Отдам

Выпуск №8

Автор: Дарья Ивановская

 
ОТДАМ

приходит, сидит, пьет чай.
ух ты, спрашивает, а это что?
это книжка моя, говорю, дать почитать?
стихи? не, я поэзию не очень.
обувается в прихожей, расстёгивает рюкзак,
тянет руку к книге.
ну я возьму? верну потом.

спрашиваю через неделю – ну как?
странный шрифт, говорит.

пишет назавтра: крутая книжка.
прихожу в гости – книга лежит под ножкой кровати.
я ещё не дочитал, говорит.

заезжаю в пятницу – книга выглядывает из-под подушки.
прочитал, спрашиваю?
прочитал, говорит, ну я поэзию не особо.
так я заберу? – говорю.
да занесу потом, отвечает.

приходит опять, пьем чай.
а ты, говорит, очень интересный автор.
книжку-то верни, говорю.
смотрит непонимающе:
какую книжку?

встречаемся случайно на улице.
домой, говорит, иду,
полежу, почитаю. у меня тут книжка есть странная.
достает из сумки.
так это же моя, говорю.
внимательно изучает обложку.
так я почитаю, говорит, и отдам, можно?

ни свет, ни заря – сообщение.
говорит, тут стихи твои читаю.
ну ты и зверь.
спасибо, отвечаю, вернешь когда?
а что, у тебя больше нет? — спрашивает.
нет, это последний экземпляр.

третий час ночи. звонок.
дочитал, говорит, спасибо.
спрашиваю, можно забрать?
да хоть сейчас, говорит, приезжай,
заодно чаю выпьем,
посидим, расскажу про книгу твою.

вызываю такси.
водитель спрашивает – дорогу покажешь?
да тут рядом, говорю,
выехать на площадь, там налево, до конца улицы,
и дальше за перекрестком новостройки,
третий дом по правой стороне.
приезжаем.
а там пустырь,
и ветер гоняет бумажки и прочий мусор.

 
АБАЙЯ

Без позволения отца и мужа я и шагу ступить не могу.
Поэтому я хватаю детей и бегу.

В лесополосе стрекочут черные вертолеты.
Вертолеты рассеивают малиновые туманы,
Зелёные облака,
Вертолеты похожи на танцующих дервишей,
Лопасти, будто клапаны атмосферных артерий,
Впускают и выпускают вчерашнюю ночь,
Завтрашний день,
Начало цикла,
Конец детства.

Я бы бежала с ними до самого дальнего края земли,
Но нас, на беду, нашли.

В грузовиках щебень и гравий,
Коровьи рога и сухой паек.
Грузовики ползут к обочине,
Неумело щиплют траву,
Разметку,
Грязь.
Грузовики напирают, как грозовая туча,
Как праздник урожая,
Как мальчики из соседней деревни.

Они мне сказали, что очень хотят помочь,
Но на меня не смотрели – только на сына и дочь.

Двери похожи на дыры в подоле,
Через которые видно ноги,
Нижнее платье,
Срам.
Двери отделяют «сейчас» от «сейчас же»,
Выпускают запах того, что внутри,
Запах тела,
Запах чужой территории.

Что мне снится – никто меня не спросил,
Хотя на ответ мне бы хватило сил.

Тень затекает в канаву,
Тень прикрывает мостовую как щеки,
Глаза,
Запястья,
Тень мертвая или живая –
Никто не узнает,
Пока ее не коснется.

Я бы сказала, что снится сырой подвал,
Как заперли, как никто не забрал.

Книги стояли на самой верхней полке.
Книги падали, больно били по голове
Корешками,
Углами,
Дедовой палкой.
Книги пугали своей неприкосновенностью,
Таинственной,
Дорогостоящей,
Непонятной.

Моя дочь ещё не говорит.
Сын знает три слова – «мама», «пить» и «болит».

Винтовка похожа на ложку,
На ложку с уродливой длинной ручкой,
Которой можно разделить на части,
Отломать,
Съесть
В детстве я прицепила на винтовку отца
Бумажный цветок.
Примотала.
Повесила.

Будет ли проще спрятать моих ребят,
Если они совсем замолчат?

Камнем о камень стучали –
Сыпались искры.
Белые, как лицо.
Желтые, как лицо.
Синие, как лицо.
Камнем о камень.
Начало цикла.
Мальчики из соседней деревни.
Запах тела.
Непонятно.
Повесила.
Никто не узнает.

