Холодное озеро

Выпуск №10

Автор: Луис Мак-Ки

Перевел с английского: Иван Саранчов

 
Художник Прекрасного

Человек в Хоторне исчезает
в своей лаборатории, в своей одержимости
и со всеми предметами в руке
создаёт бабочку, прекрасная вещь
из проволоки и струны, из пружин и камеди,
так что, я думаю, я смогу сделать так, чтобы это
случилось, об этой любви мы можем говорить лишь
предположительно, в чём я более убеждён
нежели вы, но непременно с точными
инструментами, с этими твёрдыми руками, и всеми
предметами, разбросанными вокруг моего стола,
это только вопрос времени прежде чем
я заставлю эту замечательную вещь летать.

 
Синий

У меня есть штука из фарфора,
я достал её за два доллара
на барахолке в Южном Джерси;
маслёнка, сказала женщина,
и я думаю, моя мать
называла это так же.
Белая с синим отпечатком, одинокий
синий с глазурью и утренний
свет, падающий на него, как раз,
в точности синий цвет глаз моей матери,
какими я видел их в последний раз, слезящиеся, усталые.

 
Пресвятое Сердце
– для полицейского отчёта

Медные трубы – вот всё,
что они взяли. Всё, что искали.
Большой экран, стереосистема,

всё остальное в двух шагах
от разбитой задней двери,
где они должны были припарковаться

прямо на виду у соседей,
но им это было не интересно.
Или они просто торопились.

Вот список, куда я поместил,
пока ждал, вещи, которые
я бы хотел, чтоб унесли, но,

увы. Вот эта картина,
например, жуткая
вещь, прислонённая в углу;

висевший сорок лет
кровавый шрам на стене
комнаты моей матери.

Я никогда не мог себя заставить
Выбросить её. Можно я скажу,
что она была среди похищенного?

Но, видно, они хотели только
меди. Это точно не мой день.
И ради чего? Пара,

три, четыре доллара за унцию?

 
Государственный Свидетель

Может, я говорил слишком много.
Может, я проболтался –

я знал некто,
некто, кто мог бы заставить вещи идти как надо.

Святая Бригид, go gcuidímid1.
Кажется, я привык произносить

громкие имена, и это я слышал
от моей бабушки;

она была из древней страны
и знала много вещей, много

больше, чем кто-нибудь: Святая Бригид…
и, да, я сказал это,

сказал, она могла бы помочь мне –
а потом она что-то сказала, но

я не понимал тогда,
не представлял, что это значит.

«Может ли она сделать так, что чей-то хрен
упадёт?» Я думал, она шутит.

Только позже я вспомнил
как она жаловалась, как часто

говорила о своём супруге –
было ясно, что она не была счастлива.

Когда я читал о нём на бумаге,
я просто не сопоставлял вместе –

два плюс два, знаете. Святая Бригид –
я никогда не слышал до этого об упавшем хрене.

 
Терновник

Терновник был его отца,
кусочек Ирландии,
который старик ещё мог обхватить руками,
даже когда его руки ослабли,
отказывался от поддержки. Мой отец
никогда не знал Ирландии;
когда он сжимал трость,
он держал что-то ещё.
Я наблюдал как мой отец
старел; он смотрел на свою руку
и открывал и закрывал кулак,
пытался бороться с артритом.
К этому времени он потерял палку,
и он мог бы её использовать,
разрабатывать свой захват, чтобы бить
в тугой узел, который его связывал.
Когда он умер, его положили в землю
всего в двух шагах от его отца,
а в это время в Ирландии крепкий терновник
презрел нашу печальную землю
и взорвался белыми цветами.

 
Атлантик-Сити

Это конец Америки;
позади меня мечтатели
ставят на жизнь после смерти,
место за гранью этого места,
но то, что я вижу – волны,
неизменная история, рассказываемая опять.
Мой последний серебряный доллар: я кинул его
во время прилива, но всё равно
слишком далёкого. Он упал
на песок; он мог бы
также достичь воды,
всё равно – тонуть;
ещё один последний шанс упущен.

 
«Быть – »

Я тоже думаю о самоубийстве,
три раза в день,

по крайней мере, но
уже давно

я осознал, что
меня не будет,

а вверху списка был
апельсиновый сок,

ну, вот и всё,
что мне нужно было знать.

Я всё ещё думаю о суициде;
ничего не поменялось,

но вот а/с,
три раза в день,

по крайней мере, вот что
меня удерживает.

 
Новая Теория

Бабочки крыло,
двигаясь изящно
в ещё азиатском рассвете,
вызывает шторм,
который выбивает ад
из нас в Пенсильвании.
Прежде я думал, что это была
женщина где-то
на другой стороне Земли,
поворачиваясь, может быть, во сне,
или отбросив волосы
со своего лица мягким поворотом,
вот что разбудило меня
этой одинокой тёмной ночью,
не звук, не отблеск
от света за окном,
и вовсе нет воздуха
этой ночью, когда мне нужен
воздух, даже если только
тот, что исходит от пролетающей
бабочки, или поворота
женщины, или её отбрасываемых волос.

 
Что знают ковбои о любви

Прошлой ночью на спортивном канале
я смотрел родео.
Эти ковбои в своём праве,
лучшее и красивейшее, что у них есть.
Победить нельзя, так что ты скачешь
как можно дольше, наслаждаясь этим.
Когда ты спешиваешься,
самостоятельно или нет,
это будет выглядеть не очень. Ты хромаешь прочь.
Но ты чувствуешь себя отлично. Твоё сердце
будет стучать как никогда,
и, уходя оттуда, один сумасшедший шаг
за другим, в твоих ушах будет звон
с громким одобрением
тех, кто никогда не чувствовал себя так хорошо.

