Выпуск №22
Автор: Леонид Георгиевский
Урсула Ле Гуин в эссе «Литературная теория сумки» сравнивала мужское творчество и мировосприятие со стрелой или ножом, а женское — с сумкой. Но почему женщина не может украсть нож? У женщины должно быть всё — и ножи, и сумки.
Я и рана, и нож, и жертва, и палач, говорит поэт-мужчина. У меня есть и нож, и сумка, может сказать женщина или квир. У Нины Хабиас было и то, и другое. (Хотелось бы мне сказать о ком-то: «Новая Хабиас явилась», — но это вряд ли получится: новые девочки будут только собой.)
Сводить женские слова к медленному кропотливому собирательству или бесконечным описаниям секса — новая ловушка, дорога к эссенциализму, который действует, как дрянной дешёвый кофе: поначалу пробуждает, но вскоре человека потянет в сон ещё сильнее, чем накануне.
Когда-то я комодерировал «падонковский» литературный сайт. Девушки там без всякого феминизма отмачивали такое, что не каждый брутальный пацан сочинит. При этом они скрывали имена, опасались огласки и часто не любили других женщин. Я хочу прочесть не только неомодернисток, но и новых женщин-подонков, которые будут феминистками. В числе самых крутых литературных подонков — американская феминистка Триша Уорден, которую перевели на русский в начале нулевых.
Женщинам доступен широчайший диапазон — от подонка до бодхисатвы. Но на русскоязычном пространстве принято считать, что женщина стоит перед богом, как перед мужчиной, молельня-будуар, муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнём, а всё остальное — бездуховный мусор. Между тем, в дальневосточной мифологии справедливые женщины и небинарные люди («те, кто находится вне пола») — эманации Махакалы. Sapienti sat. На этом пространстве женщина не будет молиться на гвоздь, на котором когда-то висел мужской плащ. Потому что кто он ей, обладатель плаща, — духовный учитель? В лучшем случае — алкоголик, считающий себя умнее других и боящийся протрезветь, чтобы не рассмотреть другие лица более отчётливо. Он своё-то еле видит, куда ему учить женщину жизни.
Иногда женщины сбиваются с речи, как со счёта, путают речь и счёт. Это у людей, слишком привыкших к привилегиям, всё заканчивается, а у них начинается, а затянувшееся начало — время ошибок. Как-то я сам серьёзно ошибся, и пришлось выплавлять новый нож.
Но я хочу собирать травы, говорит женщина с лицом, похожим на пацифистский плакат. Оставьте меня в покое, я мечтаю о милых уютных книгах. Только трава в её руках становится металлической, время сейчас такое. В её голосе звучит милый уютный металл.
Наверное, феминистское искусство — это синтез, металлическая сумка, которой и убить можно.