Просто о сложном: пристрастность vs аналитичность

Выпуск №13

Автор: Людмила Вязмитинова

 

Лично для меня итогом проведённого 24 октября уходящего, такого непростого для литературы 2020 года в рамках проекта «Медиа» журнала «Артикуляция» круглого стола на тему «Критическая дерзость и бескомпромиссность: реальность или утопия» (кураторы Анна Голубкова и Татьяна Бонч-Осмоловская) стало отчётливое осознание того, что наша литературная критика если и не вышла, то находится непосредственно на выходе из кризиса, длившегося – как бы не очень ошибиться – лет пятнадцать. Весь этот период при каждом удобном случае кем только не провозглашалось: «У нас нынче нет критики». И на то были вполне реальные основания, на которых вряд ли уместно здесь останавливаться – они проговаривались многими и много раз.

Разумеется, толстые журналы, не говоря уже о научных изданиях, печатали – да и продолжают печатать – то, что в более широком кругу получило название «филологическая критика», занимающаяся, по определению одного из участников круглого стола – директора проекта «Вопросы литературы», редактора его критической рубрики «Легкая кавалерия» Игоря Дуардовича, «развязыванием узлов терминов», увлекательном для довольно узкого круга читателей. Иначе говоря, приращением объективного научного знания – в противоположность заполонившими Интернет и дискуссионные залы резко субъективными высказываниями тех, кто далёк от профессионального знания истории и теории литературы. Можно сказать, что из литературной критики после «лихих 90-х» постепенно начала уходить качественная живая полемика, проще говоря, полнокровная жизнь, несмотря на наличие в литературном пространстве, кроме «филологической» критики, достаточно большого количества грамотных эссе, написанных профессионально работающими на ниве литературной критики авторами. Страсти горели в основном в высказываниях в соцсетях – там не стеснялись ни в проявлениях приязни или неприязни, ни в форме их выражения. Казалось бы, дело за малым – за развитием жанра эссе в сторону полемичности и широты охвата культурного поля и – желательно – как можно более высоким подъемом планки всеобщего гуманитарного знания. Кстати, на ниве второго запроса стали успешно работать множащиеся школы литературного мастерства.

Однако, как всегда, после ожидания появления дирижаблей на тысячу мест, появились самолёты. То есть новое пришло, как всегда, в новой форме. Прежде всего отмечу то, о чём говорила на том самом круглом столе – круглые столы, вебинары и им подобные формы диалоговых и полилоговых бесед и дискуссий в условиях тотальной видео-онлайнизации культурной жизни приобрели невиданный для прежних времен размах. То есть достаточно большое и всё увеличивающееся место в критике стал занимать живой (!) разговор, оживляющий те или иные тексты и проблемы и в свою очередь порождающий новые тексты – как отклик на прошедший живой разговор. Не говоря уже о том, что географический фактор просто снялся с повестки дня, и как-то в один миг произошла – при продолжающейся разбивке на отдельные группы – глобализация литературного пространства, что качественно поменяло характер многих идущих в нём процессов. Далее, так называемые принципиально далекие от профессиональной критики (в данном случае имеется в виду всё та же «филологическая критика») разговоры и тексты набирают всё большую силу и значимость как площадки для критических суждений. А многие представители той самой профессиональной критики ищут способы оживить её, то есть сделать интересной и привлекательной для широкого круга читателей и слушателей, а теперь – и зрителей. И всё это – в попытках вернуть в критику живое личное высказывание – информативное и интересное для широкого круга воспринимателей.