 
НЕВА

«как живётся тебе в этом городе почти ледовитого края
похудела поправилась обрила голову совсем другая
помнишь как я искал твои следы в молоке
в скрипе дерева в песнях зеркал в пятнышках на руке
вот я нашел не узнал но узнал теперь не уйдешь
за проезд денежка ломаный грош»

«я дрожу отражением в холоде ржавых лезвий
моя нева мой спутник мой затылок облезлый
плюс пять минус десять что градусник что весы
без пяти половина трети крути усы
надевай цилиндр раскачивай поршень
я тебя догоню чуть позже»

«кривая вывезет под шлагбаум в городе твоем не моем
я тебе вырублю нишу за любимым твоим мостом
я тебе выстелю зимней лебяжьей разведенной на талой воде
ты была ты болела ты соринка в моей бороде
я тебя клал ковшом сыпал щебень и серебро
похудела вытянулась не спасло»

«сам черт мне теперь не брат не сват не палач
я научилась по тонким линиям носиться вскачь
по большим по средним по малым до полуночи не пройти
лысая моя голова катится не к тебе прости
режут меня на пять частей оккервиль и оккам
раскладывают по углам»

«тебе не скрыться тебе упокоиться в этих сумеречных часах
в канаве в канале в крученых моих усах
в моторе и баке в шляпе в просвете меж конских копыт
медный не спросит милый не вспомнит не отыщет не отомстит
ногти сломаются платье помнется волосы отрастут
тут тебя знают но помнят не тут»

«я не боюсь ни тебя ни длинной твой бороды
ни веснушек на пальцах ни молока ни железной руды
я догоню жди у отметки на гранитной стене
той стороны что при арт-обстреле очень весело как по мне
я опасной брить не умею до крови рву
но полуопасной считают все же неву»

«ты не уйдешь от меня этот город не твой
ни с гранитом его ни с навязшей в зубах невой
минус пять плюс десять не спасут ни тебя ни меня
ни застывшего всадника ни двуликого его коня
хоть другая хоть прежняя я схвачу
график знаю за объезд доплачу»

«то что ты ловишь осталось в другой реке
я свила гнездо в другой бороде на другой руке
из волос своих и гранитной крошки заменившей траву
выздоровела вытянулась похудела живу
стреляет пушка горят колонны запрокидываются купола
беги чтобы я первой тебя не нашла»

 
ПОРОХ

В начале было слово.
В начале всегда есть какое-то слово.
Уместное и неуместное слово.
Может быть, действие, но вначале всё-таки слово.
Мой генератор рифм сломан.
Мой генератор ритма сломан.
Мой генератор ветра сломан.
Мой генератор вето вообще безнадежно сломан.
Я запинаюсь перед последним слогом.
Ты запинаешься сразу под первым слогом.
Жги, только не сразу целым глаголом, а постепенно, слогом.
Не справляюсь я с твоим авторским слогом –
Он для меня слишком сложен.
При этом как собеседник ты вовсе не сложен.
Проверь, все ли ты взял, весь ли багаж твой сложен.
Панегирик мне уже сложен.
Я его прочитаю позже.
Я его подрихтую позже.
Я его зачитаю позже.
Я его даже выучу наизусть, но позже.
Как это говорится – после.
Ты сперва загляни ко мне, но не до, а после,
И не вместо, а после,
Впечатлениями будешь делиться после.
Представь, что это такое поле,
Не поле боя, а игровое поле.
Вот ты пробуешь выйти в поле.
Вот мое гравитационное поле.
Вот оно хватает тебя и болтает в метре над полом.
Вот я пытаюсь определиться с твоим полом:
Сложный выбор между реальным полом
И тем, как он совпадает с моим идеальным полом.
И вот здесь, в углу возле книжных полок,
Возле пустых и заполненных книжных полок,
Ты прижимаешь меня к стене возле книжных полок,
И никуда мне не увернуться от падающих на нас полок.
И все мои принципы превращаются в серый сыпучий порох.
Пыль на постели превращается в лёгкий порох.
Пот на твоей спине превращается в порох.
Я тебя поджигаю, как порох.
Я тебя поджигаю, как порох.
Я тебя поджигаю, как порох.
Я тебя поджигаю, как порох.
Я тебя поджидаю, как огонь поджидает порох.

