Выпуск №5
Автор: Павел Банников
***
тайное общество книжных спамеров
пыталось работать в пятёрках (по Троцкому)
однако, выяснилось, что круги довольно узки —
приходится работать четвёрками, тройками и даже
парами
модернизировав метод для большей эффективности
в атомизированном обществе
метод — работает:
каждые 15 минут я получаю новое сообщение:
А. поделился постом: История Клуба-81 (всем выйти из сумрака)
B. написал: Шерлок Холмс и рождение современности
C. сообщает: Свободный философ Пятигорский (хард-копи — маст хэв)
Х. пишет: ты подсадил меня на Сорокина (но лошадок жалко)
Y. делится линком на стихи поэта Шаталова на Полутонах
Z. пересылает Теллурию в кривой пиратской вёрстке (я знала, что ты оценишь)
почётные члены тайного общества книжных спамеров
отправляют свои тексты самостоятельно, не подозревая о существовании Сети
впрочем, им о ней знать не обязательно, а может — даже опасно:
нас пытаются вычислить
но Сеть непросчитываема, у них не хватает людей:
ни анализ лайков, ни слежение за кабаками, спортзалами и
библиотеками не даст информации
о наших тьмах и степени близости — как и было завещано —
лично знакомы лишь буйные
да и система не так уж плоха — пусть мы и отказались от пятёрок, но
хорошо работают четвёрки, тройки
и (как ни удивительно) пары
каждый вечер я зажигаю свечу у
иконы Гуттенберга
молюсь и
отправляюсь в отчаянный сёрф
через три великих фаерволла:
отзывы, книги, стихи, запрещённые фильмы
этой ночью и всякой другой ночью
находят своих адресатов
расходятся по адресатам
под утро каждый из нас ложится
спать в уверенности — когда
они придут за нами — будет поздно
слишком поздно
для них
ГОСПОДЬ ДАЁТ НАМ УРОК ТЕОРИИ РЕЧЕВОГО АКТА
спускаясь в метро переслушиваю
единственный чат, идущий полностью в войсах ––
вот, например, говорим о Шаламове –– отвечаю
через сутки, нужно было найти:
время, чтобы как-то сформулировать мысль об оптимизме фразы «ничего, начальник, ты тоже помирать будешь» и
тихий угол для записи, чтобы меня не сочли сумасшедшим
вот –– о происхождении языка, смыслах в иврите, магии и
лингвистическом баге при рассмотрении языка средствами языка –– отвечаю
на третий вопрос через день
потом –– риторически рассуждаем о целях общения
и прочих человеческих игр, принимаем Вселенную как акт –– не текст
замолкаем на время
обсуждаем ностальгию, как частное проявление памяти
мешающее смотреть в будущее
рождественские депрессии, психозы и
их понимание у Станислава Грофа как трансформации
да, трансформации
кстати, сегодня время немного трансформировалось –– в сторону
увеличения дня и
от этого акта Вселенной текст бытия стал немного радостнее
немного радостнее
оттого, что я еду в метро, где обрублены все каналы связи
и связь с верхним миром идёт через войсы, что
километры сближают –– за семь лет знакомства мы никогда
не говорили об этом здесь и так честно
должно быть ––
отправляя своё дыхание в путешествие
не будучи уверенным в доставке, получении, понимании
дышишь, как будто в бездну
в надежде, что слово, словно брошенный кирпич всколыхнёт её
и она перестанет быть бессловесной
…
голос в метро объявляет:
элеватор — опасное техническое средство
я выхожу в верхний мир, с трудом выдохнувший солнцестояние,
не подозревающий о том, что круги моей прекрасной бездны уже расходятся ––
всё шире и шире
***
не раскачивайте
говорят
не надо
говорят
раскачивать
сейчас
потом давайте
раскачаете
с вас же не убудет
нечему убывать уже
а с нас вот сейчас
вполне
не качали же
столько лет
не качали
терпели
вот и сейчас
потерпите ещё чуть чуть
совсем немного
осталось
не раскачивайте
мы же с вами практически
в одной
в единой
в нашей всеобщей
плывущей
как бы это
корректно сказать
в светлое
конечно же
в светлое
***
не раскручивайте
говорят
не надо
говорят
раскручивать
смотрите как хорошо
прилажены гайки
как чудесен крепёж
так закручивали
так старались
а вы всё хотите вот так
и сразу
потерпите ещё столько
лет же терпели
осталось совсем
немного
потом
хоть потоп
хоть зараскручивайтесь
но сейчас потерпите
это же наша общая с вами
устойчивая конструкция
как это сказать
надежда и
опора
да именно так
опора
ЧЁРНАЯ ПЯТНИЦА В НОВОГИРЕЕВО
— чёрная пятница, чёрная пятница, скидки на все ароматы, — торговка порхает вокруг флаконов, хранящих шанели-диоры, разлитые позавчера абдулло и джамшедом в подвале высотки на зелёном проспекте. весело разлетается из-под ног бегущих к метро и от ноябрьская слякоть, смешанная с шелухой и плевками, натужно орут рекламные матюгальники центра перовский и на шеях живой рекламы, продрогшей на ветру, жмущейся поближе к метро, издающему волны тепла.