 
Краса Америки

Превосходная роза Краса Америки,
съёживается ли она
из-за отвалов шлака на 11-й автостраде, сразу на западе
от Скрэнтона, или тёмного облака
что, кажется, поселилось в дюйме или вроде того,
ниже поверхности озера Наоми,
или даже зыби копоти, которая нависла
как тревожные мысли над городом
на другой стороне реки?
Эта роза менее красива?
Или вот эта женщина здесь; прямо сейчас
она стоит в нетерпении
по-женски, выпятив бедро,
плечо, пускай, чуть вниз? Она тут как обычно
в это воскресное утро, в джинсах
и с простым верхом, и стоит
на вершине холма, держа сигарету
и поводок, ожидая, когда её собака вернётся.
Вы должны мне поверить на слово:
она так же чудесна, как и любая роза,
что вы когда-нибудь найдёте в этих длинных прогулках
в горах и ничего о ней,
съёжившейся от бомб, которые падают
в это самое время на Афганистан, лжи,
плотно и аккуратно упакованной в картонных коробках
и сложенной с остальным в подвалах,
на складах и в индивидуальных хранилищах
по всему Вашингтону, трёхочкового,
брошенного как булыжник мимо корзины
в последние секунды важного момента
в чьей-то жизни. На самом деле это как раз наоборот:
серые вокруг нас потеряли свой цвет – не уменьшились, нет,
ни прогнаны прочь, но потеряны для яркой
красоты красной розы, женщины,
ценимой в этот миг.

 
Картография

Я смотрю на её губы
когда она говорит;
они – это карта,
и когда я вижу как её
язык вертит
то или иное слово,
я готов отправиться в путь.

 
Неизбежно

Где-то у Форстера – в Характеристиках Романа?2
есть что-то о влиянии этого,
как я могу сказать, что я думаю, пока не увижу, что говорю?
Я всегда собирался проверить цитату, но я побаиваюсь,
что её там не будет, или если то, что я привёл, вообще не так,
и мне она гораздо приятней как есть –
я достаю её и бросаю на стол, как одну из этих
по-настоящему ярких фишек, которыми только и банкуют
после того, как рука вышла из-под контроля и кто-то хочет
сказать что-нибудь немного большее, чем опрометчивое, мол, принимаю
и поднимаю вашу ставку, но это то, что он всегда говорит, оно неизбежно.
На самом деле, это неизбежно, слово, неизбежно,
что подкупило меня на этом пути в первую очередь,
что заставило меня вспомнить Форстера и вправду ли
что-то неизбежно – теперь, это скачок – как, скажем,
только что я провёл неделю в Иллинойсе с замужней женщиной,
которая долгое время горела
как один из этих печальных лесных пожаров, они
были всё лето на Западе, становясь всё больше и жарче,
и разрастались, кажется, вечно, и когда один догорел,
я твердил себе, что это неизбежно,
что мы, в конце концов, в том же городе где-то
в то же время, и неизбежно, тоже, что после нескольких дней
один из нас или оба разрешат нашу двусмысленность
того, что происходит, чтобы получить лучшее от нас,
и мы разойдёмся оба грустно и больно,
когда на деле это не мы имели право
на грусть и боль, её муж и дети могли
претендовать на это гораздо больше и ради жуткой ясности,
безжалостной правды, необходимо вставить здесь
слово вины, и когда некоторые,
те, кто поверил в религию, например, касаются
палец за пальцем Небесной Руки,
всех трав и масел на каменном потолке,
берут яблоко Евы, чтобы сказать, как это всё неизбежно,
часть некоего великого генерального плана. Интересно;
или это просто было очередное испытание, возможность
поступить правильно, и возможно мы провалились, и я не
уверен даже в этом, но я знаю, что она и я чувствуем себя виноватыми,
и когда я думал, что это была неизбежность,
я рассуждал здесь об этом, это было что-то совершенно иное,
и мне кажется, старый Форстер был прав, даже если этого не говорил.

 
Tír na nÓg3

Ночью ты стояла в озере,
обнажена, лунный свет Мэна был распылён
за тобой, я побрёл медленно
в твоём направлении, стараясь не
нарушать прекрасной игры
теней и света на воде,
чуть покрытой рябью, холодной для августа.

Каждый шаг, как бы я ни старался,
стряхивал красоту этой бесконтрольной ночи,
но не твою. У меня было что-то
на что я мог положиться. Когда я достиг тебя
и мы коснулись друг друга, ночное изображение
собралось позади меня, снова
прекрасным. Лучшим, чем эти ночи,

когда я иду в холодное озеро
памяти, но никогда не могу дойти
туда, где ты ждёшь;
и когда я оглядываюсь, кусочки
ночи – это разбросанные огни,
звёзды, уплывающие водной дорожкой
от моего преследования, моей одержимости.

 
 
_________________________
1 Помоги [нам] (ирл.). Здесь и далее примечания переводчика.
2 Непереведённый на русский сборник эссе английского писателя Эдварда Моргана Форстера (1879 – 1970).
3 Дословно: «страна юных» (ирл.); остров вечной молодости в кельтской мифологии.