной сумки алое полотнище, покрывает им голову и плечи. Лицо ее выражает величие и непреклонную волю. Дети смотрят на Медсестру, как завороженные. Это длится несколько секунд. Медсестра снимает платок. Алая ткань медленно стекает по ее рукам.

Медсестра (словно очнувшись):

— Кыш! Кыш! Позову, когда понадобитесь!

Дети расходятся.

 

Пятая сцена

Ночь. В глубине ангара, рядом с загончиком, — Илюша и Малыш. Слышно тихое позвякивание инструментов.

Илья (делая что-то с шасси Малыша):

— Потерпи. Я осторожно. Починим тебе лапки, будут как новенькие. Скоро ты станешь прежним Малышом… Только не забывай для виду прихрамывать. И крыло твое мы отлично прошлой ночью починили… Только не забывай подволакивать его, как раньше… (смеется) Видишь… нехорошо получается: учу тебя обманывать…

Малыш:

— Вовсе нет… Это не обман, милый Илюша… Помните сказку про братца Гензеля и его сестрицу Гретель? И про страшную старуху, которая задумала съесть Гензеля? Так ведь если бы Гретель ту ведьму не обманула, пропали бы они оба…

Илья:

— И то верно! А что, Малыш, в твоем железном коробе такие страшные книжки хранятся?

Малыш:

— Сын моего бывшего хозяина однажды во время полета читал эту сказку вслух… Он боялся, плакал, но отец заставлял читать… Ой!

Илья:

— Больно? Прости. Всё. Давай-ка проверим: сначала твои лапки уберем, а потом осторооожненько выпустим… Вот так. Повтори… Отлично! А теперь потихоньку пошли к тренажерам. И ты мне расскажешь про свою любимую книгу…

Они идут возле самой рампы. Малыш идет немного вразвалку, опираясь на руку Ильи. Устав, он садится на край сцены. Илья садится рядом.

Малыш:

— Про любимую?..  Не знаю. Почти всякий раз это другая книга. Но вот совсем недавно я прочитал… не книгу… а небольшой рассказ… Историю молодого человека по имени Чарли… …Ни над одной выдуманной историей я не плакал так, как над этой историей про то, как совсем-совсем…(подбирает слово) простодушный… простодушный человек по имени  Чарли, который никак не мог научиться читать и писать, — вдруг, благодаря эксперименту, стал очень-очень умным… испытал восторг понимания всего сущего… а потом… потом начал стремительно все забывать… Понимаете, Илюша… …этот его ужас… его страх потерять себя… его страдание… это было так… (начинает тихо поскуливать)… у меня от горя заболело сердце… И вот эти его последние слова, пока он еще оставался «настоящим Чарли», вот эти… «Я должен попытаться сохранить хоть что-нибудь… О Господи, не отнимай у меня всего…» (плачет) …И тогда я подумал, что ведь это и моя история… и что в этом ангаре у меня скоро отнимут всё…

Илья встает и помогает подняться Малышу. Вытирает ему слезы. Малыш вздыхает:

— Не понимаю… Скажите, Илюша, почему им (указывает вглубь ангара) не страшно… Почему они — не плачут?

Малыш подходит к доске и, теперь уже без труда, стирает слово «КАННИБАЛИЗАЦИЯ». Илья берет Малыша за руку и ведет к тренажерам. Начинает звучать музыка. Это «Аве Мария». 

Своды ангара пропадают, вместо них — бездонное звездное небо, в котором Илья заново учит Малыша летать… Разыгрывается настоящая мистерия. С окончанием музыки свет гаснет.

 

Шестая сцена

Каждый день здесь похож на предыдущий. Однообразие скрашивают новые пациенты. Сегодня это бизнес-джет Фалькон. Ему тут явно не по себе. Обитатели ангара с интересом на него поглядывают: залетела редкая птица. К Фалькону, прихрамывая, подходит Бывалый.

Бывалый:

— Ишь, красавчег. А ты ничего так… (с усмешкой) Дроноёмкий… Парле ву франсе? (задевает его плечом.) Ну что, полетаем?

Фалькон:

— Видите ли, я предпочитаю летать в одиночестве… Тогда я могу утешать себя маленькими подвигами…

Бывалый:

— Смотрите-ка, этот Д’ Артаньян еще и шутит… Что? Твой жирдяй отставку тебе дал?

Фалькон закрывает голову руками, молчит.

Бывалый:

— Угадал?

Фалькон (с отчаянием):

— Но в чем я виноват? Он сам разрешил своей жене, cette pute[13], развлечься на выходных в Дубае. А она с собой любовника прихватила… (вокруг них уже собрались самолеты). А в салоне установлены видеокамеры, и этот старый сonnard[14] смотрел весь спектакль в прямом эфире… Ее он выгнал, ребенка забрал. А меня продал… вот сюда… Сказал, что я теперь противен ему…

Муха (медленно, вкрадчиво):

— Так у тебя и поломок никаких нет?..

