Выпуск №14
Перевел с венгерского Ян Кунтур
Эндре Ади
(1877-1919)
Самый выдающийся венгерский поэт рубежа XIX- XX веков, близкий к декадентству, символизму, модернизму. По значению для венгерской поэзии равен как Александр Блок — для русской. Замечательный публицист, политический журналист, патриот и революционер.
***
Ни предок, ни его потомок,
Ни родич, ни простой знакомый —
Я есмь для никого.
Я есмь для никого.
Я: как все люди: Ваша Светлость
Мыс Норда, тайна, неизвестность
Лишь призрак, дальний свет.
Лишь призрак, дальний свет.
Но не могу так оставаться
Хочу раскрыться, показаться,
Чтоб видели узрев.
Чтоб видели узрев.
Всё оттого: песнь, самотравли:
Желалось, чтоб они желали,
И стал бы чьим-то я
И стал бы чьим-то я.
Михай Бабич
(1883-1941)
Один из крупнейших венгерских поэтов первой половины XX в., яркий представитель венгерского модерна, один из редакторов легендарного литературного журнала «Нюгат» («Запад»), противник фашизма. Данный лирический цикл является реакцией на Первую мировую войну и Трианонский договор. На русский язык переведен впервые специально для книги «Путеводитель по венгерской культуре» с условием сохранения размера и сложной системы рифмовки оригинала.
РОДИНА
(цикл)
Дом
Ты лети, душа и отыщи мой край!
Старый дом еще стоит. В зеленых ставнях
матушки моей унынье увядает:
седовласая, но детская печаль.
Ты лети, душа, и отыщи мой край!
Комната, где я на свет родился,
где впервые мир открылся зренью.
Садик наш, в котором возводил я
первые песочные строенья.
Всё, что сделал я — песка игра:
только дедов дом стоит еще оплотом,
что из лет-развалин я спасенье
отыщу в его причале, ждёт он.
Город
Поднимись, душа, и отыщи мой край!
Не домишко, целый городок
ждет тебя скопленьем островов
в море из акаций и дубов.
Ты взлети, душа, и отыщи мой край!
Виноградник у приземистой давильни.
Сидя перед ней, смотрел я в даль,
и сомненье усмиряли песен крылья.
Что в молочном свете наблюдал,
было родиной! А улица моя
как ковёр стелилась под каблук.
Пульс гряды холмов, как сердца стук,
тихо бился: к небесам — к полям.
Страна согласно карте
Ты лети, душа, и отыщи мой край!
Всхолмий цепь — над апатичною землей.
Дальше степь Альфёльда пред тобой
от горизонтали, где рассвета грань.
Ты лети, душа, и огляди мой край!
От горизонтали — к горизонту, и назад,
где паук воспоминаний в тишине
тянет шёлковую нить. Лети над ней.
Там сейчас безумия шлагбаумы стоят:
что бы меч не вывел на комке земли,
гор вершины от равнин не отпускай,
если родина была — ты с ней навечно слит;
кроме чувств твоих никто вам не указ!
Подлинная страна
Воспари, душа, и отыщи мой край!
Мне привиделись иные времена:
пошлин и меча не знавшая страна
неделимая, как ты, душа, сама
Помечтаем же о родине давай,
для которой ни оружье ни броня
не нужны: она не мёртвый ком, но дух.
Из-за горлицы-мечты грызут меня
лисы жадности и шмат послаще ждут.
Никогда, мечта моя, не будь лисой!
Пусть мой хутор защищает высота!
Пусть пернатая душа, сроднившись с синевой,
возвращается всегда до своего гнезда.
Европа
Пронесись, душа над родиною вдаль!
Как летал когда-то сам! Мелькали башни;
за Монбланом — рощиц апельсинный дар;
множество народов радостных и мрачных:
так я бОльшую отчизну отыскал.
И по Риму я с почтением блуждал,
будто сын вернулся в город предков;
Авиньён, как Тольна, в том же свете
утопая, смех свой излучал.
И единая душа плела живую сеть —
от народа до народа, общий шёпот,
чтоб одной страною стала впредь
рвущая себя моя Европа.
Глобус
Лети, душа, и родину еще расширь!
Земля — тоскливый шарик — капелька тепла,
что Робинзонам космоса приют дала, —
одна в суровой бесконечности кружит.
Лети ж сквозь родины межзвездной рубежи!
Пока все эти Робинзоны, обезумев
друг друга тупо убивают, позабыв
свой остров, от прибрежья отвратив
взгляд, над утесом ты скользни бесшумно
и в звезд электро-даль всмотрись бессонно:
возможно вынесет она нам неизвестный луч,
струящий песню и надежду из-за туч,
как белый парус к постаревшим Робинзонам.
