Выпуск №8
Автор: Владимир Бекмеметьев
*
Углежог умер дома.
Вскладчину пировали,
ложились под профильных вдов:
цокались «обручалками»
(да будет сказано,
у невесты за ушком откашлялся
уд:
«Напою вас вином изо рта уст
кровавой слюной бессердечно – ранённым»)
И в грязь –
посох – ходили
маршрут: лужи
(вьючный, бесполый,
мокнет – человек:
тя́жело, тя́гло… (?) так что дети…
собаки перекатываются
косматым колесом,
дети –
обтесанным нагелем).
**
Парафировали каменные сердца их –
клубни картофеля – (sh-лишь, были)
покрытые корочкой «синеглазки»:
массовке жить в сизо-м страхе
(очень тяжело́)
пепелища/ сил свер хрест е
тебя Крест/ силовой удар шпагой
(!) то же дети,
прижатые к ногтю /родная кровя/
беседуют не без потерь,
под крышей молчат
волевыми приемами расходуются примитивные желания
среди негнущихся санкционных ладошек в здании школы
живица власти
мёд в ласковых пчельнях
лакомство избирателей (кувырок,
клубок доносительства
«у него отвертка в кармане,
у неё шило в портфеле»).
Напомажена твердь, Лолли-земля
и голова Недоноска-Солдата-Снеговика
отпрыгивает к папочке.
Автомат не выдает сдачи.
Охранная система лукаво
подмигивает – Мирское
Поясняет
За.
***
Кинотеатр – прекрасное место
для китобойной машины.
Компания «Вега» (1925-27):
286 китов, 284 кита, 283 кита,
ежесезонно.
Но уже лишь: трансляции древнего ремесла
на экране,
«Люди убивают китов, чтобы остаться собой»:
гарпуны, стрелы, копья,
мясо животных съедено
без
остатка,
свечи-жирники, бубны,
китовые-колотушки
(озвучиваются столовыми приборами)
… и на том обрывается сюжетная линия?
Мясо ригидных подёнщиков:
кит-отец, мама-кит и дочурка-китёнка,
сами в себя.
В кино
на выходе-входе
горнорабочим выдают слова
ри «детрит»
(мертвого языка, где просеяна
брань, вообще обсценная лексика
в языке отсутствует,
за исключением
«ты недоделанный, ты недоделок»,
такое же оскорбление приспособлено
для учительских
отпрысков).
Когда бригадир ГРОМ спускается в шахту,
он совершенно (!) другой.
Зверь (?), человек (?), грубый,
с товарищами и властями,
но ясный
в ненормативном рычанье.
Тихий и умный
в семейном забое.
Китовый жир, спермацетовое масло –
рабочая жидкость первых
автоматических
коробок передач.
** **
Замызганные «жигули» хакнули в ноябре,
ночью броскими снега белый грибок, на-
рост через месяц – никого, не у дела.
Потом августа #.
Парень пытается выжать стекло ногами,
в «жигулях» с ним ещё
человек
5, кричит.
Младо-Мы возвращались обратно,
сквозь «молочку» наплыла часовня,
в которой меня крестили, и спросил
Петра:
«Мы могли помочь?» (3 раза).
Могли дать поруч – на бярёзах порвут.
Судное что?
То ожидаю, младенец-«когда».
** * **
Парня вытащили из машины
у заброшенного кино
театра, они вытащили его
за ноги и начали бить, потом
затащили в здание и оставили.
Чугунок оглушенного. На потешку.
Будто наелся карбида – шипение –
поселковую свидетельницу по телефону
соединяли с урбанизацией:
оползень умирающего
без билета
на шаткой
зубатке
– лестнице,
перекатывается обсосанным
нагелем
– человек.
Монтировку, расцелованную
виктимной кровью
(нить-чертовски),
оставили рядом
с телом –
наблюдателем патогенности (на бетоне и камне) пятен и точек, кристаллов и высолов.
Из-за неймения языка пришлось некультурно. «Голова, моя голова-в-агончик».
Скорая, блядва?!
Ночью patch – на ночи заплачка – слёзы каталок.
О нубийский глаз-заяц, застенчивый,
мылишь цветы в прицепе,
предсказываешь.
Постный дом?
Гни́лые клетки с кроликами, ласка из лесополосы (О гарево глаз!)
с обожжёнными лапами, слабая-жаль
кая, боясь «ласколова», –
в мамкину нору
у подножия террикона, уходит,
спитавшись плацентой крольчих.
А не-
житься бы.
А мясо её
несъедобно.
Скорая? Мнёт позвонить.
Автопарк совратили, 2 машины на город
со спиленными сигналками.
Но – дети – резвятся средь алчущего бурьяна
в химзащитных обносках.
Как на празднике ртути
*** ***
В старом ДК – игровые автоматы
«Охота на уток» мною ты я-убиваю -тебя.
Рудименты монет, племенной Ленин.
Уже раненый
разбуриваешь автомат первой помощи,
Медикомат, гранёным ударом руки.