Фалькон:

— Только диваны…

Муха (подходя ближе):

— Какие такие диваны?

Фалькон:

— Обычные, кожаные. На которых они кувыркались. Все диваны. Он их алебардой порубил. У него этих алебард — на целый авиационный парк хватит…

Фалькон оглядывается, видит доску, на которой написано слово «КАННИБАЛИЗАЦИЯ». Начинает читать вслух и замолкает. Настороженно спрашивает:

— Что-что?.. (обращается к Бывалому.) Что тут написано?

Бывалый (куражится):

— Наш дорогой зарубежный друг! Видите ли, здесь запечатлено богатое слово КАННИБАЛИЗАЦИЯ, и обозначает оно новое генеральное направление во многих отраслях местной промышленности… (Самолеты медленно окружают Фалькон и теснят его к школьной доске).

Наступает тишина. Фалькон, прижавшись спиной к доске, смотрит на самолеты. Они — на него.

У двери операционной стоит Медсестра и, сложив на груди руки, наблюдает за происходящим.

Илюша (расталкивая толпу):

— Эй вы, «взвейтесь, соколы, орлами»! Вы чего это удумали?

Встает рядом с Фальконом, спиной к доске.

Илюша — Мухе:

— Чего застыл? Давай к нам!

Муха делает вид, что идет, но остается на месте. Толпа бросается на Илью и Фалькона.

Медсестра (громко кричит):

— А ну прекратить! Кто позволил?!

Медсестра проходит в толпу, грубо всех расталкивает. Самолеты медленно разбредаются. Муха, добродушно хлопая Фалькон по плечу, уводит его к тренажерам.

Медсестра останавливается перед Ильей (говорит тихо, еле сдерживая бешенство):

— Почему вас не было на утреннем обходе? (Илья молча смотрит на Медсестру. Она срывается на крик.) Повторяю вопрос! Почему вас не было на утреннем обходе?!

Илья (наслаждаясь ее бешенством, спокойно):

— Засиделся на толчке. Бывает, знаете ли.

Медсестра (внезапно успокаиваясь):

— Жаль… Ну что ж. Пройдите-ка в операционную… (усмехается) Там толчок удобнее…

Илья:

—  Как скажете… (Поворачиваясь к остальным) Ребята, пойду «отдам пульс»[15]. Не скучайте. Скоро увидимся (и вдруг громко, по-хулигански, свистит через два пальца).

Медсестра (обращается к самолетам):

— Что уставились? Заняться нечем?

К Медсестре подходит Бывалый.

Бывалый (тихо):

— Что? Резьбу сорвало? Ты, мать, заигралась…(передразнивая) «идеальный самолет-идеальный самолет»… Тю-тю твой самолет… Снова облом…

Медсестра (не реагируя на его тон, устало):

— Этот — ненадежный… нутром чую. Другой найдется.

Бывалый (примирительно):

— Ну и ладненько… Зато сустав мне заменишь. Этот (показывает на хромую ногу) совсем износился…

Медсестра (прищуриваясь):

— А, может, так доходишь? (видит его испуг, презрительно улыбается.) Да не дрейфь ты… Иди… (указывает движением головы на самолеты, слоняющиеся по ангару) присмотри… за этими…

Медсестра уходит. Загорается табло с надписью «Идет операция».

 

Седьмая сцена

На сцену из зрительного зала медленно, сильно хромая, выходит Илья. Останавливается, трогает руками забинтованную голову.

В ангаре утро. Появляется Бывалый. Он бодр и подтянут.  Смотрит на доску, где красуется слово «КАННИБАЛИЗАЦИЯ». Довольно потирает руки. Постепенно встают остальные обитатели ангара.

Бывалый замечает Илью.

— А! Небывалый… Ну, здорово…

Сделав что-то вроде антраша, рассмеявшись, уходит.

Илья идет, пошатываясь. Вглядывается в окружающих. Спрашивает:

— А где приятель мой? Муха? …Не видели его?

Кто-то (сочувственно):

— Так выписался твой приятель. Вчера еще. С такими-то двигателями ищи его, свищи его…

Появляется Медсестра. Подходит к телевизору, хлопает в ладоши, привлекая общее внимание. Достает из кармана пульт управления. На экране появляется Главный врач.

— Новое утро настало. Я приветствую вас, мой передовой отряд, и поздравляю с новыми достижениями. …Вы — лучший из когда-либо существовавших ресурсов… Ваши возможности безграничны… (продолжение речи тонет в звуках «Марша авиаторов»).

Медсестра подходит к Илье, смотрит ему в глаза, покачиваясь с носка на пятку и заложив руки за спину.

Медсестра:

— Ну-с… Зачем вы это сделали?..

Илья:

— Что именно?

Медсестра (топая ногой, срывается на крик):

— Вы знаете, «что именно»! Зачем!.. Вы!!!