живительный ветер метро несет запахи масла машинного, пота, палёных парфюмов наружу, они ласкают ноздри и щёки зазывал почти по-домашнему: глаза закрываются — не видят потока людей спешащих (руки твои, о мама, нежны и теплы, в запахе масла машинного чудится запах варёного мяса, тандырных лепёшек, ферганского плова…)
— две руки по цене одной! две руки по цене одной! — чёрная пятница в салоне красоты на зелёном! чёрная пятница! — громко сипит зазывала. спешу сквозь бегущих к метро и от, огибаю солёные зимние лужи, уклоняюсь от навязчивой рекламы в руках промоутеров, от рекламного баннера на месте снесённого кинотеатра киргизия. баннер торжественно заявляет: здесь будет новая киргизия! а пока я будто бы в старой и будто сейчас из-за угла покажется рынок, шашлычная, глиняные тандыры, тянь-шаньские ели, ташкентские лимоны.
из-за угла
слышу уличного гитариста: нехватка струн
исправлена хитрой восточной настройкой, нехватка тепла — перчатками на обеих руках. с трудом узнаю вальс бостон, уходящий то в ритм боссановы, то в ритм мугама. мелочь сама летит из карманов к ногам, разбивая глухое звучание звоном колокольчиков на ногах воображаемой танцовщицы.
слышу — небесные звуки
божественных тюркских наречий, звуки
речи казахской, киргизской, узбекской. спешу на проспект свободный к таджику, что чинит замок моего рюкзака аберкромби — о чудный худжандский акцент поутру — разбудил сообщеньем в ватсапе — готово!.
фергана ты моя, москвабад! —
проспект зелёный, проспект свободный, дворы
тропой народной иду — в степени инородный: я —
пятая колонна, певец языка колониста, агент метрополии, от которой всё так же зависит многострадальная моя родина; я —
иностранный агент, кочевник, мигрант из колоний, и — вновь подрывная колонна: я —
тайный узбек, прибалтийская нерусь, донская кровавая русь,
внутренняя мордовия.
крадущийся абрек,
затаившийся хохол.
— чёрная пятница, чёрная пятница! скидки на шапки, дублёнки и обувь в шангале, — хрипит репродуктор на шее замёрзшей рекламы. иду навстречу ветру метро, подземному ветру, который везде одинаков — в ташкенте, москве или риме, стирающий всякие координаты ветер, чужой и домашний, несущийся по тоннелям во внутреннем ритме, несущий людей по тоннелям во внутреннем риме, не знающий границ ветер
счастливых фантазий
удушливых воспоминаний
ветер подземных кочевий
70%
телевизор не рассказывает
что сталин хороший —
об этом мне рассказывает
алматинский таксист
кореец
деда и бабку которого в
людских
вагонах
отправили в казахстан
в общем и целом —
во вполне себе людских
вагонах —
вайнахам и немцам повезло меньше
(с вагонами — не с расстрелами)
в таких —
вполне себе — людских
вагонах —
с нарами и буржуйкой
в которых терялись:
имена
даты
связи
о
кто ты
ким?
не наследник ли императорского трона?
о
кто ты
нам?
не родич ли последнему будде?
о
кто ты
цой?
не последний ли
герой
глядящий на жёлтый
цветок буржуйки?
***
пока базар уснул и лишь асфальт взволнован
воспоминанием о море — смотри
как осы подъедают мякоть
раздавленных подошвами сандалий плодов в тени деревьев
покамест замер воздух, умер трафик -— смотри
как дети весело проносятся по каше из сока и останков насекомых
как нищенка, спешащая к мечети, не видит ягод
как рука её ребёнка протянута к ветвям
как ненадёжны очертания двуногих и деревьев
в июньском жирном мареве, как тонки
пока в висках ток крови громче отдалённых
моторов — слушай как вздыхает город
тепло и смрадно, здорово и вечно
пока звучит полуденный намаз — смотри
как опадает шелковица