Эпилог
Всё-таки, душа, люби мой малый край!
Ведь не для тебя весь тот мороз вселенной!
Вот наш остров — Глобус неизменный
с гнездышком святой Европы. Знай,
никогда не сможешь бросить ты мой край;
по каким бы дальним трассам не бродила,
лишь одну страну всегда в себе несёшь,
аромат ее и звуки песен тихих;
прячешь их в себе, как грешник — ада дрожь;
но, как проклятый, пока совсем не сгинул
может уповать на светоносный рай,
также будут ждать тебя твой тихий край,
город, домик дедовский, родимый.
Анна Киш
(1939)
Венгерская поэтесса, драматург и писатель, участница революции 1956 года, за что была исключена из университета и осуждена на тюремный срок, потом выслана из Будапешта. Позднее удостоена звания Nemzet Művésze, лауреат многих престижных премии, в том числе Аттилы Йожефа (1975, 1992), «Лавровый венок» (2008), Лайоша Кошута (2019), член Союза писателей Венгрии (с 1975), Художественного фонда и литературного отделения Венгерской академии художеств (2007).
НЕ БЫЛО ЛЕТА
черно-белый фильм
демонстрировала луна
ноги ночи бренчали
на сером рояле
дугою пересекла
мост Дуная
дикие гуси отлетали
в моих руках вместо
младенца зимнее пальто
была бедная осень
поцелуем на лбу
отбившиеся
четыре листка
лаяли собаки
не было лета
плавало в тумане
РАДОСТЬ МАЛОГО
(Из цикла «Как воедино сплетенные времена»)
лишь короб, костяная игла, стрела.
лук, пирога да глины грязь.
кость коньков, с костью крючка.
из ребер кита — лыжи, из рыбьего пузыря —
цацка, свисток из кости,
эхо горы
в выси купольной грота, и
дым… радость малого.
Полнящая сердце того, кто
у водо-лесо-ходящих братьев:
кита, медведя, ворона, совы,
волка, змеи — у братьев
учится брать от благ земли,
вылечить себя. Кита-,
медведя-, ворона-, совы-,
змеи-, волка- душа
берет его имя, образ из сна
огромно-кошмарный, сути
секрет содержащий, кто
услышит призыв его песни
средь беды.
И увидит, как живы
в своем мире ходящие водой-
лесом кит, медведь. и ворон,
сова, змея и волк
без братьев своих; и своей души
огромно-кошмарную форму
из сновидения.
***
Вал колышимых трав
столь высок,
вздох подлунный
красоты,
вздох подлунный,
касание крыл,
в высь на небо!
Янош Томаши-Орос
(1953)
Венгерский поэт, журналист, критик, бывший редактор «Kapu és az Unió», сотрудник «Új Magyarország», участник антологий современной поэзии.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ОБ ОДНОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ
беспорядок рождает
собственный хаос — порядок.
не считай глупостью эту
сентенцию, ведь уже способен
увидеть: нет большего порядка
и нет большего хаоса, чем
свобода; и еще то с чем в сравнении
тирания — есть лишь беспорядок.
где есть тирания — там
есть тирания.* ты уже знаешь:
в свободе постоянно чередуются
принципы и лица; тот, кому
еще вчера ты доверял, уже ищет
покупателей на твои секреты, и не
днем с огнем: хватает маклеров.
разгул распрдажи страны,
что замедляет пульс родины
не сентиментальничай, больной,
не сейчас, не тут, не от этих будь.
будь глупым, пойми уже наконец
суровую правоту поэта: где лицевая,
где изнаночная — один чёрт,
была в будет-был заплата на заплате,
там и смётана одежонка свободы
там и свобода — тирания
* Ставшая крылатой цитата из известного стихотворения Дьюлы Ийеша «Одно предложение о деспотизме»(1950).
ОТРЫВКИ О СВОБОДЕ
I.
осталась мечтой;
проступаешь кровью сквозь меня, как сквозь батист
быстрая смерть.
II.
прирождествляется.
тишина перемирия вводит в заблуждение
наши сады.
Иштван Турци
(1957)
Венгерский поэт, писатель, переводчик, лауреат ряда литературных премии, в том числе. Аттилы Йожефа (2006), «Лаврового венка» (2010), «Prima Primissima» (2014), литературный деятель, основатель и главный редактор поэтического журнала «Парнас». Один из вице-президентов и генеральный секретарь Венгерского ПЕН-клуба (с 2012), президент Департамента поэзии Венгерского Союза писателей (с 2007), вице-президент Венгерского Союза поэзии, участник Всемирного конгресса поэтов (с 2006), действительный член Европейской академии поэзии (с 2009).
