Выпуск №10

Автор: Ирина Машинская

Л.К.

Долго же темнела ее гора, ждала (и почему-то казалась на востоке, справа). Причем все в один голос твердили: Берлин! Берлин! — и всё люди, которым верю, а мне всё не ехалось — то одно, то другое.
Я аккуратно обходила ее — не как землю или земли, а скорее как идею.
Но каждый год возникали кадры — тот день, где прорыв Стены — и в который раз — те, уже ставшие знакомыми, лица, тела, толпа, хлещущая поверх и за — и я решала: всё! пора!

Я должна же была взять ее, Германию, и взяла.
Но не гору взяла, а пестрый холм, коричневатый бледный камень, еще один вид из поезда. Мятый билет в пальцах, к конечной остановке отрастивший ворсинки. Рассеянный расфокус. Разводы не на стекле — а прямо там снаружи — на траве за, на листве за, в лесу и в леске — картинки, полдень, смазанные блики, как в Нибелунгах, и как в Носферату. И даже яркое прозрачно-бледное — скорее, факт неба, чем небо. Как будто прячет, или прячется.

Ландшафт на юг, до Альп — как слово: ландшафт. На перекрытых дерном складках довольно-таки молодых, но уже перетертых гор. Крутясь наверху на утоптанной площадке, как полоумный флюгер, я смешила новых знакомых, подменяя реальность (для них) более реальной (для меня) картой: там — Италия? а вот то в дымке — неужели Швейцария? Спустились, болтая, и там была снова та, куда ехала — с люпинами, с пыльной вагонной травкой, платформами, их именами, совсем не страшной, вообще-то, как оказалось, речью, ее мягким, как дерн, обыденным звуком, как белые чашки в кафе неспешным субботним утром — через дорогу — просто Европа, а ты боялась.

С раздробленным облачком, с неуверенным солнцем на мокрой еще чешуе университетского городка, где я, конечно, искала брата-поэта, и в другом, где искала другого брата. Со ступеньками, лестницами, множеством, вообще, разных сидящих на мусорных пёстрых от плевков — человечьих и птичьих — ступенях — людей. С как будто знакомыми псами на все не темнеющей набережной. С медленной шероховатой рекой.

Л. написал из Берлина: студент-юрист на YouTube говорит о величии Г.,
и другой — не скинхед какой-нибудь, а тоже студент-юрист — ласково приглашает подростков прокатиться на Селигер. На озеро, облако. Еще два-три процента —
и выиграют в Бранденбурге, в Тюрингии.

А под вечер небо, как светлое кёльнское пиво, на все не темнеющей набережной с велосипедами-асами — я одна за длинным крашеным синим столом. Или свеситься вниз с перил у прогулочных катеров, пароходов с флажками длинной северной ночью.

В Германии я спала, как убитая, напрямую и кратко.

И собор. Ну, конечно, собор. Колонны внутри — стволы без корней, облиты лимонным светом в семь — шероховатая гладь плит, ведро и швабра и разлитое мыло.
В черно-лимонном соборе (сразу у входа, не выбирая, где) я поставила свечку — одну. Зажглось не сразу, — от другой (другого), — и потом она осталась гореть — чуть сбоку. Тогда я вернулась и переставила, чтоб ты не был один — и тут поняла, что делаю это в последний раз. Что теперь ты пусть и не жив, но и не умер, а просто есть. И всего этого уже не нужно.

 
2019