7 мая, 2024

Бабушка

Выпуск №22

Перевела с польского Виктория Миловидова

Вышло так, что до конца дней своих я буду помнить тебя всегда уставшей. Я пытался выстроить твой образ заново, но ты по большому счёту не сделала ничего, чтобы мне помочь, — слишком мало кирпичиков. А я продолжал воскрешать в памяти хорошие моменты — те времена, когда ты давала каждому внуку по сто злотых. Тогда это было целое состояние, и я чувствовал себя особенным. Затем ты расспрашивала маму обо мне и моей сестре — обычные вопросы. А я представлял себя центром вселенной. Иногда ты жаловалась на дедушку, но в этом была своя прелесть. Все понимали, что это просто такая игра, потому что после стольких лет брака каждый имеет право злиться, но только любя. От полноты чувств. В моём представлении не могло быть иначе. А в твоём?

Сейчас я понимаю, как плохо тебя знал. Моё разыгравшееся воображение скрывало эту простую истину. Я придумал твой мир, мысли и твой характер, едва вникая в то, чем ты была на самом деле. Я создал целую палитру твоих убеждений, основываясь только на тех, которые ты демонстрировала во время нечастых визитов, куда меня буквально затаскивали силой, и я стеснялся заговорить. Мы так и не познакомились. Возможно, ты тоже ожидала большего. А может, вообще обо мне не думала.

Помню день первого причастия. Должно быть, тогда ты выглядела гораздо моложе, но в моей памяти всплывает образ женщины с лишним весом, синюшными венами и сахарной болезнью. Проснуться нужно было очень рано. Ты пришла утром, чтобы помочь маме с приготовлениями. Я любил этот домашний балаган, он случался нечасто, потому я жадно вдыхал его атмосферу. Возможно, от чувства счастья, которое не получалось выразить иначе, я прилепил жевательную резинку к волосам. А может, она сама оказалась там из-за моей рассеянности. Прилипла намертво, и вы с мамой запаниковали. Передавали меня из рук в руки, обсуждая наперебой, как можно избавиться от жвачки. Выхода не было, пришлось стричь. Остричь прядь, как надежду. Причёска была испорчена тогда, а семейного тепла не хватает даже сегодня. Перед лицом смерти сильнее всего тоска по недостижимому.

Помню, что ты носила покупки в авоське, когда еще никто не задумывался о защите окружающей среды. И что ты всегда покупала масло в красной упаковке, а минеральную воду в бутылке зелёного цвета. Если бы я мог увидеть их в магазине сейчас, вспомнил бы то время. Несмотря на то, что тебя было мало в моей жизни, ты выстроила моё детство из воображаемых кирпичиков, более реальных, чем всё остальное. И теперь я скучаю по всему, чего никогда не было.

А было, например, подтаявшее мороженое с крупинками льда. Идеально неидеальное, которое мы ели раз в год. Знала ли ты тогда, насколько это важно? Воссоединение семьи на Рождество, тающее, как мороженое, — единственное приятное воспоминание. Основа для грёз о будущем, которым не суждено сбыться. В этой семье почти всё было проекцией, иллюзиями, возможностью. Я бы предстал перед тобой именно таким — невыносимо воображаемым и несовершенно реальным. Таким ты меня представляла? Если честно, сложно поверить, что ты могла меня заметить. Для твоего поколения не имело значения, что ты за человек — важно, сможешь ли выжить. Ты, наверное, думала, что я не справлюсь. В целом, ты не ошиблась. На протяжении всей жизни мне приходилось тащить фрагменты себя, которые я не смог сложить. Самые разные. За которые стыдно и которыми можно гордиться, будь у меня чуть больше смелости. Я тащил их, осознавая тяжесть происходящего, иногда спотыкался. Они не давали о себе забыть — требовали, чтобы их пересобрали. Тогда энергия переполняла меня. Чтобы собрать себя по кусочкам, было достаточно одного шага, но ты забрала мою силу. Я так и не понял, что нужно сделать. Выросший в непонятной, нескладной семье, где никто не стремился узнать друг друга, я не испытывал необходимости развивать самосознание. При этом никто, даже я сам, не мог предвидеть, что моя личность будет нуждаться в познании. Передо мной стояла трудная математическая задача, которую нужно решить, чтобы сдать экзамен.