КРИЗИСНЫЕ СТИХИ
«Теснота — право единения»
Миклош Эрдей
Реально то, что опять вечереет.
Запроектированность, нетто латентного времени.
Отупляющая тишь — от деревьев сада.
Обязан об этом донести птицам.
Какая-то шлягерная мешанина просачивается
от соседа. Потому что музыка обязательна.
Потом перебранка. По ком звонит колокол,
тот и шумнее. «Всего лишь перестать»,
давно сам успокаиваю измотанные нервы,
побыстрее растворяясь в будь что будет,
где почти все становится возможным,
и видится готовность моего разума.
С сегодняшним разумом почти никаких забот. Я имею
право на существование, приняв во владение свои мечты.
В этот момент я являюсь великим рыбаком сумерек,
подсекающим последние отсветы чешуйчатого небосвода.
В этот момент чувствую дрожь воздуха,
наслаждаюсь варварским изумлением зрителей,
и не боюсь того, что уловом
в конце концов будет не с кем поделиться.
Воображаю, но скорее нет.
Кризис. Он тянется уже месяцами.
Выглядываю: настоящее расточительство —
все эти звезды за занавеской.
В телевизоре — национальные дни нытья,
на физиономии — несводимый тормозной след. Дружки мои,
профессиональные беспокойники, если и звякнут когда,
то с их губ оттаивает лишь литература.
Сминается перистальтика существования.
Всё-таки наш мир в сердцевине замечателен.
Ну вот и подвернулся бонус к десяти заповедям,
который гласит так: «Не парься!»
ОТКРОЕТСЯ ЧАСОВНЯ В СЕРДЦЕ
(цикл)
(Откроется часовня в сердце)
Если однажды в сердце откроется часовня,
появится обитель, где гаснут жажда и голод,
где каждый день кто-то дверь отворяет, поднимается.
Не нужны ему гвоздь, уксус, не просит он их в селитряных разводах слёз,
и благодарит, не коленопреклонением, только передышкой,
потому что печаль густа, как фимиам:
фрески его созданы из невидимых птиц на плотной стене тишины.
Новые слова ищет, отогреваясь в них,
уже не один. Если однажды откроется часовня
в сердце, останется и то, что покинуто.
(Что за сооружение такое катарсис)
Мой сын спросил однажды, что за сооружение такое
этот катарсис, и где он, на какой горе.
Попросил, чтоб я показал его изображение,
легче ведь представить то, что
зримо, что именно там, а не где-то,
может быть, и места-то нет, но об этом лучше не думать.
Необходимо какое-то место, неблизко, недалеко,
которое без тени, не раскачивается и светится,
которое существует и хранит себя.
Откуда хороший обзор — внутрь
(Макет-воспоминание)
«С прошлым не могу примириться, а будущее,
(только отмахнёшься) какое там, будущее.» Что Вперед, что назад —
то же самое. Время и пространство — лишь недо-самости.
Как будто тут же скукоживаешься. Как будто тут же.
Это уже не ты, только макет-воспоминание.
Твои слова препарированы, пришпилены.
Умрешь еще живым, ноль-целое-труп,
но не исключена и дробь. На всякий случай: осторожно.
Что высказал, уже навеки
неподвижно. Молчи!
ВИДЕО ХАЙКУ
Нет места, нет времени
заплесневевшие глаза Бога
смотрят в слепое окно
Иштван Вёрёш
(1964)
Венгерский поэт, прозаик, критик, литературовед, эссеист, заведующий кафедрой западнославянских языков Католического университета им. Пазмани, член Венгерского ПЕН-клуба, Художественного фонда и Общества писателей, участник многих антологий современной поэзии.
МОРОЖЕНКА, ЗЕБРА, ТАНЕЦ ЖИЗНИ
Явно немного уже осталось времени
когда мне нужно будет сказать
сыну, что смертный. Или знает?
Еще помнит, что три года назад
его не было; также как помнит,
когда летом на побережье
вскарабкался на осыпающийся край дороги
чтобы наконец-то самостоятельно добыть, то
что ему нужно. Не умел говорить,
но сейчас рассказывает: Маленьким был,
пошел к мороженке. Большим и
маленьким одновременно был, пошел
родиться. Пошел по пути
всё из ничто; вопрос, а почему же
скорее всего не существую, ударил в сердце;
пошел, как отправляется каждый из нас.
