Выпуск №8

Автор: Роже Ковальски

Перевел с французского языка: Иван Саранчов

 

Запрет

Великие нечестивцы изгнаны из города; некоторых подозревали,
поскольку они не любили открывать рта; были даже те, кто никогда
не думал, что им надо сказать слово, таким образом, их голос не был учтён;
другие никогда не покидали своих домов в дни публичной радости;
они были предметом скандала;
самые редкие полагали, что было бы неплохо печатать произведения, которые никто не открывал;
им было все равно, всё было в порядке, их отношение вызывало всеобщее осуждение.
Такова судьба великих нечестивцев; они ушли с безразличием;
только один из них, казалось, наслаждался ходом дел;
он был молод, ещё немного наивен: однако, безразличие было не за горами.

 

* * *

вода похожа на ваши взгляды
лишь одно забвение сможет заколдовать ваши безумства
не оставайтесь здесь больше ночь подступает

чёрнея дерево сотрёт ваши имена
самые горькие доставят ваше изображение
к смешкам лукавого
если я умру разбудите моё лицо этой розой

которая точно не цветёт для живых
но чей шип поднимает сердце

 

Зрелище

Мы проснёмся под тёмным апрельским дождём, затем, при зажженной сигарете
рассвета, мы станем созерцать слабое пространство, которое отведено нам, чтобы извлечь из него,
может быть, какие-нибудь законы или советы, которыми мы укрепим этот день.
Такая галька – достаточно умное зрелище и капля воды на дикой
мяте, мы тоже сделаем из неё наш маяк; на многие годы, без сомнения.

 

* * *

В зеркале кровоточит сова и горит знак соли; это было
возле стен имперского города, где мы побывали, раньше;
очень чёрный дом под дождём, ветер огня за шторами.
Именно в зеркале агонизирует маленькая ночь и шествуют
проворные птицы снов; они носят ирисовое оперение и стеклянный клюв;
игра иногда вырывает из них стон слишком нежный, чтобы не быть
любовным. Яростный синтаксис к нашей перчатке, кремнёвые соколы.

 

***

Я слышу, как вы идёте в октябре; наше имя бежит
в ветвях; ветер дождя.

Помните тень, которую мы пересекли;
заря будила огни под взглядами;

мы говорили с вами – наши шаги раздували освобождённую
траву; тысяча жилищ, и иногда рассвет: утраченное имя.

 

Скоро пойдёт снег

Скоро пойдёт снег, говорили вы; входная дверь слегка стучала, хотя она была надёжно
закрыта, и ветер не казался столь сильным.

Мы узнали суровый серый, хрупкий и свежий запах яблока, упавшего, не успев
созреть, и которое часто предшествует снегу.

Тогда мы положили полено в огонь; дверь вздрогнула снова; ворона била
крыльями рядом с окном, и мы смотрели, как она улетала;

затем я рассказывал вам наивную историю, которая вероятно бы так и не кончилась, и это было то,
что нас связывало с ней, улыбающихся, перед пламенем.

 

В тот вечер

В тот вечер, во времена старше чем детство, итак, в тот вечер
как ночь надвигалась, я видел ваше лицо, такой, такой глубины,

в этот момент вы, возлюбленная, что я встречу лишь гораздо
позже, так божественно скрытно между веткой, которая дотрагивалась до стёкол

и пальцами, сжимающими перо, кого огни внезапно подсветили в
моих лесах, бежали до западной границы,

перепрыгивали, через реки, пруды, лужи поздних
дождей, привязали меня, наконец, навсегда к дереву, охочему до вашей крови.

 

Население

Это зима, ежевика белого цинка, переплетения несообразного
металла; и это зима,

с, на конце ветви, сверхчувствительной иглой мороза.

Мы говорим приглушённо перед огнём цвета
анемонов, в верхней комнате, на большом
болоте внутри души;

Здесь оживляется население сновидения, добыча
памяти, плащи милосердия.

 

* * *

Пройдённое тумана, о, виноградники;
совершеннейшие, потрясённые языком, где кровоточит имя;
здесь мы спим невероятным лицом и даром.

 

* * *

Бегите, в глубине сна нужно снова бежать и чтобы к нашему кулаку
яростно пламенела птица-факел;
кто вы на опушке уничтоженного леса? Кто вы?
Тень, её профиль, её крыло, и короткий огонь под веком.

 

У роз была тайная вспышка…

У роз была тайная вспышка возле кедров
– мы смотрели, как вы умираете; осень приходила вместе
с сильными грозами, полёты прозрачных птиц, голос
брошенных собак, города́ на севере, где задолго до
рассвета гудят корабли. Ты рождаешься, я слышу шиканье
чаек за мокрыми домами.

 

Большой мох…

Большой мох на стене; и это было
твоим лицом; такой же золотисто-серый твоих глаз, и такой же
ток крови;

живой муар, сияющее жито, морское свечение, фруктовые сады,
что завоёвывает очень нежный гибкий плющ; смех и
сильный свет ветра!

Лес, слух, который не начинается и не перестаёт, совсем
похожий на дыхание, поднимающее очень молодую грудь, ты кричишь
тихо;

ни каменная птица, ни неподвижная река, ни опушённый
пригорок, ни полынь к твоему ароматному рту, но вода,
рождение воды.

 

Открытое море

Мы создали нашу душу по образу аромата
соли, совсем испуганной галопом с запада, и
сладким ото сна, который разорвал нас; уже поздно.

Морская птица растёт на наших глазах, запах смертельного
зверя вторгнется в ту часть ночи, которая так и не
оставит нас и роет в нас свою яму.

Идеальный аромат твоей души, где я существую и умираю, где я
заканчиваюсь и начинаюсь вновь;

так же нас волновало открытое море.

 

* * *

Зажги звезду, погаси ангела; рассвет по стеклу скользит детской щекой.
Проследим, берег близок и многочислен утёс, где наш корабль
разобьёт ночью свои прекрасные бока.

 

Фиолетовая птица в перьях

Вода на великой руке сновидения, лай
за деревьями; чёрная, чёрная ночь и роза разглаживает свои
огни.

Речь, вскоре законченная; поле, запах
сирень, стена, битая встречным ветром.

Отсутствие изображения, тень больших глубин, проход жалости.

Я ушёл, мои кости – лёгкий вес на снегу.