Данте Алигьери (?). Из поэмы «Цветок»

Выпуск №14

Перевел с итальянского Павел Алешин

 

Средневековая поэма «Цветок» («Il Fiore») состоит из 232 сонетов и приписывается юному Данте: наиболее аргументированно это утверждал филолог Джанфранко Контини. Произведение написано в 1283–1287 гг. и является своеобразным переложением французской аллегорической поэмы «Роман о Розе».

Ниже приведен перевод первых семнадцати сонетов поэмы, а также сонета LXXXIII, в котором названо имя главного героя поэмы – Дуранте (Данте – сокращенный вариант этого имени).

 
I

Посаженным Куртуазностью цветком
в саду Наслажденья я любовался,
как вдруг тетивы тугой звон раздался –
так божественным я был ранен стрелком.
Амор сказал: «Ты будешь моим рабом»,
ветра быстрей, он летящим казался,
и против воли я в плен ему сдался,
пять стрел ведь пустил он в меня чередом.
Первая сквозь очи в сердце влетела,
то – Красота; Ангеличность – вторая,
лед из-за нее сковал мое тело;
третья – Искренность; Сердечность – другая:
сколь боли она причинить сумела!
пятая была – Надежда Благая.

 
II
Влюбленный и Амор

Я чувствовал: опустошен я и хвор,
ибо крови потерял уже много,
и не знал я, где искать мне подмогу,
когда предстал передо мною Амор,
сказав: «Ты знаешь, что не дашь мне отпор,
ты в руках моих, я властвую строго,
и знай: тебя стрелы сразили бога –
ты будешь послушным, и бессмыслен спор».
Я ответил: «Слуга тебе ныне дан
преданней, чем ярые ассассины
и чем пресвитер ревностный Иоанн».
Уста наши стали на миг едины,
и сказал тот, нанес мне кто столько ран:
«Жду от тебя верности паладина».

 
III
Влюбленный и Амор

То случилось в январе, а не в мае,
когда я Амора владыкой признал,
поклявшись в верности ему – как вассал,
над собою власть его принимая.
И чтобы поверил он, мне внимая,
чтобы, могущественный, не ревновал,
я в залог ему сердце свое отдал,
ибо судьба не мила мне иная.
Взяв тогда сердце, он молвил мне: «Сложно,
друг мой, моим преданным быть слугою,
но того, кто служит мне, я неотложной
своей милости всегда удостою,
и счастье пока для него невозможно,
надеждой его одарю благою».

 
IV
Влюбленный и Амор

Ключом мое сердце закрыл золотым
Амор, мне промолвив слова такие,
чтоб мысли в нем не зарождались другие,
но прежде чистым сделав его – иным.
А после сказал: «Господином твоим
я стал – помни ж клятву, и неземные
завладеют сердцем твоим отныне
порывы любви: будь послушен ты им.
И с кротостью принимай неизменной
ту боль, что познаешь из-за меня ты,
пока не свершу я свой суд священный:
то счастьем, то горем будет объята
душа твоя, то ждать смерти мгновенной,
но лекарство дам я тебе от яда».

 
V
Влюбленный и Амор

Амору с терпением и смиреньем
переносить обещал я страданья –
что жилы каждой моей трепетанье
будет лишь воли его проявленьем,
что верить буду в него с исступленьем,
вложив в эту веру все свое тщанье:
«Ввек не отрекусь я от обещанья –
и перед последним своим мгновеньем».
Тогда молвил Амор: «Мой друг, ты не мог
клятвы надежней, чем эта, мне дать:
поклоняйся же мне, ибо я – твой бог.
Евангелистов перестань вспоминать –
иную ты веру забудь». Он умолк
и исчез: не знал я, как то понимать.

 
VI
Влюбленный и Высокомерие

Вмиг крылья Амора затрепетали,
исчез он, оставив меня одного,
не мог я ни видеть, ни слышать его,
но надежды в сердце моем пылали.
К цветку, чьи красоты очаровали
меня, в чье уверовал я божество,
я подошел, сказав себе: «Отчего
то не сорвать мне, что мне обещали?»
Лишь подумал я, что нет здесь преграды,
лишь к цветку потянулась рука моя,
увидел я, вышел как из засады
грубиян с дубиной, он молвил мне: «Я –
Высокомерие, этого сада
хранитель – я страдать заставлю тебя».

 
VII
Влюбленный

Сторож высокомерный вышвырнул вон
жестоко меня, и не знать мне счастья,
Милосердье не проявит участье
пока и не будет злодей побежден.
Но прежде случится то, чувствую, он,
погубит, ибо в его это власти,
сердце мое, что страдает от страсти:
защиты от козней его я лишен.
Задумался я и стал сомневаться,
ведь к тому, чем уже обладал в мечтах,
опасно оказалось приближаться.
Дикарь этот внушил мне ужасный страх,
но Милосердье молю я вмешаться,
пусть выйдет против него – с копьем в руках.

 
VIII
Влюбленный

Если б мастер Арг, кто корабль надежный
построил Ясону, чтоб плыть за руном,
кто, мудрый, – как всем то известно о нем –
изобрел счета закон непреложный,
был жив, то даже ему было б сложно
задачи решить, что решаю с трудом,
что задал Амор, кем теперь я ведом:
для него одного это возможно.
А задачи Амор вложил в мою грудь
и ключом закрыл ее – тем, что светом
сияет златым, – и предсказал мой путь.
И я подчиняюсь его заветам,
но все же надеюсь, что он как-нибудь
облегчит мученья мои при этом.

