Выпуск №12

Перевел: Шломо Крол

 
* * *

В напасти на меня взгляни,
Свой слух к мольбе моей склони,
Не посрами моих надежд,
Твое мне слово помяни.
Коль руку враг простер, Своей
Рукой меня оборони.
Ты чрез посланца Своего
Меня возвысил в оны дни;
Чрез воды я иду – меня
Из вод боязни зачерпни.
Через горнило я иду –
Да обойдут меня огни!
И если есть на мне грехи,
Что я, Твой раб, и что они?
В беде я и не множу слов.
Укрой меня в Своей сени,
Исполни то, к чему стремлюсь
И мне помочь не премини,
Меня для сына моего
И для Ученья сохрани!

 
* * *

Пошлите голубя-гонца –
Пусть нет в устах его словца,
Но привяжите под крыло
Ему листочек письмеца,
Окуренного ладаном
Из драгоценного ларца.
Ему другого шлите вслед,
Ведь путь опасен удальца:
Коль встретит ястреба один,
Иль попадется в сеть ловца –
Другой помчится, как стрела
Из рук могучего стрельца,
И в дом Йосефа прилетит,
И заворкует у крыльца.
И в руки тот его возьмет,
Его погладит, как птенца,
И, взяв письмо из-под крыла,
Прочтет послание отца:
Знай, сын, уже бежала рать
Бунтовщика и наглеца,
Она рассеяна в горах,
Как плевлы под серпом жнеца,
Она скитается в лесах,
Как будто блудная овца.
Не ждали нас, и сон сковал
Зеницы каждого бойца.
Увидев нас, бежали прочь:
В ночи, у брода озерца,
Они смешались, и беглец
Разил от страха беглеца.
Познали срам при граде том,
Близ укрепленного дворца,
Как вор, в подкопе пойманный,
Что рыл под лавкою купца,
И стыд на них, как плащ надет,
И как завеса для лица,
И прилепился к ним позор,
Как жилы к печени тельца,
И поношенья кубок стал
Напитком горьким гордеца.
А я болел, и встать не мог,
И был похож на мертвеца,
Но Бог мне дал бальзам, как дождь,
Что в зной питает деревца.
Мой светел взор, а у врага
Темно в очах, как у слепца,
Я песнь пою, а у врагов
Стенаньем полнятся сердца.
Смеюсь я – громко стонет враг
И горький плач – удел глупца!
Хвалю я Господа – Ему
Сравненья нет и образца.
Тебя молил я в час беды,
Бог без начала и конца!
Так, сердце, сын, свое вручи
В длань всемогущего Творца.
Всему собранью эту песнь
Прочти, от старца, до юнца,
И на главу свою надень
Ее подобием венца,
И в сердце начертай ее
Пером из стали и свинца.

 
* * *

Встань, друг, уже вино в колодезь дремы
Завистников свело поодиночке,
Со мной лишь добродушные пируют,
Там, где миндаль и винограда почки,
И мальчик, чаши полнящий, и мальчик
Черпающий с усердием из бочки,
И олененок, плектром по киннору
Как будто буквы пишущий и строчки,
И кажется земля нам девой страстной,
И пляшет мир, и звезд небесных точки –
Как у шатров военный стан, и всюду
Его костров сияют огонечки.

 
* * *

Пред Тем, Кто содеял вас, исправьте деяния,
Да будет наградою Его воздаяние.
Всевышнему часть лишь посвящайте вы времени,
А части пусть будут для земного призвания:
Полдня – для Всевышнего, полдня будут вашими,
А ночь – для вина вам до рассвета сияния.
Пусть свечи погаснут, осветится все чашами,
Пусть будет вам арфою из амфор журчание.
Ведь гробы без песен, без вина и без дружества –
Удел вам, глупцы, за все труды и страдания.

