31 июля, 2018

Верю в дело Мороза

Выпуск №1

Первый ребёнок: рыжая трогательность, очки в четверть-лица с толстыми стёклами, косичка сбилась на сторону и расплелась.
Шестилетка Клара пишет письмо Деду Морозу по-русски: «Дед Мороз, подари мне волшебную палочку».
Спрашивает беззубо у папы: «Здесь какая буква нужна?» Папа выходит из ванной в плотном синем махровом халате, роняет капли на лист бумаги, рисует красным фломастером заглавную Д.
Даже в пятьдесят пять можно верить в мечту.

Второй ребёнок: десять лет, по имени Карл… в маминой белой футболке с длинным подолом как платье, в кроссовках как лыжи, со смоляными бровями (их уголь так угловат, что в зеркале Карл кажется себе театральным, ненастоящим)… откусывает от кесадильи, которую сам соорудил…
Соус капает и оставляет на ковре кровавые пятна… Кусочки тортильи… сырный лоск клавиш… карандаши, точилки и тюбик с клеем валятся веером со стола…
Крутясь на вертящемся стуле, Карл ищет в Сети изображения ёжиков для презентации по математике.

Третий ребёнок любил пишущие машинки и мюзиклы, мама этого ребенка была эмоционально глуха, хотя и приносила ему дольки яблок и кружочки морковок в пиале, когда он готовился к аттестации… Называла ребёнка то самым блестящим в школе, то самым красивым в районе, и вдруг неожиданно (из-за гормонального нарушения — то есть «говённого настроения») — отвратительным Квазимодо или бестолковой болотной Кикиморой, дразнила за индюшечий нос и оттопыренные огромные уши, и ребёнок не мог укрыться от ударов материнского маятника (он то взмывал вверх, услаждённый её комплиментами, то смывался вниз, будто кто-то наверху дёргал ручку бачка). Кто он на самом деле — отличный или отвратный — Марат не знал, и ему хотелось спрятаться и замереть.
Его чувства пробуждались только когда он примерял мамины колготки и юбки, а потом, даже в пятьдесят пять лет, ложился в кровать в девичьей смешной пижаме с лунными зайцами, и, нежась под одеялом, надеялся, что кто-нибудь полюбит его таким, каков он есть.

Шестилетка Клара собирается на русскую ёлку на встречу с Дедом Морозом, поправляет снежные кружева. Мама Клары ёлок не любит, считает их мишурой, ерундой… и вместо детских праздников водит их с Карлом в Теренюрскую синагогу, так как сидение в синагоге в сто раз полезней, чем суматошное мельтешение медведей и зайцев на Ёлке. Или это потому, что после молитв по субботам кормят бесплатно?
Решится ли Клара сунуть письмо прямо в руки Деду Морозу?
Насколько сильно она хочет заполучить волшебную палочку?
Должен ли папа – только-только с усталого самолета, только вышедший из освежающей ванны, сразу же взявший Клару на русскую ёлку – её подтолкнуть?

М. прилетел из Лондона, чтобы провести предновогоднюю неделю с детьми. Как выглядит волшебная палочка, он не представлял, но чувствовал себя странно: каким-то бульбообразным, в ботинках-бульдозерах, в брюках-дерюгах, с грушевидным носом и гуттаперчевыми большими губами…
На празднике Клара стояла как вкопанная, глядела во все глаза на медово-речивого, какого-то преувеличенно-пряничного Деда Мороза, и, когда Снегурочка попросила прочитать стих, не двинулась с места, хотя М. мысленно взывал к ней со своего родительского заднего ряда.
Все дети уже разошлись, когда Дед Мороз раздевался в подсобке. С сильным желанием завершённости М. её подтолкнул. У Деда Мороза был красный нос, красные щёки. М. помнил этого доброго молодца ещё по сабантуям, на которые собирались живущие в Дублине русские. В светском обличье – одетый в гладкий эластик, с окладистой бородой – тот осанисто держал стопку в руках… бицепсы танцевали под чёрной, туго натянутой тканью… под ритмичную музыку опрокидывал одну за другой…
Клара робко протянула письмо.
Дед Мороз поблагодарил и сказал, что примет к сердцу всё, что она написала. Сделает всё, что в его силах. Будет стараться.
Папа взял Клару за руку. Они вышли на залитую дневным счастьем улицу. Несколько самолётных часов – и рядом дочура с косичкой, в белом кружевном платьице, а на круглом лице подпрыгивает широкая россыпь веснушек…
Он и сам примерил бы с удовольствием… и сам попросил бы волшебную палочку у Деда Мороза, чтобы платье не сидело на нём как на бревне.