Мою маму, твою дочь, ты научила многому — делать бублики, которые мы продавали в католические праздники, шить платья из лоскутков ткани, варить супы, где много мяса и мало соли. Ты показала ей, как быть безгранично сильной, как подавлять эмоции, жить, следуя инстинктам. Но ты не научила её чувствовать, радоваться мелочам, относиться к жизни позитивно. Мама не смогла пробудить в себе желание общаться с людьми, а с годами эта потребность сошла на нет. Она стала закрытым, циничным человеком, которого настигли демоны прошлого. Твои демоны. Она так располнела, что перестала узнавать себя в зеркале. А я понимал, что дело не только в её физическом состоянии, но и в том, что сейчас она оказалась наедине с собой, в конце марафона жизни. Жизни, в которой была надежда на перемены к лучшему. Мне так и не удалось прочувствовать всю серьёзность бытия. Я рассчитывал на ещё один шанс, как в компьютерной игре. Оказалось, такой возможности не представится и мне придётся наблюдать за распадом мира. По всей видимости, отношение к жизни передается генетически. И мне от матери досталась необходимость заглушать эмоции, справляться с любой ситуацией и при этом проронить одну-единственную слезу — немого свидетеля страдающей души. А может, и этот ген был придуман, навязан извечной колыбельной, разбитой коленкой, которой приказали не кровоточить, слезами в одиночестве, чего мой мир не допускал.

Это осознание раздрая, которое я ощущал и ранее, вероятно, началось в тот день, когда я решил пойти ва-банк и провести с тобой немного времени. Я думал, что ты тоже этого хочешь, что я окажу услугу нам обоим. Кто-то должен сделать первый шаг. Это было непросто, я собирался с силами несколько дней, тщательно планируя каждый жест, каждое слово так, чтобы не нарушить воображаемую связь. Похоже на шахматы — я прокручивал несколько сценариев того, как пройдёт встреча, придумывал ответы на мои вопросы. Представлял совместную прогулку, ужин, радость, улыбки. Не мог уснуть от волнения. Я покажу тебе, кто я, преодолею расстояние, освобожу нас! Ведь этот мир достоин правды, нашей правды. Я так хотел ощутить, как кровь пульсирует в моих венах, ощутить покалывание в подушечках пальцев, обрести себя физически, осязаемо. Как никогда раньше. И чувствовать тебя в каждой морщинке, в пятнах на руках — наверняка более реальных, чем моё сознание. Без тебя нет меня. Наши отношения должны были стать по-настоящему реальными, ты должна была узнать меня, чтобы началась моя жизнь, чтобы слова и жесты наконец-то обрели смысл.

На лестничной клетке старого многоквартирного дома, где ты жила, всегда пахло стариками. Старость и смерть создали запах, который преследовал меня с детства. Именно тогда в моей душе появилось разочарование в жизни и гнетущее чувство бессмысленности. Всю жизнь ген моей матери надёжно прятал его в глубинной области подсознания, вместе с другими эмоциями, на которые я мог претендовать, если бы в момент моего рождения звёзды сошлись иначе. С тех пор я воспринимал мир не посредством слов, а через столкновения с запахом или вкусом. В тот день запах твоей лестничной клетки, который теперь не покидает меня ни на миг, стал пощёчиной реальности. Переступить порог означало открыть туннель в настоящее. Теперь я знаю, что это туннель без выхода. Иногда, когда человек тащит тяжёлую ношу, нужно посидеть, отдохнуть. Даже в моменты отдыха я несу бремя, которое ты так беспардонно сбросила на меня. Что ты тогда чувствовала? О чём думала, когда увидела меня на вонючей лестнице? Знала ли ты, что этот запах предвещал мою смерть? Я улыбался в надежде получить то, за чем пришёл. Я знал, что произойдёт, потому что сам это выдумал.