В этом смысле показательно, что на круглом столе 24 ноября, посвящённом «критической дерзости и бескомпромиссности», а иначе – проблеме живости критического поля литературы, основными участниками стали две как бы полярные группы. Одна – профессиональные критики, авторы принципиально острополемической критической рубрики «Легкая кавалерия» «мультимформатного медиапроекта» (совсем недавно – толстого журнала, это крайне важное уточнение) «Вопросы литературы» в лице Игоря Дуардовича, Константина Комарова, Василия Ширяева, Анны Жучковой и Михаила Гундарина. Другая – работающие, по их словам, «в форме диалога» и принципиально стремящиеся выйти «за пределы филологического круга» Тимофей Дунченко и Антон Очиров – ведущие «Еженедельного стрима «Несвободный микрофон»» литературного портала «Полутона», публикующего представителей современной актуальной (на сегодня, как заметил Антон Очиров, значение этого эпитета стало очень расплывчатым, и это сказывается на наполнении портала) поэзии и короткой прозы.

Привыкшие работать в форме диалога Тимофей Дунченко и Антон Очиров и на прошедшем круглом столе постоянно перебивали друг друга, так что временами было трудно уследить, кто из них какую конкретную фразу сказал. Но в целом их позиция свелась к тому, что мы из «не обучавшихся в университетах», для нас главное – высказывание в состоянии, «когда человека бомбит, и он что-то околокритическое высказывает». И если «Легкая кавалерия», по словам Игоря Дуардовича, «создавалась для оживления, возрождения страсти в литературной полемике» и претендует со временем стать «стать справочником современной литературы», то «Несвободный микрофон», по словам его ведущих, стремится быть как можно дальше «от обрыдлого литпроцесса», более того, там литература – только «повод поговорить о вещах, которые напрямую с ней не связаны», но интересны широкой публике.

Здесь не могу не вспомнить об интервью под названием «Критика – роскошь для российской версии капитализма», всего полтора года назад, а реально – уже в прошлую эпоху, взятом мною у весьма успешного современного критика Сергея Сдобнова. В нём, говоря о кризисном состоянии современной критики, Сдобнов говорит о «горизонтальности» литпроцесса, то есть равнозначности всех площадок вне зависимости от профессионализма, о том, что сегодня «все мы обустроились в информационных пузырях», и «очерчивание границ потребления происходит во всех сферах», главное же – о том, что сегодня успешный критик – не авторитет с грузом степеней, дипломов престижных вузов и огромным списком публикаций, а тот, кто широко смотрит на вещи и выходит далеко за пределы литературы. Очень сходные вещи говорил на круглом столе Антон Очиров – что «у нас есть общий предмет разговора, но нет общего поля», поскольку «мы живем в информационных пузырях», за пределы которых хочется выйти, но при этом он добавил, что «поле современной литературы быстро меняется».

Действительно, прошедший круглый стол показал, что обозначенные здесь полярные группы хоть и находятся, по словам Антона Очирова, «в разряженном поле» культуры, все-таки как бы движутся навстречу друг другу. Прежде всего, они участвуют в одном круглом столе, и воспринимать обсуждаемые на нём вопросы – думаю, не только мне – становится гораздо интереснее. И обе группы говорят о приобщении литературной критики к жизни. Позиционирующие себя непрофессиональными литераторами – способом свободного сопрягания её со всем, что происходит в жизни и культуре.  А профессиональные – движением от научной объективности исследователя к субъективному высказыванию художника – с привнесением в критику «живого разговора», более того – остро эмоционального, страстного, даже пристрастного, что прежде всего предполагает так называемую отрицательную, или обличающую, критику.

И вот тут-то начинается самое трудное. Как говорится в одном из знаковых произведений любимых мною братьев Стругацких – «Стажёры», легко проговаривать заповеди, но очень трудно исполнять их в путанице-перепутанице реалий жизни. Это я о притче во языцех нынешнего поля литературной критики – разборках между автором «Легкой кавалерии» Константином Комаровым и редактором телеграм-канала «Метажурнал» Евгением Никитиным, ратующим за некий общепринятый кодекс. Чтобы поставить личностные точки над «i», скажу, что подписываюсь под такими словами Константиан Комарова, сказанными им на круглом столе: критик должен исходить «из искреннего приятия или неприятия», и критика – в отличие от литературоведения – по определению субъективна, но есть «три кита критики: оценочность, информативность и аналитичность», и – по Бахтину – слово может быть «авторитарное или внутренне убедительное». Однако теперь процитирую такие слова Константина Комарова: «любое обращение к личности субъекта должно быть внутренне мотивировано для критика, он свою границу должен проводить между нападками и делом».

