Выпуск №11

Автор: Юрий Гудумак

 
Неопределенность вектора движения
модифицирует учреждаемую им реальность
как бесконечность возможных перспектив.
В освоенном ландшафте
бесконечность возможных перспектив
суммируется понятием дороги
и сводится воедино
дорогой. В противоположном случае,
это выводило бы формулу ландшафта
за пределы ее логического завершения.
Или, как минимум, означало бы
сбиться с дороги и быть уничтоженным
тутошней географией.

Представляя собой
некую ориентацию, дорога –
способ выпростать из себя видение,
но и, соответственно, – способ,
каким ландшафт предстает перед нами.
Исключая его из какой-то
топологической неподвижности
и превращая в живую конфигурацию, дорога
как бы фиксирует способ раскрытия ландшафта.
Система дорог в ландшафте
проясняет, как следует ожидать, своего рода
изометрические зоны его визуальной эффективности,
которые узнаваемы нами как его
навязчивые признаки:
характерный рисунок орографии,
господствующие высоты, наиболее заметные
элементы гидрографической сети и т. д.
То, что иная, не связанная
с нынешней технико-экономической инфраструктурой,
система дорог
по-иному влияла бы на нашу
образную идентификацию ландшафта, –
это вообще-то и удивительно.
Иначе говоря, невесть какой путник,
передвигающийся по другим дорогам,
видел бы не совсем то, или совсем не то,
что видим мы.

Об исчезнувших,
числящих шаги Яблонца, окольно-проселочных
следовало бы сказать то же самое.
На нас они производят впечатление
скорее хаотической путаницы, чем системы,
что объясняется простым обстоятельством:
старые дороги, в отличие от дорог современных,
не только фактически, но и в принципе,
не так определяли ландшафт,
как определялись ландшафтом.
Благодаря этому обстоятельству,
только ему одному,
о ныне отсутствующей Петрунской дороге
можно сказать больше, чем историческая память
о Петрунской дороге.

Пролегавшая поперек целой серии
складок рельефа, составляющих, собственно,
черту яблонского ландшафта,
Петрунская эта дорога удваивалась
в протяженности уже за счет перепада высот.
Но, подобно тому как характер дороги
определялся ландшафтом,
действие ландшафта на дорогу
должно было быть обратным преобразованием
его невообразимого многообразия – становлением
его наглядного представления.
Ниоткуда не следует,
чтобы дорогу, в каждой своей точке
предстающую как результат такого движения,
нельзя было описать ни больше ни меньше
как через последовательность глаголов.
Стихийно-неуклюжая,
бегло-прерывистая, последовательность глаголов
в каждой конкретной точке квалифицирует ландшафт
как новое качество.
При этом сам по себе ландшафт
(серию складок которого мы только и видим)
едва упоминается.

Лишь только солнце страгивалось с места,
дорога круглилась спинами ходоков;
тянулась от самых…; поворачивала на…;
через поля, наискось, волочилась…,
торя дорогу к…;
несла на себе…; опоясывала…;
сопровождая стада коров…,
переплеталась с ручьем…; отражалась в воде…;
увязала в ухабах и рытвинах…;
отряхиваясь от…, поднималась по…;
проходила, избрав кривой путь,
на расстоянии слышимого крика между…;
касалась неба; пряталась в лоскутьях
багряных рощиц…; выползала из…;
среди полей… чертила…;
сохла, желтела, коробилась; обходила…
стороной;
проворно спускалась в…, там натыкалась на…;
…вдоль канав и рвов…, мокрая,
стекала по склону…;
уносилась змейкой, уступая кустарнику…;
поравнявшись с…, вжатая в…, лепилась к…;
шелудивела сорной травой; у …реяла в воздухе,
подобно облаку клубящейся пыли;
переваливала за…;
…бурая, цвета спекшейся крови, достигала…;
вилась вокруг…; иссякала…;
замирала перед…; забегала вперед; вновь
возникала, перекинувшись…; пустела безлюдьем…
и выбиралась из теснины гыртопа так легко,
как сбрасывают обувь.

Последовательность этих позиций,
с которых ландшафт словно бы видится поочередно
глазами крестьянина, торговца, посыльного,
беглого солдата, грабителя…
(так что впору бы требовать выкуп с проезжего),
дорога неизбежно предполагала ряд функций,
главная из которых –
не эстетическая.
В голодный год дорога спасла от моровой болезни
не одну тысячу человек. Вместе с тем
она не только вела к важным пунктам
и не только являлась средством,
предназначенным для освоения ландшафта.
Можно сказать – она была
своеобразной линией деления ландшафта,
тем более явной и знаменитой,
что это-то и предопределило ее судьбу.
Две столь разные Яблоны,
расположенные по разные стороны от нее,
еще и терминологически противопоставленные
оппозицией Старая / Новая,
разумеется, должны были располагать
какой-то осью, по отношению к которой
могла бы проявиться присущая им асимметрия.
Как известно, асимметрия –
залог движения.

Что же произошло?
Крушение пространственного статуса
Петрунской дороги –
это крушение срединной области
(промежуточного пространства) между двумя Яблонами:
находившимися друг от друга сначала на расстоянии
взаимной видимости, потом – слышимого крика…
крика, сопровождавшегося далее
взаимозахватом земель,
вследствие которого
дорога стала получать изгибы,
ломавшие ее контур.
В конце концов,
облепленная фасадами домов, бывшая средством,
предназначенным для освоения ландшафта
и его разделения,
дорога сама пала жертвой геометрии,
возникшей из размежевания огородов,
и исчезла в планировочных узорах
сросшейся в одну Яблоны:
расплывчато-сетчатых, ребристых,
в мелкую клетку, кубиком и т. д.

Направления поменялись.
Сохранившийся, однако, потенциал асимметрии
подтверждается комплексом геокультурных феноменов.
И даже чисто топографически.
Что наводит на мысль
о некоей самоочевидной истине:
наияснейшем знаке того, что дорога,
данная теперь лишь в проекции,
продолжает быть.
Тем более выраженная,
чем более нереальна, она раздваивает Яблону,
образуя структуру отражения,
в которой обе ее половины
глядятся друг в друга, как в кривые зеркала:
каждая из них видит противоположность того,
что означала прежде.
Не зря вопрос о том, которая из них Новая,
а которая Старая, –
вопрос по сию пору путаный.

Современные маркеры Петрунской дороги,
а она проходила, теперь уже можно сказать,
между двух кладбищ, –
это некоторые незначительные,
разрозненные сегменты узких улочек,
возникших в соответствии с «планировочным замыслом»
(точнее – отсутствием такового),
когда они рядятся в траур.

2007