Я постучал в дверь. Я слышал, что ты дома. Показалось, будто потолок начал медленно опускаться, перекрывая подачу кислорода. А он был мне так нужен. Я начал потеть. Поправил воротник рубашки и почувствовал, что весь мокрый. А что, если процесс потоотделения начался гораздо раньше? Осознание этой слабости разрушило весь мой план. Так не должно быть! Я не так себе это представлял. Занервничал ещё больше. Пот стекал по моему лицу, а ты не открывала. Может, стоило уйти, проветрить голову, успокоиться. Волосы и одежда промокли насквозь. Стало холодно. Я весь дрожал. Не мог совладать с телом, которое было измучено стрессом. Неудивительно, что ты не хотела открывать. Возможно, даже не узнала меня. Я достал мобильник, чтобы посмотреть, как выгляжу, но не успел. Хотя вряд ли выглядел хуже, чем сейчас. Вдруг раздался звук открывающегося замка.

В этот момент твоя квартира напоминала чёрную дыру, чья огромная сила хотела поглотить меня навсегда. Я чувствовал себя важной частью галактики, исполняющей своё предназначение. Ты была целью, только благодаря тебе правда могла выплеснуться наружу и вечно циркулировать по орбите. Я задрожал от предвкушения. Это действительно происходит. Наконец-то кто-то узнает истинного меня! Я смогу быть собой!

Я не видел твоего лица — там была чернота. Но силу любви, которую оно выражало, представил. Даже твоё тело казалось меньше обычного. Двери открыла высокая стройная женщина. Без лица. Но это невозможно — сколько себя помню, ты была абсолютной противоположностью этого образа. В проёме стояла незнакомка. Дарящая надежду пифия. Я переступил порог.

На каждый шаг пара вдохов. Раз-два, тум, раз-два, тум. Ноги тяжелели. Запах стал затхлым. Я не узнавал ничего, от семейных встреч не осталось и следа. Я захлопнул дверь. Обернулся и увидел совершенно чужое лицо. Это была игра подсознания, через мгновение передо мной в синем фартуке стояла уже ты, твои толстые ноги были оплетены пурпурными венами. Ты выглядела удивлённой. Я не подозревал, что зайду так далеко. Сколько себя помню, страх всегда меня ограничивал. А всё-таки я пришёл, ведомый желанием. Наверное, так это называлось в Твоём костёле. Нужно верить. Я начал разглядывать крестик на твоей шее. Он показался мне огромным. Видимо, некоторые люди находят успокоение души в человеке, которого распяли много веков назад. Наверное, ты тоже, иначе не вешала бы его портреты в каждой комнате. А для меня утешением, исполнением мечты и дорогой к истине была ты.

Ты ничего не сказала. Обернулась на громкий звук и заспешила в гостиную. Стол, как обычно, был накрыт клеёнкой с цветами. Часы безжалостно напоминали о течении времени и о пропасти между нами. Это точно изменится, через мгновение, через пять минут. Нужно просто взять себя в руки.

— Что ты здесь делаешь? — ты первая нарушила тишину. Голос звучал раздражённым и очень уставшим. У меня пересохло в горле. Вся жидкость, всё, что было в моём теле, выступило на груди в виде пота.

— Я… — Я сжал кулаки. — …Я хотел, чтобы мы узнали друг друга получше.

— Узнали? А мы не знаем друг друга?

— Я ничего о тебе не знаю. Никаких историй, ничего из прошлого.

— Что толку от прошлого? Деточка, тебе деньги нужны?

— Деньги? — я удивился. Как ты вообще могла такое подумать?

— Я не за деньгами пришёл. Не нужны они мне. Я хотел, хотел только одного — чтобы мы узнали друг друга получше. Ты вообще-то тоже меня не знаешь.

— Я знаю всё, что мне нужно, — ты резко поднялась со стула и устремилась на кухню.

Голова закружилась. Воротник не успел высохнуть, я начал ковырять заусенцы на пальцах. Всегда так делаю, когда нервничаю. Я не мог сосредоточиться, мысли путались, как с цепи сорвались. Стоп, стоп. Это всего лишь игра, проверка. Она не похожа на остальных родственников. Ей не наплевать. И на меня тоже. Наверняка есть история, которую она хотела бы мне рассказать. Всё-таки она не вчера родилась, не всегда была такой.