М. хотел, чтобы имена детей были парные, а также, чтобы проживающие в Ирландии сын и дочь не забывали русский язык. Поэтому он часто просил Карла рассказать ему про кораллы, хотя вместо скороговорки «Карл у Клары украл кораллы», сын скоропалительно возражал, что ничего не украл. Но как-то М. увидел, как он подобрал в супермаркете серебристую стальную снежинку и спрятал её в сетку с картошкой, а потом стащил у Клары стакан с водой, в котором разрастался лавандовый Лунтик.
«Это ёжик. Его зовут Перчик». Так Карл начал свою презентацию. Скроллил текст на Хроумбуке, любовался трудами.
М. прилетел проведать детей на каникулах и слушал очень внимательно. Он был полгода в отъезде. По-английски сказали бы estranged husband – «отстранённый супруг».
«Отстранённая СупругА» (или просто ОСА) – в разлапистых сандалиях, в кофте с замусоленным круглым воротничком будто слюнявчик – смеялась. Пряталась в конце параллелепипедной комнаты за барьером из коробок и старых газет. Если бы она по своему обыкновенью вспылила и решила дать пощёчину М., ей пришлось бы перелезать через мешки, набитые мусором, обрезками исполосованных документов, разрозненными поясками, носками, истёкшими батарейками, не пойми чем.
Перебираться через гигантские ящики, из которых высовывались колесики от игрушечных мотоциклов, наушники, проводки. Через пластмассовые контейнеры с одеялами и простынями. Опять же, через мешки.
ОСА страдала силлогоманией. Из трёх раковин в доме работала только одна. В двух других лежали поверженные краны с ржавыми головами. Водопроводчика, из страха, что посторонние разглядят её слабость, она не звала. Была сражена патологическим накопительством. В коридоре лежали стремянки, но лезть по ним было некуда. Детская одежда, не налезающая даже на нос; приобретённые еще в девяностых югославские сапоги.
Они общались через то, что их связывало. Через детей.
Стоя по обеим сторонам того, что их разделяло. Её хамство и хординг.
Вели перекрёстный допрос-разговор.
– Собирайся, пора везти их в бассейн.
Он не глядел в её сторону, попросил сына переслать ему презентацию про этого Перчика. Сказал Карлу:
– Жалко, что мы сейчас не успели. Я позже прочитаю всё полностью.
Чтобы насладиться ёжиком потом, без неё.
Она повысила голос, приподнялась, заколыхались валики жира на бёдрах, шторы на окнах:
– Что ты перебиваешь?
На самом деле перебила она, и, перекрыв её возглас, он продолжал диктовать электронный адрес привычно молчащему сыну.
– И эта твоя вчерашняя эсэмэска. Живя бобырём, ты совсем забыл русский язык. Впрочем, и английский у тебя не ахти!
М. не раскрывал рта, а ОСА набирала свои обороты:
– Боже мой, столько ошибок!
Она повторяла и повторяла эти слова. Несмотря на то, что у него была учёная степень, а она никуда не прошла дальше десятого класса.
И затем Карлу:
– Расскажи, расскажи ему, как я сострила.
Похоже, она была шуткой очень горда.
– И что же это за шутка такая?
– Пусть Карл тебе скажет.
Карл возразил: – Мама, папа, я не хочу этого повторять! Это совсем не смешно!
ОСА радостно объявила: – Карл не подсчитал стоимость похорон.
М. смотрел в недоумении… что же он в ней когда-то нашёл?..
– Это им до каникул дали задание по математике, – объяснила она. – Карл рассчитал, сколько понадобится, чтобы содержать у себя дома ежа, с рождения и до старости, а про смерть позабыл.