В этой, казалось бы, безобидной фразе, настораживает слово «СВОЮ» – мы живём в социуме, а в нём должны быть некие общепринятые нормы. Как сказал Василий Ширяев, кодекс – идея неплохая, есть же в конце концов рамки уголовщины – диффамация, клевета и разглашение. Думаю, Константин Комаров с этим согласится, тем не менее он считает, что «критик – художник, и он свою этику определяет сам, исходя из эстетики». Опять «САМ». Впрочем, обратимся к практике, то есть к текстам. Точнее – для примера – к одному из текстов Константина Комарова – «О макаронных мушках в ушах критиков и «овощном» бессмертии поэтов», написанному по следам текста Дмитрия Воденникова «Не улыбайся мне».

В превосходном, надо сказать, как всегда, лирическом чем-то среднем между рассказом и эссе – жанре, очень характерном для Воденникова, он по ходу рассказа о случившейся с ним любовной истории называет современных поэтов Виталия Пуханова и Игоря Караулова – одними из лучших поэтов нашего времени, в качестве доказательства цитируя их стихотворения. И далее позволяет себе такое высказывание: «Это к вопросу о критиках новой современной поэзии – они просто ничего не слышат, они древние, у них просто ухо забито макаронными мушками». В ответ на это Константин Комаров в своей статье называет данное высказывание Дмитрия Воденникова о современной критике «внезапным» и расценивает его как оскорбительное для себя и для всей современной критики – забывая в пылу полемики, что критика, особенно современная, неоднородна и у других её представителей может быть другое мнение. Далее следует такой пассаж: «сотни отъявленных безответственных графоманов забивают ноосферу мегатоннами своих водянистых верлибристических (по большей части) потуг, прикрывшись фиговыми листочками «новизны» и «актуальности», а благородные люди, безвозмездно тратящие свое время, силы, нервы, чтобы назвать черное – черным, белое – белым, а бездарность – бездарностью, получают в ответ: «Заткнись, ржавый пылесос, и не вякай…»» По-моему, ответ на вопрос, «авторитарное или внутренне убедительное» это суждение, очевиден. Не говоря уже о том, что на Воденникова расходуется заряд, явно предназначенный для поражения гораздо большего круга лиц.

На мой взгляд, Дмитрий Воденников более корректен в выражениях и гораздо более последователен в своих высказываниях. Кроме того, мне кажется, что у критикуемого автора как минимум не меньше, чем у критика, оснований – цитирую Константина Комарова – «СВОЮ границу» «проводить между нападками и делом» (выделение слова – ЛВ). И если критик имеет на это право потому, что он – согласно мнению Константина Комарова – «художник», то у поэта на это прав по той же причине как минимум не меньше. У Воденникова оскорбившее Константина Комарова высказывание – если исходить из эстетики текста – скорее жест, он ведь пишет о таинственных, глубинных процессах бытия, в которых мы, как слепые котята, барахтаемся, не понимая их истинной сути. То есть он честно выполняет стоящую перед истинным поэтом задачу. И мне кажется, критик должен в первую очередь сосредоточиться на этом, оценивая художественное произведение – в опоре, по словам самого Константина Комарова на – цитирую: «три кита критики: оценочность, информативность и аналитичность».

Спасибо за информативность – что вот есть такой текст Дмитрия Воденникова, и он там-то опубликован и о том-то, но, в общем-то, хотелось бы большей информативности – ну хотя бы об эстетике этого текста. Что касается оценочности – то она вылилась в пристрастную оценку отдельных элементов текста, который – и это очень важно – посвящен вовсе не положению дел в современной критике. Ну а аналитичности в тексте Константина Комарова лично я не наблюдаю вовсе. Если кто там её видит – прошу меня поправить. Но ведь, к слову говоря, страстность, тем более пристрастность, и аналитичность вещи, мягко говоря, мало совместимые. А поскольку речь идёт о привнесении в критику страстности, вопрос об аналитичности надо пересматривать.