— Не ковыряй пальцы! — Ты внезапно появилась с двумя стаканами чая. Не люблю чай, но решил промолчать. И оставил свои пальцы в покое.

— Бабушка, я не просто хочу, чтобы мы узнали друг друга. Есть вещи, которые я не могу ни с кем обсуждать. И я чувствую, очень отчётливо, что ты — единственный человек, который меня поймёт.

— С сахаром?

— Нет, спасибо. Дело в том, что у нас никогда не было возможности поговорить, всегда был кто-то ещё.

— Как можно пить без сахара? Положу две ложки, будет вкуснее.

Я махнул рукой. Неважно. Я всё сильнее возбуждался, чеканя слова, как запланировал. В идеальном порядке, рассказывая о себе настоящем. Я начал с того, что мне нравится есть, что сыр с трюфелем — это воплощение мечты, что шоколад должен быть только молочный, что поедание животных надо запретить, что я хотел бы завести собаку и бегать с ней по лесу, чтобы почувствовать свободу и красоту мира. Подчеркнул, что могу выразить себя в танце, и что мне очень жаль, что мы живем в таком маленьком городке, где нет театра, что это было бы похоже на бег по лесу, но тогда уже без собаки, хотя, возможно, моя собака вела бы себя хорошо в общественных местах, но люди создают такие странные законы, что просто так нельзя. Я говорил о том, как трудно жить в мире, где есть правила, хоть и навязанные, когда-то придуманные, но теперь незыблемые. Бессмысленно неизменные. Я говорил, что ненавижу отсутствие эмоций и то, что мир мешает мне быть собой, потому что я хочу быть с собой честным, честным до мозга костей, как сейчас с тобой, но реальность такова, что никто не готов к этому. Моя мать грустит, едва услышав слово «честность», и отворачивается. О, точно так же, как ты сейчас. И это немного мешает моим потребностям, мне стыдно, что я иногда чувствовал себя так, но эта потребность не даёт мне покоя и через какое-то время возникает снова, нарастая. Ещё я говорил о том, как мне грустно, потому что я чувствую эту внутреннюю борьбу, борьбу с миром, безмолвную борьбу, но что я могу сделать? У меня нет поддержки, ну, может, только в литературе, особенно в пьесах, потому что тогда я могу притвориться, допустим, Кордианом^{^[1]} и прочувствовать момент. И признался, что не люблю сахар в чае, но хотел быть вежливым. Возможно, сейчас идеальный момент, чтобы перестать быть милым, когда я этого не хочу. Ты ведь не обидишься. Я здесь, потому что настал момент истины. Не нужно скрывать эмоции, это осознание стоило мне большого труда, никто не хотел меня этому научить. И если речь обо мне, полагаю, всё началось именно здесь, здесь некое древо жизни, центр вселенной. Возможно, оно начало усыхать понемногу, поскольку больше не контактирует с духами, богами и прошлым. А эта связь важна. Вероятно, если бы я узнал об этом, если бы ты рассказала хотя бы одну историю, может, тогда я бы понял себя и не тащил это бремя — бремя необходимости добраться до самой сути, я бы собрал все кирпичики без цемента и в конце пути наконец-то обрёл себя. И тебя. А после всё станет ясным, явным, если захочешь. Я построю собственную церковь, в которую искренне поверю. Поэтому ты так нужна — ты знаешь. Ты будто тамплиер ещё не основанного ордена, однако на тебе уже есть печать предназначения. И чтобы оно сбылось, ты должна разделить его со мной. Ты понимаешь это, да? Понимаешь, кто я, зачем пришёл, что это было необходимо, чтобы начать жить? Чтобы ген, который ты передала моей матери, а она мне — исчез навсегда? Это и только это позволило бы изменить историю и распроститься с нашим блёклым, безэмоциональным прошлым. Всё было бы прощено и приобрело новое качество. Мы бы стали собой! Но ты всё это знаешь, ты всегда знала и ждала меня так же, как я ждал тебя.

Я вытер слюну с губ, я был измотан. Я позволил словам повести меня. Думаю, я даже закрыл глаза, потому что реальность начала возвращаться не сразу. Затикали часы, папа с картины на стене смотрел на меня с укоризной. На столе дымился чай. Повисла неестественная пауза, но добавить мне было нечего. Ты сделала глоток коричневого, переслащенного напитка, поднялась и сказала:

— Ты ДРУГОЙ. Пошёл вон из моего дома.
Отставила стакан с чаем и поспешила на кухню.