Вечером, привезя детей домой после бассейна, М. увидел на компьютере Карла раскрытую презентацию.
Я выбрал ёжика потому что он…
В глазах у М. защипало
Он продолжал вглядываться в расплывавшийся слайд…
потому что он…
а) симпатяга
б) хочет со всеми дружить
с) очень весёлый
М. видел смешливые бусинки… топорщащиеся иголки ежа… крохотные ручки и ножки, совсем как у новорожденных Карла и Клары, когда М. заботился о них ежедневно, когда не нужно было покупать билеты на самолет, чтобы пройти из своей комнаты в детскую
носил на груди в переноске
такая незащищённость когда ёжик не свернут клубком
Какие это она придумала ПОХОРОНЫ!!
Ежики живут от двух до пяти лет
подогревал бутылочку с молоком, учил ходить, держась за оградку манежа
Кроватка Перчика обойдётся в 7 евро
Щёточка для иголок – 10.49
Ещё 30 – нянечке по уходу за ёжиком, когда хозяева уедут на море
А в самом конце файла – снова ежи: один побольше, один поменьше и двое миниатюрных; они как будто шли вместе куда-то по делу
всей дружной семьей
Шесть месяцев не видеть детей
ОСА становилась всё более зла, но М. с ней не спал, а только высылал деньги из Лондона, где поселился.
За всё это время Карл и Клара не написали ему ни одного раза: ОСА ревновала, а дети даже не знали, как добраться до почты (чтобы не быть ужаленными, они не совершали лишних движений).
Поэтому трогательный ёжик по имени Перчик, эта нежность и забота о нём были голосом онемевшего сына, который ему раскрывался.

В Лондоне у М. было мало друзей: эксцентричный Питер, сдававший свой любовно восстановленный из руин замок молодожёнам на время медового месяца (о нём писали газеты) да его бездетный брат Анатолий.
Жена Анатолия полюбила детей М. как своих собственных – навещала их в Дублине, когда закупала там для ювелирного магазина в Вест-Энде кельтские клеверы, кладдахские кольца, кресты.
И М., читая ее письма, как будто все видел вживую

в замок прилетело письмо
oно залетело прямо в окно
и непонятно было кто его написал

Питер сказал, что он влюбился в свою нынешнюю партнершу Эву по письмам
что он пытался перевести, что она ему написала, но не мог, ибо это было на совсем другом языке
и даже носил её письма на почту, где разносчиком работал один провансалец…

Дорогой М., извини, в Дублине шторм, ливневые дожди и порывистый ветер, интернет не фурычит. Ольга твоя привезла мне детей после синагоги в гостиницу и мы доделали витражи. Карлу очень понравилось и он оставил свой мне в подарок, а Кларочка забрала. Еще я учила Кларочку заряжать розовый планшет с защитным бампером, который ты ей подарил. Ольга предупредила, что приедет их забирать с кошерным вином, чтобы поблагодарить за бэбиситтинг, привезла две бутылки, такая гордая и цветущая, как будто сама выращивала всё это из зернышка (а на самом деле ей это подарили на работе в посольстве).
Кларочка ей рассказала про свою записку Деду Морозу, и она её высмеяла, – мол, ты что, до сих пор в это веришь?.. Кларочка очень расстроилась и обиделась, ушла и закрылась в гостиничном туалете, на помощь пришла горничная по имени Вида и, смешивая испанский с английским, убедила её, что если ты во что-то веришь, то оно существует. А мне хотелось заехать Ольге по башке этой бутылкой. Когда-нибудь всё же настанет день, когда можно будет всё высказать ей… Почему ты так боишься развода? Потому что Ольга сказала, что «выцарапает как тигрица у тебя обоих детей»??
В Дублине куча поваленных деревьев, родственница моих здешних русских знакомых, медсестра, ехала с престарелой матерью на машине и на них свалилась огромная ветка, древней старушенции хоть бы хны, а медсестру мгновенно сразило.

Дорогой М.,
в воскресенье Ольга опять мне их привезла вместе с железной дорогой, которую ты им выслал из Англии. Мы поиграли в неё и посмотрели «Шишкину школу» с новыми буквами, а вечером Ольга вдруг прислала эсэмэску, что собирается на какой-то концерт и забрала детей уже в полтретьего ночи, когда я уже носом клевала, а утром мне надо было в аэропорт. Они спящие руки в рукава всунули, а штаны с ботинками она просто с собой в охапку взяла, говорит, не замерзнут в машине, Кларочке только удалось спросонья бумажную корону на себя нацепить.
А до этого – то есть в полдень, когда она мне их привезла и уселась рассказывать про свои карьерные достижения – я Кларочке отдала твой распечатанный снимок. Наверное, надо было передать без ОСЫ? Ту увеличенную фотографию, на которой ты стоишь снаружи антикварного магазина с пишмашинкой, в шелковом шарфике. Кларочка сразу же её обняла, как тебя. Прижала к себе бумагу как человека! Дала Ольге, чтобы и та обняла. Так доверчиво к ней обратилась. Еле слышно сказала: «Вот папа». Ольга аж отшатнулась. Подпрыгнула!
– Что это такое? – спросила. – Почему ты мне это даешь?
– Это папа прислал! Обними его тоже! Cмотри, какой он красивый!
Ольга начала вглядываться — и так театрально, да разве я могу ей поверить, что она вдруг тебя не узнала? А в голосе фальшь.
– Вот это – папа? Да это баба какая-то рыхлая. Чья-то баба чужая на улице просто стоит. Вон лохмы какие. Прости меня Господи, неужели Марат?