 
IX
Влюбленный и Разумность

Я, мучаясь мыслью невыносимой
о том, кто меня отогнал от цветка,
узрел: Разумность на меня свысока
глядит – лицо ее невозмутимо.
Она, сжав мне руку с жалостью мнимой,
сказала: «Как бледность твоя броска!
Знаю я, как дума твоя нелегка,
но напрасен труд твой неутомимый.
От советов моих, как от невнятиц,
не отказался бы – с тем, кому верен,
ты не начал бы губительный танец:
у пленных Амора, будь в том уверен,
никогда живой не вспыхнет румянец,
ибо страданий их груз – непомерен».

 
X
Влюбленный

Услышав, что Разумность меня бранит
за то, что слугою я стал Амора
и что выгляжу я жалко и хворо
оттого, что тот в мыслях моих царит,
я сказал ей: «Разумность, не тяготит
меня боль, ибо я вылечусь скоро,
ведь верен Амор словам договора».
Безумна она, коли его корит.
«Владыке во всем угождать я готов;
он обещал: послушен его воле
если буду и не устрашусь трудов,
то высокой я удостоюсь доли».
Советы ее не принесут плодов,
внимать я ей не собирался боле.

 
XI
Влюбленный и Друг

Мой ответ услышав, Разумность ушла,
и вспомнил я о своем верном друге,
кто всегда меня утешал – недуги
сердца излечить бы чья помощь могла.
Отыскав его, я рассказал, сколь зла
Высокомерия сущность, что муки
сулит мне злодей и тщетны потуги
в войне с ним, ибо сила моя мала.
И молвил он: «Друг мой, всегда сначала
так ведет он себя – ты успокойся:
и прежде многих грубость его пугала.
Возвратись назад и больше не бойся,
чтоб смягчить его нрав, нужно мало:
лишь смирением, как броней, укройся.

 
XII
Влюбленный

Полный смиренья, я вернулся к саду,
как Друг мне советовал – там я снова
увидел стража с дубиной сосновой,
оберегавшего мою отраду:
на любой тропе попадешь в засаду –
всюду бродит он и глядит сурово;
но приветственное сказал я слово,
склонив свою голову так, как надо:
«Высокомерие, ты прости меня,
коль я сделал тебе что-то дурное,
ведь пришел к тебе по доброй воле я
прощенье просить, томимый виною.
На меня он строго взглянул, как судья,
думая: правда ль – сказанное мною?

 
XIII
Искренность

Когда взывал я со смиренной мольбой
к этому беспощадному злодею,
в сад Амор направил Искренность, с нею –
Милосердие, – наказ передать свой.
Искренность обратилась с речью такой
к Высокомерию: «Будь же добрее,
ведь у Амора слуги нет вернее:
в доблести не сравним с ним никто другой.
Бог Любви хочет, чтобы ты знал: тебе
не стоит вассала его обижать,
тот грешит, кто мешает его судьбе.
Войти ему не должен ты запрещать,
уступи благородной его мольбе:
ибо достоин он цветок созерцать».

 
XIV
Милосердие

Донна Милосердье сказала потом,
рыдая: «Ты совершишь преступленье,
Высокомерие, коль на моленье
мое не ответишь достойно добром.
Не суди ты суровым своим судом
этого юношу, ибо стремленья
его чисты: твоего озлобленья
не заслужил он, и ты знаешь о том.
Тревог наших открыли тебе исток
и причину, по которой пришли мы.
Тот, кто не хочет нам помогать, – жесток!
Верь, желает счастья тебе гонимый
тобой – пусть знает, что он не одинок,
что молитвы наши тобою чтимы».

 
XV
Высокомерие

Страж высокомерный сказал им в ответ:
«Достойные вестницы, уступаю
вам я – так разум велит: понимаю,
что в помыслах ваших тщеславия нет,
что благородства их осеняет свет.
Юноше более я не мешаю:
он волен ходить здесь, но запрещаю
ему розы касаться – таков мой завет,
ибо Приветливость манеры сочтет
мои грубыми – Куртуазности дочь,
что прекрасный этот цветок бережет.
Но попросите мать Амора помочь –
растопить в сердце Приветливости лед,
и тогда юношу та не прогонит прочь».

 
XVI
Влюбленный и Высокомерие

Когда Высокомерный страж смягчился,
горше желчи прежде казавшийся мне,
теперь же ставший меда слаще вдвойне,
я подумал, что почти излечился.
Я вошел в сад, но страх не притупился:
вдруг он снова вспылит по моей вине?
Я поклялся Евангелием, что не
огорчу его, что я изменился.
Сказал он: «Я, правда, хочу, чтобы ты
гулял тут, коль сад находишь прекрасным.
но к цветку прикоснуться оставь мечты.
Донны помирили нас – сообразным
поведеньем храни сей мир. Доброты
их порыв пускай не будет напрасным».

 
XVII
Венера

Венера, столь добрая к безутешным
влюбленным, к Приветливости подошла
с факелом, что, как копье, в руке несла,
что обжигает огнем неизбежным.
Времени – нужного, чтобы в неспешном
рассказе прозвучала святым хвала, –
мало, чтоб описать, как она была
прекрасна в своем благородстве нежном.
Едва Приветливость жар ощутила
факела, в то же мгновенье наши с ней
сердца огня соединила сила.
Приблизившись, Венера сказала ей,
что неверно та обо мне судила.
И лика никогда не зрел я властней.

 
LXXXIII

Баронам сказал Амор: «Я за вами
послал, ибо мне помощь ваша нужна:
крепости, что Ревностью возведена
опять, должно быть повергнуто знамя.
Докажите верность свою делами:
сравняйте с землей ту твердыню, она
навек теперь должна быть сокрушена –
пусть охватит ее полностью пламя.
Помогите Дуранте вы моему
он истинно благородный влюбленный,
в беде не оставлю его потому.
Часто Разумность в речи непреклонной
обмануть меня предлагала ему,
но уходила всегда посрамленной».