Илья (тихо):

— Ты что орешь? (Медсестра осекается, смотрит с изумлением. Илья так же тихо продолжает) С тобой ведь…  …к тебе ведь… положено обращаться на «ты»… Как к царям… Да, я понял… (Медсестра с опаской оглядывается, видит Бывалого, делает ему знак, тот подходит. Илья, соберясь с силами, продолжает) …Ты про рыбок-гуппи слышала? (Медсестра молчит)… Такие маленькие живородящие рыбки… которые пожирают свое потомство…

Медсестра, вдруг успокоившись, по-хозяйски проверяет у Ильи зрачки, щупает пульс.

Медсестра:

— Ну что ж… Вы всё правильно поняли. Но не сделали правильный вывод… (Лицо ее выражает непреклонную волю). Завтра продолжим. (Обращаясь к Бывалому, кивает на Илью.) Под твою ответственность (уходит в операционную).

Илья ковыляет в дальний угол ангара. Останавливается, смотрит. В клетке-загоне Малыша всё перевернуто. Илье кажется, что под ветошью кто-то шевелится.

Илья (спешит к загону, быстро приговаривая):

— Нет-нет-нет… Только не это. Только не это…

Забирается в загон, разрывает руками ветошь. Под ней пусто. В загоне никого нет. Илья облегченно вздыхает, приваливается к стене, едва внятно бормочет: «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня…» Потом, вспомнив что-то, начинает искать потайную дверцу в полу. Находит, открывает, шарит рукой под полом. Наконец, достает планшет. Прижимает его к груди и так несколько мгновений сидит. Потом включает. Начиная смотреть, Илья зарывается с головой в ветошь и затихает. Звучит Малер, Адажиетто из Симфонии №5. Свет гаснет. На заднике сцены возникает экран планшета. Включается запись. Камера установлена в носовой части движущегося самолета. Мы видим, как медленно поднимаются ворота ангара, видим звездное небо. Видим, как самолет выруливает на взлетную полосу, замирает и начинает разбег. Мы видим момент отрыва от земли и набор высоты. Видим, как, по мере подъема, светлеет небо… Но рассвет так и не настает… Наконец, земля пропадает из виду. И небо пропадает из виду. Самолет летит в пустоте, которая абсолютна… И всё это время мы слышим голос Малыша, его слова, обращенные к Илье.

— Милый Илюша… Если вы смотрите это видео, значит всё получилось, и я на свободе… Я услышал ваш знак. Честное слово, я научусь свистеть так же громко… Наверное, сейчас вы засмеялись… Ваш смех всегда подбадривал меня… …А теперь я должен рассказать главное… Недавно я прочитал историю о том, как люди начали сжигать книги. И тогда другие люди, пусть их было не так много, решили сами стать книгами. Величественно, не правда ли?.. Вот человек-фолиант — Шекспир… Вот Платон, вот — Свифт, Байрон, Марк, Лука, Иоанн, Матфей… Целая человеческая библиотека… Книги показывали будущее, предупреждали… Но, Илюша…  …то предсказанное страшное будущее все-таки произошло… Оно произошло — с нами…

С того дня, как слово каннибализация сделалось обычным, с тех пор как дети начали играть в него, составлять из него другие слова, — будущее настало… а мы оказались его частью… Теперь черед нового будущего… …Но, чтобы создать его, нужно усилие… другое… новое… небывалое… Нужно вернуться в начало — в точку сборки… Туда, с чего начинается Книга, которая лежала на самом дне железной коробки…

На экране планшета начинаются помехи, изображение дрожит, гаснет… Музыка обрывается. Сцена и зал погружаются в кромешный мрак. Кажется, что так теперь будет всегда…

Но постепенно из пустоты экрана, из Ничто, проступает водное пространство, над которым летит Малыш, и мы снова слышим голос Малыша:

— В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою… И отделил Бог свет от тьмы… И был вечер, и было утро: день один. И увидел Бог, что это — хорошо…

Малыш продолжает лететь, его речь почти неотличима от музыки, которая возникла словно бы ниоткуда… Мы видим, как, точно на ускоренной съемке, сменяется день ночью и настает новый, второй день, и мы видим появление небесной тверди с мириадами звезд…

И настает третий день, и мы видим, как внизу, под крыльями Малыша, появляются континенты, и постепенно мы узнаём их очертания…

И снова ночь. И на четвертый день появляются в небе луна и солнце. И мы слышим сквозь музыку голос Малыша:

 — …И увидел Бог, что это — хорошо…

Музыка делается тише, теперь голос Малыша звучит отчетливо:

— И был вечер, и было утро: день пятый… И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся… И увидел Бог, что это — хорошо…

Опять ночь сменяется утром. Малыш летит совсем низко над землей, словно высматривая на ней что-то:

— И был вечер… и было утро: день шестой. …И сотворил Бог человека по образу Своему… по образу Божию сотворил его… (речь Малыша замедляется.) И увидел Бог, что это…  …увидел Бог… …что это… …это…