[…] Бывают случаи, когда молодой человек вступает в контакт с демонами похоти. Это болезнь девичья, но бывают случаи, когда мужчина думает и ведёт себя непорочно, тогда он нуждается в лечении. Я называю этих демонов «меланхолией», которая, вероятнее всего, связана с избытком желчи в организме, из-за чего внутренние органы начинают смещаться. Другие называют это «нимфоманией» или «бешенством матки». Однако я считаю, что эта отвратительная болезнь не должна ассоциироваться со слабым полом, поскольку даже самые мужественные мужчины могут стать жертвами этого заболевания.

Существует много способов лечения, но заниматься этим должен опытный знахарь, который разбирается в травах и анатомии, а это тайное знание доступно только учёным мужам. Поэтому сразу хочу предостеречь — не позволяйте заболевшему общаться с людьми, которые не владеют секретами медицины. Их действия могут пагубно повлиять на состояние больного, ибо он уже находится под значительным воздействием злых сил. […]

[…] Обычно меланхолия приходит на зов возбуждения. Пациент раздражителен, нетерпелив и испытывает мучения не только физические, но и психологические, которые возникают, когда он или она сходит с пути праведного. Набожные и доселе воспитанные девицы начинают умышленно касаться щекотливых тем и только тогда кажутся счастливыми. Радость становится ещё сильнее, если им удаётся воплотить в жизнь нечестивые фантазии. Однако, когда не получается добиться желаемого, они впадают в неконтролируемое безумие и ярость. Вечно жаждущие комплиментов, они пытаются погасить огонь души в кислой и острой пище, от которой их кровь кипит ещё больше. Болезнь обманчива, поскольку в самом начале она скрывается под маской бессимптомного спокойствия. Часто ситуация не воспринимается со всей серьёзностью, даже когда больной уже одной ногой в могиле. Меланхолия, будто змей-искуситель, пробирается вглубь сердца незаметно. Тем, кого она настигла, не под силу контролировать себя в стремлении погасить дьявольский огонь. Иногда тому виной внешние раздражители, например, общение с другим заболевшим или чтение непристойных романов, которые поначалу делают сердце чувствительным к сантиментам, а затем благоприятствуют омерзительным извращениям. Однако вышеупомянутые раздражители зачастую выявляют качества, которые присутствовали с момента рождения и ждали только извержения мыслей. […]

[…] У недуга есть два симптома. Всё начинается с «меланхолического бреда» из-за дефекта матки или яичек. Со временем это перерастает в «маниакальный бред», вызванный повреждениями головного мозга. Таковы составляющие «нимфомании». Однако если проявляется только один из симптомов — это первый признак тяжёлой меланхолии. […]

[…] Самый популярный способ борьбы с демонами разврата — кровопускание, поскольку необходимо избавиться от лишнего тепла, которое провоцирует дурные мысли. И всё же я не рекомендую шоковую терапию, такую как обливание холодной водой или ванны со льдом. Это может привести к окончательному закрытию пор кожи, что только удержит зло внутри. Кроме того, кровь не стоит выпускать в слишком больших количествах, двух капель из пальца будет достаточно. После обеда больному следует давать молочную сыворотку, поить слабительным из настоя сенны и рвотного камня. Кормить пациента следует охлаждёнными и сырыми овощами. Иногда можно ставить клизму. Для этого подходит отвар из корней алтея. […]

[…] Меланхолия или нимфомания возникает либо из-за чрезмерной привязанности к человеку, либо существует в воображении. Поэтому необходимо прекратить общение со знакомыми как можно скорее, чтобы не подвергать пациента разрушительному влиянию их взглядов и привычек. Если же всему виной скрытая распущенность, то очень порядочный и достойный человек, друг семьи, должен денно и нощно напоминать заболевшему о мерзости порока, не скупясь на выражения. В обязательном порядке нужно полностью изолировать больного от внешнего мира и добропорядочных граждан для сохранения привычного положения вещей. […]