 
ЩОРС

тебе же всего семнадцать
зачем ты красишься
у тебя и так губы красные
молодая яркая
да что же ты врешь
вчера же сам говорил
чтобы шла на солнце
бледная синяя

бабушка крепит зажимы
волны на седых волосах
металлические челюсти
клац щелк
мне бы новую косынку
только не слишком темную
а то я старая уже
надо надо

смотри пушистые желтенькие
ай целая коробка
вот дурачки какие
цыпа цыпа

что это на тебе
упадешь ноги сломаешь
это мама носила в молодости
снимай давай

в девять и не позже
меня все не интересуют
вырасти сперва
да да
как это не знаю
а ты узнай
щорс в этом возрасте уже армией командовал
иди-иди

 
КОРАБЛЕЙ

Это были четыре строчки, а потом они разрослись
в бесконечный список, который, как обычно, про корабли.
И уже, казалось бы, хватит, но ползет и ползет строка,
все давно сосчитаны лодки; море кончилось, буквы – нет.

Понимаешь, мне очень странно, что они до сих пор плывут.
Ты учил говорить, что «ходят», но такие уж корабли.
Ты считаешь, что этот список был написан другой рукой –
но, конечно, это неправда, не такой уж я амбидекстр.

Я опять и опять о море, хоть не знаю его, как ты –
на экваторе не ныряла, не входила ни в Порт-Саид,
ни в Панамский канал. Я просто выхожу иногда на пляж
и стою в подвернутых джинсах возле самой кромки воды.

Это были четыре строчки и ни слова о кораблях,
потому что какие списки могут быть у того, кто сам
в шторм трясется, держась за банку – в смысле, жердочку на корме,
а не банку, в которой жидкость, чтобы выпить и не трястись.

Ты не пил со мной эту жидкость, да и я не всегда пила.
Правда, помню, однажды было – так, случайно и не со мной –
я как будто стояла рядом, но на суше всегда не в счет,
а тебе не бывает страшно – ты же в море привык к штормам.

Не кончается чертов список, и не кончится никогда.
Корабли без имен уходят – уплывают, как видишь сам.
Все штормит, и рукой затекшей я за банку опять держусь –
той же самой рукой, которой я добавлю еще строку.

 
***

… и когда в янтаре попадется не стрекоза, а гвоздь,
Когда птица твоя ручная обратится к тебе на «вы»,
Когда утром к порогу придет исхудавший и черный лось,
Принесет на рогах рыбьи кости и пучки горелой травы,
Когда встанет за домом небо цвета луны,
И польются не капли воды, но Шардоне,
Когда спелые яблоки падать начнут с сосны,
Когда рыжий кошачий волос появится в седине,
Когда камни цветные выпадут из колец,
Растворятся в водке, рассыплются, как мука,
Когда волком завоют иволга и скворец,
И корни каштана потянутся вниз с чердака,
Когда ветер снег и песок принесет с торфяных болот,
Когда мать тебе впервые не будет рада,
Когда в ванной вместо воды молоко из крана пойдет,
Когда кровь не свернётся, а потечет обратно,

Позови меня, слышишь? Как-нибудь позови.
Я спасу тебя от этой несчастной любви.

 
СТО ЛЕТ

я дед я прадед я брат-близнец
мой сон прерывается пением бойцового петуха
моя жена запрет меня в комнате привяжет к дереву выложит в пасьянс
моя жена не жена мне
королева девственница старуха
еще страницу пожалуйста еще одну перед сном
я примеряю холщовую рубаху утонувшую лошадиную тушу
болит спина это выстрел это выстрел эха в купальне
вавилон я погибель я смута
золотая рыбка плавится в ладони под черной повязкой
загадать желание читать читать читать
перевод санскрит ребусы выучи испанский уезжай
ловить бабочек желтых как смерть
как банановая кожура
как истлевший саван
брею голову снова и снова брею голову
вчитываюсь в имена матери наложницы соучастницы
муравьи ползут по страницам разъедают мои глаза
санта мария санта софия дела идут дни идут
он входит в меня я вхожу в нее белые простыни вздымаются вверх
плодитесь коровы жизнь коротка
плодитесь несчастные вам все равно
плодитесь пока вас не сбросили из жарких вагонов в море
я буду перечитывать карты
собираясь на погребение короля
чтобы забрать мою статую полную печали
о том что мне не написать этой книги
о том что мне не свернуть себе шею падая с крыши
о том что на лбу моем начертан ноль а не крест
я сварю леденец
полью голову цветочной водой
туфли лаковые отдам старику из цыганского табора
храни меня господи
от чтения снова и снова
дай мне новую книгу а эту сожги
слишком сильное искушение
отозваться на имя принадлежащее каждой из них
храни меня господи
храни меня целых четыре года
одиннадцать месяцев
и два дня
и немного потом
пока не утихнет ветер