Должна сказать, что такие пассажи в сторону Воденникова как: он «присваивает поэзии бессмертие знаменитой медузы, которая не то что свою вечность, но и вообще ничего осознать неспособна», его «устраивает такое бессознательное «овощное» бессмертие», у него «ассоциативный полет фантазии при этом настолько по-хлестаковски свободен и зигзагообразен, что понять, в чем заключается глубинная связь неудавшейся попытки приготовления дорогих макарон, сериала «Друзья», отсутствия у древних римлян понятия об улыбке и глухоты современной критики к современной поэзии, представляется маловероятным. Ну, может, улыбка чем-то похожа на макаронину, не знаю…» заставляют задуматься уже не о «трёх китах», на которых держится критика, а о необходимости реально аргументировать заявления подобного рода. А в принципе, что на это можно сказать? Только одно: не знаешь, не берись судить. 

Лично для меня – уверена, что отнюдь не только для меня – связь всех элементов текста Воденникова легко просматривается. Потому что он – и не только он, а каждый истинный поэт – как написано в тексте Константина Комарова, только не «видимо», а действительно «слышит «И горний ангелов полет, / И гад морских подводный ход, / И дольней лозы прозябанье», а также – «Звук осторожный и глухой / Плода, сорвавшегося с древа, / Среди немолчного напева / Глубокой тишины лесной»». И если критик, пишущий текст о поэте, имеет право написать, что ему «стоит прислушаться к мудрому совету одного из столь нелюбимых им» критиков, то ведь и поэт вправе рассчитывать на то, что пишущему о нём критику стоит внимательно прислушаться к тому, что он пишет. А то ведь очень знаменательно, что заключительным выступлением на круглом столе стала реплика поэта Ганны Шевченко: «Непонятно, зачем вообще нужна критика, разве что как интересное времяпровождение», – мало имеющее отношение к тому, что делается в поэзии. И если – цитирую Константина Комарова – «литературному наставнику, властителю дум», и от себя добавлю: королю поэтов, неизменно собирающему полные залы, и открывателю новых путей в поэзии – начиная ещё с вышедшего аж в 1996 году культового сборника «Репейник» Дмитрию Воденникову высказывания Константина Комарова – что слону дробина, то более молодые и менее искушённые в разборках между авторами и их критиками, и вовсе перестанут замечать, что критики что-то там говорят и пишут.

Я же пишу всё это вовсе не затем, чтобы защитить Дмитрия Воденникова, о котором мною написано около десятка – отнюдь не отрицательного характера – статей. Текст Константина Комарова вызывает у меня скорее недоумение – тем паче что положение Дмитрия Воденникова в литературе поколебать невозможно. И не для того, чтобы заклеймить Константина Комарова – человек он известный и успешный, и мало что этот мой текст в этом изменит. Да и к самой рубрике «Легкая кавалерия» я отношусь хорошо – по ней действительно можно многое отслеживать в литпроцессе, и держится она силами разных авторов, да и в конце концов не ошибается тот, кто ничего не делает, а они пытаются сдвинуть критику в некое новое состояние. Пишу всё это я потому, что прошёл прекрасный круглый стол, лично для меня многое прояснивший в состоянии дел в нашей, горячо любимой мной, русскоязычной критике современной поэзии. Настолько прояснивший, что я решилась вернуться к написанию критических статей, от чего, как и Анна Наринская, отказалась года три назад – по той же причине – невостребованности базирующегося на аналитике, но глубоко личного критического суждения. И если для востребованности необходима полемика, включающая элементы так называемой отрицательной критики – ОК, ноу проблемс – но при сохранении аналитичности. И, пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех участников того круглого стола. И разумеется, его устроителей. Ужо ещё подискутируем в рамках их проекта.