— Теперь вы знаете, Мои Дорогие, что другого выхода не было. Руководствуясь совестью и мыслями о нашем общем благе, я не могла поступить иначе! (аплодисменты) Даже несмотря на то, что это был крайне болезненный опыт. И так понятно, насколько важен был для меня мой внук. Насколько СЕЙЧАС важен. Все, кого коснулось огромное благословение стать родителями, а позже бабушкой или дедушкой, прекрасно понимают, о чём я. Это естественно — пытаться защитить близких. Однако существуют определённые ситуации, когда интересы большинства становятся важнее собственных. Когда ты не можешь позволить патологии развиваться и распространять болезнь. (аплодисменты). Сколько я себя помню, мой внук носил в себе семена инаковости, которые медленно прорастали. К счастью, мне удалось обнаружить сорняк, растущий на плодородной почве, не дав нанести вред красивым цветам. Это, конечно, метафора… (подносит бокал с водой к губам, делает глоток) Я безмерно благодарна властям, которые с пониманием отнеслись к моей просьбе о помощи и отреагировали незамедлительно, проявив заботу о гражданах (показывает левую сторону своего пиджака, на лацкане которого красуется небольшой логотип правящей партии. Аплодисменты). Я стою здесь перед Вами, Мои Дорогие, чтобы сказать: не стоит бояться! Только мужество способно привести к гармонии в обществе. Только таким образом удастся очистить нашу страну, наш воздух и воду. Только так мы сможем достичь процветания. Мой внук был ДРУГИМ, эти слова для меня как ком в горле (вытирает слёзы носовым платком), но это правда, которую я должна принять. Ведь благодаря этому поступку я спасла доброе имя и честь моей семьи. Никогда не бойтесь жертвовать одним человеком, если знаете, что можете спасти своих братьев и сестёр! Если не хотите навлечь на себя гнев божий (ждёт, пока стихнут аплодисменты). Вы можете сказать, что этот мальчик — не Ваша проблема, потому что он не Ваш сын или внук. А я говорю, что он НАШ, общий! Именно так должен поступить каждый на моём месте! (вытирает слюну со рта. Аплодисменты). Я чрезвычайно благодарна за каждый жест поддержки, каждое письмо, каждое доброе слово при встрече. Благодаря Вам моё сердце наполняется радостью, и я знаю, знаю наверняка, что поступила правильно. Каждое утро я просыпаюсь с улыбкой на устах, ни о чём не жалея. У всего есть смысл, и моим предназначением было освободить внука из ловушки сатаны (смотрит на небо). Вы можете быть как я! Вы тоже можете найти смысл, стать важной частью общества, в котором мы живем. Посмотрите, что делают те, кто находится у власти! Как замечательно они работают, с какой заботой относятся к каждому из Нас. Мы должны помочь им, мы должны стать хорошими гражданами. Вместе мы справимся. Пусть правда восторжествует! (широко улыбается и соединяет руки над головой в победном жесте. Громогласные аплодисменты).

— Можете это выключить? — мне хотелось закричать. К счастью, программа закончилась. Телевизора на сегодня хватит.

Ещё пару мгновений я мог видеть твоё лицо, которое снова и снова освещали блики вспышек, прежде чем телевизор в моей камере отключился. Я никогда не слышал, чтобы ты говорила так много. Даже не подозревал, что в тебе столько энергии. Прости, но я не могу относиться к тебе иначе — для меня ты всё та же неразговорчивая, уставшая старушка из комнаты с тикающими часами. И неважно, что тебя хорошо накрасили и идеально выставили свет в студии. Прошло так много времени, хотя оно перестало иметь значение. Столько попыток мысленно вернуться в тот день, финал которого я не могу изменить. У меня ничего не получается даже во сне. Бывают дни, когда я слишком устаю от проигрывания в голове одного и того же сценария. Надежда на другую концовку выше моих сил, тогда я сдаюсь и начинаю вспоминать редкие моменты детства, когда будущее ещё не было предрешено, когда шанс на полноценное существование казался вполне реальным. А крупинки льда в мороженом хрустели на зубах, иногда причиняя боль.