Разворачивается листок, там написано: Дед Мороз я хочу волшебную палочку

Разворачивается листок, там написано: Папа я тебя люблю Папа ты самый лучший папа в мире Папа ты всегда в моем сердце Папа ты приедешь на сомолете через 5 дней

Разворачивается листок, там написано: this case for the divorce was filed in the Irish court[1].

Питер развернул письмо от бывшей жены, она требовала у него денег за замок, она хотела отнять у него всё, что ему было дорого, внизу была приписка: Я больше тебя не люблю

Клара подошла к ведру, вытащила оттуда порванный, помятый листок бумаги со словами «Дорогой Дед Мороз» и начала его склеивать

Бывшая жена Питера не отпускала к нему в замок детей, двух очаровательных сыновей-близнецов, один из которых собирался учиться на скульптора, а другой, с длинными ресницами, завораживая взмахом ангельских крыльев, играл на гитаре. Эва сказала Питеру на своём окситанском: ты им просто пиши, как будто продолжаешь жить рядом с ними, общайся, звони, не обращай внимания на расстояние, и они будут чувствовать себя защищёнными твоим вниманием и любовью –
невзирая на козни твоей бывшей жены
невзирая на километры…

Из замка летели слова любви

Клара кликала на жёлтые смайлики, один за другим, посылала папе эмоджи, вот слоник, вот ослик, вот россыпь сахарных трубочек… затем прикрепила сердечки и напечатала «я верю в дело Мороза». Она хотела написать «Я верю в Деда Мороза», но предсказательный текст услужливо предложил «дело» и она не заметила, что послала папе эти слова

В безопасной полутемноте гаража М. наложил грим, надел красное платье. Дети спали, ОСА смотрела сериал «Ваша Бриташа» и гоготала, уча английский язык. Приехал на машине в центр города, cменил мужские мокасины для вождения на неустойчивые дамские туфли. Взял яркую сумочку, спрятанную под пассажирским сиденьем. Грим сверкал. Помада размазалась по лицу. С внушительным носом и виноватым выражением глаз (видно, так и не удалось убежать от психологического давления материнского маятника), с мягкими буклями, он был похож на театрализованную грузную тётю из супермаркета, но в душе ощущал себя феей. Может быть, Дед Мороз рассмотрел его запрос и прислал невидимую волшебную палочку…

Ему нужно было проскользнуть мимо дёрганых, державшихся за руки, резиновых наркоманов, гуляющих вдоль реки по деревянным настилам; потом – не привлекая внимания презирающих любую непривычную неустойчивость подростков в модных зауженых трениках – перейти c Капел Стрит на Граттанский мост, и, оказавшись на другой стороне реки Лиффи, войти в любимый Front Lounge. Свобода, спасение, снаружи – радужный флаг. Походка изящная, но сложно передвигаться на каблуках так, чтоб не ковылять. Не буксовать. Только бы не свалиться на глазах облепляющей бар пьяной братии. На плече – невесомая женская сумочка, в правой руке – тяжеленный рюкзак. Присела на стульчик около одного из кафе и как бы невзначай оставила рюкзак с мужской одеждой под стулом. Почувствовала облегчение. Грациозно направилась к зовущей Front Lounge.

Оказавшись внутри, она больше не являлась для зауженых треников удобной мишенью. Наконец села. Поправила причёску, глядя в блестящее зеркальце. Отдышалась, оправилась от вечного страха. Сердце вспорхнуло бумажными лепестками. В изящном кожаном портмоне, тиснёном индийскими божествами, лежал испещрённый неровными буквами белый листок со словами любви. Разглядывая карту алкогольных коктейлей, надела на нос розовые девчачьи очки. Дотронулась до нежно-гладкого нейлона колготок. Поправила на запястье купленный на Колледж Грин узкий браслетик. Подошла к барной стойке. Заказала бокал Пино Гриджио и чашку кофе, и, когда у неё спросили “What is your name?”, чтобы написать её имя то ли на чеке, то ли на чашке, спокойно ответила “Марта”.

[1] Заявление о разводе принято Ирландским судом (с англ.)