 
Фа К

Самое интригующее – это последняя пуговица,
Первая проросшая луковица,
Погасшая иллюминация,
Домашнее радио с танцами.
Выходи на четвертой станции.
Я буду ждать на перроне, в самом конце,
Там, где стена вместо лестницы.
Боже мой, что ещё тебе нужно?
Просто иди ко мне.
Здесь не жёстко, здесь твёрдо.
На постели крошки от торта.
Черт, с чего же тебя так торкнуло?
Что меня зацепило и тронуло?
За какие веревки дёрнуло,
Расщепило на Тайлера Дёрдена
И на ту, которая с ним не спит.
Раздевайся же.
Маникюр и порезы – как мило.
В ванной комнате снова взрывается ящик мыла.
Бег на месте, быстрей, быстрей, ну быстрей же, милый.
Нет веревки – вяжи кинопленкой, но лучше гляди-ка мимо –
Можешь сразу в окно, мигнет и погаснет мигом.
Никаких «не туда».
Сегодня согласна на все.
Вот короткая песня, вот длинное платье, вытянут правый рукав.
Вот на фото колено, вот волосы, вот рука.
Выключай и смотри глазами, и палец сними с курка.
Вот ползет к потолку дымок от окурка.
Вот пустая бутылка, сухая лимонная корка.
Стрижка на ощупь – как мышиная шкурка.
Вот кровать, но если с тобой, то меня устроит и шконка,
И холодная стенка.
Руку не убирай.
Я готова.

 
СТИХИ

Пилот глядит невидящим взглядом на экипаж,
Курит и пританцовывает, ловит кураж,
Жди смерти, потому что он видит мираж.
«Боингу» не по силам сделать петлю.
В журнале пишут про танго и винный купаж.
Идет по салону стюард, учтивый, как паж.
Воздушная яма. Втыкается в фюзеляж
Черный вороний клюв.
Птицы не могут жить на такой высоте.
Успокойтесь. Вы тоже не выживете.

Юнга сойдет на берег в ближайшем порту,
А пока он холодной тряпкой висит на борту.
Юнгу тошнит в блестящую темноту,
А на юнгу из темноты
Смотрят глаза, и видят его за версту,
Наблюдают, как выворачивает его в пустоту.
И плывут за корабликом в тропическую черноту
Фиолетовые киты.
Не бывает таких китов.
Вызывайте бригаду. Готов.

Девочка, ты не бойся, дядя твой друг.
Дядя не слышит, дядя немножко глух.
У дяди частично нарушен слух,
Дядя был на войне.
Смотри, как дядя в полете хватает мух,
Смотри, как дядя прекрасен и многорук.
Дяде послышалось, или сейчас был звук,
Похожий на слово «нет»?
Детка, твоя война
Еще не окончена.

Вот на столе стакан воды, чтобы пить.
Вот фотография той, которую надо любить.
Заведи будильник, чтобы опять не забыть
Проснуться с утра.
Эти таблетки могут тебя убить.
Эта женщина может тебя убить.
Эта эпоха может тебя убить.
Это такая игра.
С красной строки
Изо рта вытекают стихи.

 
ШЕСТОЙ

В кабаке на углу подают под видом индейки свинину
Разбавляют безбожно
Пены в стакане от трети до половины
В бутылке от «Старого Кенигсберга» давно уже чай и спирт
Каждый второй здесь пьет
Каждый третий здесь спит
Каждый четвертый давно забыл свой адрес и имя
Каждый пятый уже превратился в тень
Друзья говорили где можно встретиться с ними
Но подвёл навигатор
Сломался внутренний эхолот
Замарались внешние датчики
Заржавел компас
Отключил все приборы и двинулся наудачу
Показалось приличный кабак
Даже пахнет едой как в школьной столовой
Где готовили самые вкусные в мире котлеты
Подавали их с кашей
То ли гречневой
То ли перловой
Но здесь разбавляют и пена опять же и мясо не то
И каждый второй здесь и третий
Четвертый и пятый
А ты среди них наверное первый шестой
Который не знает
Что останется здесь навсегда
Пусть разбавляют
Пусть и еда не та
Потому что ты просто искал друзей
Но подвёл навигатор
А может быть не подвёл
Хоть кто-то тебя не подвёл
Хоть кто-то