 
* * *

Друг, наши дни — лишь сон, все их отрады —
Мечты, и все печали, и досады.
Так огради свои глаза и уши —
За то тебе от Господа награды.
Тому оставь все то, что скрыто в мире,
Для Коего ничто не скрыто взгляда.
Но вина стары пусть польются в чары
Из длани лани, мастерицы лада —
Как дни Адама — стары, если ж новы —
Из Ноева да будут вертограда.
Вино на вид — как дивные рубины,
Благоухает как цветенье сада,
С вином Давида сходно, что царицы
Готовили, и девы для услады.
Когда он влил в сосуд его, под лиру
Иеримота пел, Эймана чада,
И так изрек: “Храниться и томиться
Ему в бочонках за печатью надо
Для тех, чье сердце добро, длани мудры,
Кто пьют в веселье влагу винограда,
Кто помнят, что Кохелет заповедал,
Кого страшат по смерти муки ада.”

 
* * *

В прозрачном кубке возьми у лани кровь из лоз,
Как будто пламя, которое во льду зажглось.
Её уста – лента алая, а нёбо – вино,
И запах тела её – благоуханье роз.
От крови жертв её длань наполовину как лал,
А цвет другой половины словно перл белес!

 
* * *

Смотри: жасмин в зеленом одеяньи,
Листы его подобны изумруду,
Цветы его белеют, словно жемчуг,
На нем бутоны алые повсюду,
Как отрок белолицый, что от крови,
Им пролитой, невинной — красногрудый.

 
* * *

Жжет любовь, боль велика,
Не стерплю, наверняка!

Страстью я сражен в упор,
Ведь меня прекрасный взор
Подстерег, как савский вор,
Рассекла любви рука
Сердце мне исподтишка.

Слез поток полил из глаз —
Так я тайну не упас.
Другу что скажу сейчас?
Что с того, что, мол, река
Слез болтливей языка?

Речь ему прошу принесть
И мольбу мою привесть:
«Не молчи, подай мне весть!
Ведь в разлуке мы пока,
У меня в душе тоска.»

Сжальтесь, сжальтесь надо мной,
Я любовию больной,
В сердце страсти жаркий зной,
Сон бежит от бедняка,
Дремы сладость далека.

Врозь сердца порой стучат —
Но в объятья снова мчат,
Мое сердце горячат,
Так обнимемся — щека
Чтоб была к щеке близка!

Песне страсти дай ответ
……………………………………
Песне дружбы шли привет:
‘Aшикайн и’танака
Рубба ла яфтарика.

 
* * *

Потише! Я ведь сердцем не железный,
Как мне снести, что в гневе мой любезный?
Навек ли — ты же лекарь — эта рана?
Неужто — ты же знахарь — я исчезну?
Испей из уст моих вино и млеко,
И пусть они не будут безвозмездны!
Тебе вручаю сердце — пусть чужие
Не простирают руки бесполезно.

 
* * *

К могиле — человека бег,
К великой бездне — токи рек.
Конец всего живого — смерть,
В руинах замок кончит век.
Что дальше, чем вчерашний день?
А к завтра близок человек.
Но от обоих тот далек,
Кто спит, и гроб — его ночлег.

 
* * *

Раз я по рынку проходил
И по мясным бродил рядам,
Там квохчут куры, блеет скот,
Купцы кричат: продам, продам!
И кровь там покрывает кровь,
Течет по лезвия браздам,
А рядом, рыбы ряд — она
Добычей стала неводам,
А близ пекутся день и ночь
Хлеба по пышащим подам,
И тех пекут, а тех едят,
А тех уводят по стадам,
А тех несут к себе домой
По деревням и городам.
И понял я, и так изрек:
За что предали их бедам?
И чем отличны вы от них,
По их телам, по их ладам,
По сну и бодрствованью их,
По их покою и трудам?
Не дай их в пищу вам Творец —
Днесь не предал бы их судам.
Дай Он им дух — и род убийц
Под нож попал бы их родам.
Душа их водит, как и вас
По их путям и их ходам.
Всяк миг рожденья слышен крик,
А смерть уже — по их следам.
Сие да будет ясно всем,
И мудрецам, и господам:
Знай — в этом тайна мира, так
И всякий, чей отец — Адам.

 
* * *

Зима писала дождевыми чернилами,
Рукою туч, каламом — молнии вспылами,
Письмо – узор рдяной, златой, и нельзя мечтой
Его помыслить, всеми разума силами.
Знать, к небу завистью пылала земля, когда
Плащ вышивала, что сравним со светилами.

