Выпуск №13
Автор: Данил Фокин
I
Гудок
домофонный –
ключ.
Открывается цельно-
металлический сплав –
непрерывный и протяженный горизонт
Поиска:
– Если ты сын, –
молвит глухое подъездное эхо, –
Отца своего –
Войди!
II
Гул
бетонный –
шаги,
разбитые по степеням.
Звонкая трель раздается,
звенит, забираясь в жилое
помещение –
скрип.
Мягко движась на петлях отворяется:
– Не званным быть, –
тлеюще-сиплое слышится слово, –
не значит быть безымянным.
III
Помещение тусклое,
тюль на засаленных окнах
и запах, который в квартирах
царит, где долго старость жила,
где, рука переворачивала зеркала,
к кончине стремясь.
Промолвлено тихо:
– Не спи, если за грядою морщин
Лицо свое способен узнать.
IV
Когда на глазах тьма уплывает
в низины,
туман межсезонный уплотняет
вид и витрины,
глубинное синее пламя сплавляет,
дворы, подземелья и кроны,
появляясь внезапно из воздушного очага,
умаляет все оттенки и все очертания –
щемит меж ребрами.
обернувшись –
обнаружишь
двери открытые,
голос затихший.
Чурук-Су
Насте.
Улыбке твоей право дано невесомости.
право дано убеждать,
что гиблые земли рассвета –
зелени плеск и смех,
в ущелье разлитый пением
глаз твоих птицы.
Длинные пальцы твои –
памятью служат
объятия. В нем таинственно-
чувственный мир распускался
и ты испускала порывистый выдох
в застывшее время безветрия.
Стройное гибкое тело – осины и ели,
Пробившие скалы.
Не ускользай –
луна не встретилась с небом.
Бухта Капсель («Утро в Крыму»)
День проявился разорванной лентой,
коллажированным древним пророчеством
такта бессонницы безумного пана,
расколовшего неприкосновенность света.
Провал, на миг Нагасаки, в облаке масляного дыма,
выдох глубокий спасенного от утопания.
Лежи на поверхности моря.
лежи на склоне горы,
лежи на камнях и на пике,
лежи на солнце, на музыке звуке и смехе безбрежном
лежи,
пока не раскроются ладони радости
принять готовые изваянное создание,
раздетое своей откровенностью,
представленное в чистоте, непорочности,
прочность сковывающая заземляется!
Вверх устремляется поток всматривания
синий ток, питающий махину небес,
белый зной, расправивший полдня крылья,
лазурна волна, вспоровшая неподвижность
ночную воды – все вырвалось!
Все вывалилось в глаза твои ясно-смотрящие
неостановимый бег без кровосмешения…
И объятия не рвутся и сыпятся поцелуи.
Верь!
***
В стране, где нет снега
обращаются в стылые серые
ртутные ленты
пронзительной осени
шторма́. Разбиваются о
прежде спокойные, добрые
лица.
Зрачки белоснежного снега
лишь в ясные ночи встречаю
теперь.
Оформление мрака
Когда я сквозь тлеющий свет тонкого пламени
вглядывался в возникновение мрака –
ты брала в свои пальцы теплый камень ладони
и язык шелестел на ветру слова благодарности.
Попытавшись обернуться, чтоб узнать:
Ты ли? Рядом ли?
Я ощутил пульсацию сна у виска
и голова упала на тело.
Бесполезно было бороться,
когда рана стала открытой.
Есть лишь в движении застывший пар,
исходящий из носа и губ,
лиловых от холода невидимых территорий,
на которых вещи сокрыто воспринимаемы.
Пока ты здесь – твой голос
будет опускаться на веки акустикой чувства.
А после – трещина в звуке
ознаменует отсутствие.
В нем я поверю в исходное положение наших тел,
разбросанных воздухом
через барьер сплавленного объятия прошлого
плелась змея древнего утра.
Ступать робко на слабых ногах –
подкашиваются и ломаются как ивовые прутья –
я касался следов на влажном от моря песке
и ощущал
старость.
Потом – зарывал ладони, чтобы не чувствовать и не касаться.
Морщины выжигались темнотой и лицо растягивалось.
Глаза, пораженные страхом забвения,
запустения перед собой увидели формы,
но было темно.
***
Рассказывай легенды покоя.
Отпускай воду меж острых камней убегать.
Храни белокрылое пламя.
Согбенные ивы и хрупкие грезы
В предутренний час –
месть последнего отзвука темного эха
пучине беззвучной долины.
В нем последнее и первое слово.
Услышать могут его
лишь бутоны раскрытые
бледных ладоней.