Это чудо, что после стольких процедур я могу хоть что-то соображать. Ты была первой, кто сказал мне, что я не такой, как все, а потом убедила в этом весь мир. Первоочередной задачей сразу после задержания было объяснить, в чём заключается моя непохожесть: «Ты слишком сильно хочешь существовать отдельно. Слишком сильно хочешь узнать, кто ты. У таких путешествий не бывает счастливого конца. Ты ведь не станешь отрицать мою правоту? Хе-хе». Меня раздражает смех моего врача. Но его это не волнует. Для мира, в котором я застрял, и людей, которые этот мир построили, нет места чувствам. Я давно понял, что такие признания, брошенные невзначай, приведут к электропроцедурам. К счастью, у них пока нет доступа к моим мыслям.

Я знаю, что это глупо, но до сих пор хочу обрести цельность. Особенно сейчас, когда времени осталось совсем немного. «Ты — другой», — может, я пришёл к тебе именно за этим? Чтобы найти подтверждение того, о чём мог только догадываться. Может быть, этого было достаточно? Прошли годы, но эти слова звучат в моей голове так, как будто ты произнесла их вчера. Кажется, будто я только что выскочил из твоей квартиры. О том дне я помню только, что не мог пошевелиться, когда оказался на улице. Мир неумолимо вращался, а я перестал слышать звуки. Я проснулся в этой камере, где теперь сижу, и здесь такой же запах, что и на лестничной клетке. В одиночестве, прерываемом только визитами врачей и охранников. На расстоянии, чтобы никто не мог заразиться моей инаковостью.

Из телевизора я знаю, что ты до сих пор жива. Вы все живы, хотя я для вас мёртв. Ты внушила страх сначала моим родителям и родственникам, затем и соседям. Я уже не помню ни одного лица. Круг ненависти становился всё шире. История начала складываться в новую сказку, в которой ключевые роли были отведены мне и моей неподтверждённой непохожести. Главные актёры бесконечной пьесы. Ты настаивала на том, что меня нужно изолировать, ссылаясь на древние книги, чья правдивость не подвергалась сомнениям, поскольку они были написаны «просвещёнными людьми». Ты хотела мне помочь, так ты говорила в телепередачах. Они заставляют меня смотреть все твои выступления. Я прочёл тексты, на которые ты ссылаешься, и думаю, что отчасти благодаря им я становился всё более молчаливым для мира и разговорчивым в своих мыслях. И что именно благодаря книгам народ избрал тебя лидером.

Врачи считают, что они делают… что я делаю успехи. Но у меня нет шансов выйти на свободу. «Это было бы слишком опасно. В конце концов, можно увидеть в окно, сколько людей приходят сюда с плакатами. Ты бы хотел сразиться с ними? Они сожрут тебя на завтрак. Хе-хе». Действительно, несмотря на то, что воды утекло немало, под окнами заведения, куда ты упекла меня, собирается всё больше недовольных. Иногда я слышу их крики по ночам — они требуют моей крови ради искупления мира, кричат невозможно громко, но очень чётко, так чтобы до меня долетело каждое слово. Эти акции протеста дополнялись поджогами, якобы для того, чтобы я нашёл дорогу в ад, из которого сбежал. Каждую ночь я вижу отражение пламени на белых стенах камеры. Недавно власти решили выделить место для протестующих подальше от моего окна во избежание повторения прошлогоднего инцидента (наверное, уже год прошёл, время перестало иметь значение, я утратил способность его чувствовать). В меня бросили сигнальную ракету, после чего я почти ослеп. Но придумал, как воспользоваться ситуацией — теперь большую часть времени я могу сидеть с закрытыми глазами, не опасаясь нападок охранников. В таком состоянии я люблю возвращаться к временам д.н.в. — до нашей встречи. Уноситься мыслями в мир возможности. Чтобы после свалиться с грохотом в бездну невозможности и воплощения Твоей заповеди. Первой и последней.