 
* * *

Вот дщерей жаворонка сладостный звук,
Что знают пение без всяких наук.
И как не пить, внимая пению птах,
В садах ореховых в веселье, мой друг?
Прелестны ветви обновленной порой —
Зазеленели, зацвели все вокруг.
Повеял ветер средь ветвей, и оне
Склонясь друг к другу, зашепталися вдруг.

 
 

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА:

Шмуэль Ха-Нагид, (его арабское имя было Самуэль Ибн Нагрела) родился в 993 г. в Кордове, в богатой семье. Получил разносторонее еврейское и арабское образование. После захвата и разграбления Кордовы берберами в 1013 г., бежал в Гранаду. Молодой Ибн Нагрела торговал пряностями. Позднее, Шмуэль Ха-Нагид будет рассказывать о видении, которое явилось ему в тот период: ангел пришел к нему и возвестил, что его ждет великое будущее. Вскоре, первый визирь Гранады обратил внимание на его красивый почерк и сделал его своим секретарем. Оказалось, что он не только прекрасный каллиграф, но и очень умный человек. После смерти первого визиря, Шмуэль Ха-Нагид унаследовал его место. Шмуэль Ха-Нагид служил королю Гранады Хаббусу Ибн Музаффару и, после его смерти, его сыну Бадису Ибн Хаббусу. Молодого короля государственные дела не очень интересовали, он был намного больше увлечен охотой и пирами, поэтому фактическим правителем Гранады стал Шмуэль Ха-Нагид. Был он блестящим и удачливым вельможей, умевшим расположить к себе и других придворных, и народ. Он был выдающимся полководцем, одержавшим, во главе войска Гранады, многочисленные победы, а также успешным дипломатом и финансистом. Время его правления стал периодом расцвета и территориального расширения Гранады. Ибн Нагрела активно участвовал в делах многочисленной и процветавшей еврейской общины Гранады и в еврейских делах Испании вообще, был ученым раввином, автором множества книг на самые разные темы, от грамматики библейского иврита до герменевтики. Ха-Нагид, т.е., Владыка, Правитель – титул, данный ему как лидеру еврейства Испании. Шмуэль Ха-Нагид – первый из великих поэтов Золотого века еврейской поэзии в Испании. Если до него еврейская светская поэзия искала, подражая арабским стихотворцам, свои пути, свои выразительные средства, то, начиная с творчества Ха-Нагида, она смогла создать шедевры, сравнимые с лучшими образцами арабской поэзии.

 
 
Примечания:

В напасти на меня взгляни – стихотворение, написанное, согласно комментарию Йосефа, сына Ха-Нагида, издавшего его стихотворения, перед битвой, в трудной ситуации. В этой битве Ха-Нагид одержал победу.

Пошлите голубя-гонца – одна из военных касыд Ха-Нагида, написана по случаю снятия осады г.Лорки войсками коалиции феодальных государств восточной Испании.

Встань, друг – стихотворение жанра хамрийя, т.е., о питие вина. В этом стихотворении – характерное для этого жанра упоминание “завистника”, противопоставленного добродушным пирующим, описание виночерпиев и музыкантов. Атмосфера стихотворения – придворная и гедонистическая.

Пред Тем, Кто содеял вас – еще одна хамрийя. В стихотворении шутливо обыгрывается высказанное в Талмуде мнение о том, что человек должен посвящать часть времени службе Богу и изучению Торы, а часть времени – труду ради пропитания.

Друг, наши дни — лишь сон – еще одна хамрийя. Стремление к исследованию тайн мироздания противопоставлено здесь гедонизму, впрочем, благочестивому.
Иеримот, сын Эймана упоминается в Библии, это один из левитов, певших псалмы во храме.
Кто помнят, что Кохелет заповедал – намек на Екк. 12:13: “бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека”.