Вокруг воняющей издали плоти «существует», скапливаемся
как гиены с горящими глазами. Только один
лев еще караулит зебру с вспоротым
чревом. Есть уже не может,
дремлет, но в конце концов из-за нашего злобного визга
отступает. И тогда мы переваливаем через зебру.
Сую свою морду в окровавленную
утробу. Начинается.
Рита Андреа Вечеи
(1968)
Венгерская поэтесса, прозаик, популярный блогер, участница многих антологий современной поэзии.
ОДНАЖДЫ УТРОМ НАЧИНАЮ БЕГ
Будет светить солнце, знаю, и ветер будет.
Мы уже чистые, освященные,
потому что мы верим всему, что для себя выдумываем,
чтобы было легче.
Из застенчивости проведём забор
вокруг нашего позора, может, не увидят,
но увидят.
Не повернемся спиной к тем, кто на нас смотрит.
Вначале — ликование, что столкнулась,
оценка случайностей,
необходимость, неминуемость и т. п.
Не понимаем ничего.
После, с глазу на глаз — еще меньше того.
Нужно растрепать, разодрать это
замешательство.
Оно незаметно спадает на берегу реки.
Которая — прибывает.
Терраса, где мы стоим, становится плотом,
потом снова террасой, когда я прошу,
привяжи меня к себе на белую ленточку, как свои ключи,
чтобы не обронить.
Будет светить солнце, и возможно, будет ветер,
когда ты завяжешь шнурок на своём мешке.
Тогда — мрак,
ведь ты уносишь свет на лице,
запах растений — в волосах.
Грубую шерсть натягиваю на себя
против чужих прикосновений,
и начинаю бег, чтобы отыскать тебя
около Черногории,
в горах.
***
Драгоценное сокровище,
Есть в нашей жизни такие периоды, когда
людям тяжело.
Бывает, что очень-очень тяжело.
В такое время человека как бы подцепляет сачок,
и отправляет по свету. В другую
страну. А из другой страны
еще в какую-нибудь третью, и так далее.
Это моя любимая картина, говорящая
тебе обо мне, неподвижной.
Когда на тебе тяжесть, не факт,
что самое лучшее — встать на дорогу.
Можно остаться. Не умереть.
Дождаться. Вытерпеть.
Найти покой. Синюю
россыпь маргариток покоя.
Обнимаю: Рита
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, ОДНОЙ НЕЗНАКОМОЙ ЖЕНЩИНЫ
Была еще девушкой, не старше пятнадцати,
сфотографировали в белой акриловой кофточке
большие пуговицы, воротничок,
смотрит в глаза, как нужно,
округло очерченный подбородок, правильный кукольный ротик,
и если ты захотел бы, то раскрыл
какова истинная кротость,
но хватит изображать, как она смотрит.
Пятьдесят лет спустя,
на последнем фото, взгляд не изменился,
только появились цвета,
желтый искусственный шёлк, бордовый плюшевый гарнитур,
повсюду сусальная позолота,
как в церкви,
и на тротуаре, идущем к ней октябрьским утром,
из окна ослепляющее небо.
День рождения, одной незнакомой женщины.
Такой незнакомой, что никогда не видела,
но знаю, какой тонкой была ее кожа,
чуть прикоснись к ней — становилась синей,
и проступали сосудики, обнимала деревья,
берёза, рябина, мечтала о том,
что будет учить, пела и ждала,
становясь вечной, как роза,
в дыме ладана я видела как она смеётся.
Как ласкает, как машет рукой в дверях,
я видела, одновременно рядом делали земные поклоны,
на стене — сверкающие Татьяны, цари,
и много-много качающихся православных
крестов,
вином пропитанный хлеб,
с одной длинной золотой ложечки каждому,
видела, как она сняла легкий синий халат,
и как зарождается в ней один мальчик.
День рождения, одной незнакомой женщины.
Медный стакан, сияние солнца, сегодня праздник,
некоторое время стою на лестничной площадке,
облезлый сад, на шлаке танцуют дети,
через пару домов куплю пироги,
с грибами, с капустой, её любимые,
рисовый прошу для себя, еще тёплый,
женщина кладёт в полиэтиленовый пакет,
когда взбираюсь на гору, он запотевает.
На своё колено кладу салфетку,
немного шампанского, с днём рождения,
тонкое дрожжевое тесто, рис, яйца, зелёный лучок,
сладкий творог, и она хотела бы тут, на этой лавочке,
вокруг только желтые, бордовые, сусально-золотые листья,
и скалы, где я слышу ее пение,
баю-баю-баю-бай,
спи малышка засыпай.