Говорят, недавно меня прозвали «Злодеем второй половины столетия». Или «Худшим человеком второй половины столетия». Точно не помню. Разумеется, сразу после этого протесты под стенами учреждения участились. Всякий раз, когда происходит что-то незаконное, печальное или несправедливое, по мнению общества, здесь собираются люди. Это как бы мои личные новости, потому что на «настоящие» права у меня нет. Мне нельзя протестовать. Даже если бы я попытался, спровоцировал бы толпу на марш ненависти. Я и так в ней утопаю. Наверное, плыть было бы легче, если бы я знал, что в конце увижу берег. Но об этом можно только мечтать.

Судя по тому, кто собирается у стен «моего дома», в мире не происходит ничего хорошего. Мне приходится слушать о наводнениях в Азии, об убийствах темнокожих в Соединённых Штатах и пандемии, бушующей по всему миру, равно как и о грехах, от которых я никогда не отмоюсь. Сначала я пытался кричать, что не хотел ничего плохого, что всё, о чём я грезил, — это немного нежности и чувство нужности. Если не себе, то самому близкому человеку. К сожалению, после нашей судьбоносной встречи никто никогда не слышал моего голоса. Надо полагать, это связано со смещением внутренних органов и недомоганием, из-за которого сложно напрягать голосовые связки. Врачи называют это «тихой меланхолией» или «тихой манией». Мне абсолютно всё равно, как оно называется, но медики могут спорить об этом часами. А для публики я остаюсь «тем, кто может поссорить даже врачей». Жаль, что никто не узнает, что всё это — ложь.

Какая разница? Да и что я могу знать о правде после стольких лет заточения, если мир открывается мне только в те моменты, когда под окном стоит бушующая толпа?

Знал ли кто-нибудь до меня, что мир рушится? Не думаю, что у кого-то было на это время. Люди погрязли в ненависти, будто это был единственный способ жить нормально. Жажда братоубийственной войны отменила все принципы. Никто уже не помнит Твоих воззваний к любви и правде. Твои слова покрылись пылью, той самой пылью, что поднимается, когда очередное тело грохается оземь и оседает на застывающей луже крови на обуви равнодушных прохожих.

Я остался в камере совсем один. Никто больше не проверяет, как проходит моя реабилитация, есть ли прогресс. Охранники сбежали, не выключив телевизор. И я видел, как отважно ты несла транспарант с надписью: «Правда, честь, равенство» и зачёркнутым словом «Инаковость».

Всё пошло прахом, когда пандемия, бушевавшая годами, не утихала и пожирала всё больше людей. Они теряли работу, деньги, веру и надежду. Правительство вообще не справлялось, издавало законы, которые ограничивали общество, но не саму власть. Ловко воспользовавшись ситуацией, ты демонстрировала новые возможности и новый порядок. Провозглашала необходимость свободы, которую восприняли буквально. Каждый делал что хотел. Ты стала божеством нового времени, а пятна на руках в фиолетовой сетке вен были символом перемен. От моей маленькой вселенной город отделяло десять километров, но до меня отчётливо доносились звуки разбивающихся витрин и машин, вопли покалеченных детей, крики о помощи и победный рёв. Приглушённые звуки, будто нереальные. Мир сошел с ума, я не сомневался. Верилось в это с трудом, поскольку моя реальность упрямо оставалась неизменной.

Никто не ожидал, что конец наступит так внезапно. И так тихо. Занятые только собой не услышали треск уставшей планеты, которая ежедневно всё больше и больше мне жаловалась. Наверное, это была реакция на поведение людей и Тебя. Чем сильнее слышался вой раздираемых на части братьев и сестёр, тем глубже становился разлом в земле. Сначала я увидел его на горизонте: оттуда доносился зловещий гул недовольства, а сам разлом виднелся вдали. Стремительно приближаясь и обнажая черноту — небытие. Оно подкралось беззвучно, в ритме моего дыхания, вместе с багрянцем на стенах. Я не успел с тобой проститься, заполнить память другой версией той же истории. Незачем.

Единственным, кто видел конец света, был я.

*Оригинальный текст напечатан в литературном журнале «Twórczość» (№3 (2021), стр. 59-69). Черновик перевода был сделан в резиденции Дома творчества Переделкино, сентябрь 2022 года.

____________________________________________________________

^{^[1]} “Кордиан” – известное драматическое произведение польского романтизма, считается одной из лучших драм Юлиуша Словацкого.