В прозрачном кубке возьми у лани кровь из лоз – стихотворение смежного жанра. С одной стороны, ситуация стихотворения – пир и питие вина, поэтому это хамрийя. С другой стороны, описание прекрасной девушки, подающей вино, использует топику, характерную для жанра газаль, т.е., стихотворений о любовной страсти. Описание девушки или юноши, подающих вино, встречается в сотнях еврейских и арабских стихотворений. Свет падает на бокал, который она несет в ладони, и окрашивает ее руку в красный цвет, который сравнивается с кровью тех, кто погибли от любви к ней – общее место в любовной поэзии средних веков.

Смотри: жасмин в зеленом одеяньи – стихотворение жанра васф, т.е., описание. Точнее, это стихотворение – подраздел жанра васф, называемный наврийя, т.е., описание цветов. Бело-красные лепестки жасмина сравниваются белой кожей прекрасного юноши, обагренной кровью жертв любви к нему.

Жжет любовь, боль велика – газаль, посвященная юноше: в средневековой арабской и еврейской поэзии, любовных стихотворений, посвященных юношам, не меньше, а, пожалуй, больше, чем стихотворений, посвященных девушкам. Гомоэротическая поэзия считалась вполне приемлемой, что отражало и отношение общества (вернее, высшей его части, придворных чиновников) к самому явлению – сексу с юношами. Стихотворение написано в форме мувашшаха. Мувашшах – развившаяся в Андалусии строфическая поэзия. В ней есть припев (“пояс”), у которого своя рифма, повторяющаяся во всех “поясах” стихотворения, и строфы, в каждой из которых своя рифма. Последний “пояс” называется харджа, часто он на разговорном арабском или на романском. В этом стихотворении, арабская харджа означает: “Милые сойдутся и больше не расстанутся”.

Потише! Я ведь сердцем не железный – еще одна газаль, в которой обыгрываются характерные для этого жанра мотивы: любовь как болезнь, объект любви – и причина болезни, и врач, причина исцеления. Сравнение поцелуя с вином и молоком из уст возлюбленного или возлюбленной – общее место еще в библейской поэзии (Песнь Песней) и в ранней арабской поэзии.

К могиле — человека бег – стихотворение жанра зухд, т.е., “отречение”. В этих стихотворениях говорилось о бренности мирского, о злом Времени-Роке, разрушающем все в мире, об этическом идеале отречения от мирской суеты и обращении к вечной божественной истине.

Раз я по рынку проходил — Еще одно стихотворение о бренности мирского, в центре которого — рефлексия на тему Екк. 3:19: «потому что участь сынов человеческих и участь животных—участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё—суета!». В переводе сохранена сквозная рифма оригинала — «дам». Рифма эта значащая: слово «дам» означает на иврите «кровь».

Зима писала дождевыми чернилами – это стихотворение относится к жанру описательных стихотворений (васф), а вернее, к его подразделу – к жанру стихотворений о саде (равдийя). Стихотворение это до недавнего времени считалось принадлежащим каламу другого поэта, Шломо Ибн Габироля, младшего современника и, возможно, протеже Ха-Нагида (пока между двумя поэтами не произошла ссора). Однако, авторство этого стихотворения было установлено в 2015 исследователем Йонатаном Варди – это стихотворение атрибутировано им очень убедительно как стихотворение Шмуэля Ха-Нагида. В центре стихотворения две метафоры: цветущий весенний сад – разукрашенное письмо, которая написала дождливая зима, и плащ, который вышила земля, позавидовавшая красоте звездного неба. Обе метафоры, не связанные между собой в духе средневековой поэтики, традиционны.

Вот дщерей жаворонка сладостный звук – стихотворение о питие вина в саду, т.е. стихотворение, которое в жанровом отношении можно обозначить и как равдийя (описание сада), и как хамрийя (описание пития вина). До недавнего времени, это стихотворение, как и предыдущее, считалось принадлежащим каламу Ибн Габироля. Варди показал, что нет оснований для такой атрибуции и предположил, что это стихотворение написано Шмуэлем Ха-Нагидом. Его предположение было недавно подкреплено новонайденным фрагментом этого стихотворения из каирской генизы, в котором указан автор этого стихотворения – Шмуэль Ха-Нагид.