Выпуск №8

Автор: Нина Косман

 
***
Закапала кровью на белую руку,
лeжала одна в больничной палате,
с такой же одинокой соседкой
на койке у окна с видом на улицу.
Так с жизнью прощаются: в одиночестве,
без родных и друзей, в больнице похожей на морг.
И грезилось детство, Серебряный бор,
и папа, ещё не растрелянный, и мама ещё не в ГУЛАГе,
и ярлык «враг народа», и ты – папина дочь…
Но где же дочка, что ж не приходит?
«Мама, я тут, я всю ночь была рядом»,
но мама не слышит, ведь это старое тело —
уже не её, и глаза не видят
и уши не слышат, что дочь где-то там говорит –
(ох и трудная ей досталась дочь!)
не меньше страданий ей принесла эта дочь,
чем тот давний ярлык «дочь врага народа»
принёс ей когда-то в покинутой навсегда стране.
Медсестра что-то быстро лопочет на чужом языке.
«Мам, не волнуйся, она меняет капельницу, так надо!»
Это дочкин голос, но почему нет сына?
Неужели он раньше ушел? Так нельзя:
когда мать умирает, все дети должны быть рядом.
«Мама, прости меня, я была трудной, плохой!»
Вот мамино тело. Но где же мама?
Мама ангелом стала, махни ей живой рукой.

 
***
Пепел мамы стучит в моё сердце,
и этот стук мне дороже всего –
дороже любви,
дома,
денег,
картин,
даже стихов и мира.
Когда пепел мамы стучит в моё сердце,
мир кажется грязным,
музыка – шумом,
работа – постылой,
и только сон вселяет уверенность,
что пепел мамы
и то, что в земле,
и моя память о ней,
и есть моя жизнь, а всё остальное – сон.

 
***
Уши заткну, закрою глаза
и подумаю – кто я? что я?
Кто-то любит Россию, кто-то – За-
пад, только я – какая-то не такая;
ни то, ни другое, всё не по мне;
мне бы лишь сон увидеть
да записать, пока не растаял:
                                             в ноябре
всё быстро превращается в слякоть.
Погадай мне на чайных листьях, ноябрь,
чайным листьям верю больше, чем людям.
(Ищу рифму к «ноябрь»: «зябл» или «дрябл»,
а путь к «людям» — «труден» и «нуден».)

 
***
Грозой наполняться душевным оврагам
И выть, разражаясь ста-вихрями слёз.
Стихию почесть стихом зодиака,
Где столько же нот, сколько – нА тебе – звёзд.

Узколицее облако
С прищуром лентяя
Лежало так долго
На небе линялом.
Из мятого рта
Приспуская слюной,
Глянь, бледнота,
В колодец земной.

Кишат, как улики отзревшего счастья,
Улитки и шпильки и робкие здрасьте.
И детские обручи. Иссох водоём.
И жизнь была б очень – когда бы вдвоём.

Но тактика романтики
Завязывает бантики.
Патетика эклектики
Все бантики – в букетики.

Колодец земной
С небесной слюной
Смешался.
И вой
Ста гроз, как сто пальцев,
Стучится в стекло,
Обветшавшее за день слезящихся дрём.

– Это кто? Всё мертво! –

Это ливень живьём.

 
***
Видишь,
как играет зрачок бога,
приручившего стадо зверей
насмерть воевать с лесом,
в котором мечутся белолобые люди,
грозным стадом алчных судеб,
воюя железом и медью
с любимцами бога огня,
каплей сухого пламени
повисшим в ветвях солнца,
тонкой струёй золота
текущим с нагих ветвей.
Видишь, как мноногие люди
обрастают гривой коней,
несущих их вон из леса,
в котором жёлтые цветки вечности
опутают их быстрые ноги,
вплетутся в их чёрные гривы
и они застынут, обросшие мхом,
и в их белые слепые глаза
вольёт свою волю бог
пламени.

 
***
Если б я с Вами векАми равнялась,
Была бы я ворохом льдин,
И ливнем проснувшись,
На вас просыпаясь,
Я б сыпалась долго –
Пока бы вас в стынь,
В синеющий стык
Туго-душных ветров
Не ткнула бы, череп тягучий дробя,
И синью своей восславясь;
Пока бы не взвизгнула суть жития:
Я стану, умаясь,
Всем тем, что от веку мне было нельзя.