Емельянова, на роды! Приготовиться Бабаджанян

Выпуск №22

Автор: Татьяна Риздвенко

 

Женская проза

 

 

АБИТУРИЕНТКИ

 

Не помню ее имя. Никакое из обычных (Лена, Света, Ира, Наташа) не садится на мое о ней воспоминание. Она, как и я, была абитуриенткой худграфа. Познакомились на подготовительных курсах. Взрослая женщина двадцати трех лет, разведенная, мама двухлетней девочки. Миловидная, кудрявая. Маленькая, ниже меня.

Я все думала: зачем ей институт?
Это же для молодых…

Несколько раз, когда дочку не с кем было оставить, она приводила ее на занятия. Девочка бегала между столами, и все проявляли чудеса толерантности, умиленно улыбаясь, ждали, когда счастливая мать урезонит дитя.  

Мы с ней оказались соседками. Трижды в неделю возвращались вместе, ехали до Рязанского проспекта. По дороге она рассказывала мне свою недлинную, как сейчас понятно, жизнь. Короткое замужество, развод, новые мужчины. Помню, она осуждала собственную мать за то, что та себя «совершенно запустила», так что дочь «понимала» измены отца. С ним я как-то познакомилась. Веселый сатир с бородой и огненными глазами. 

Мне было шестнадцать, а ее тянуло на интимные беседы. Она не очень понимала, насколько я для этого гожусь. Я очень люблю, когда глубоко, говорила она, потягиваясь. И смотрела на меня испытующе. Ты ведь целовалась? Я кивала. А глубоко, с языком? Я кивала еще сильней. Ну, вот типа того…

В отместку я давала ей читать свои стихи, отпечатанные на машинке «Любава». Она читала, искренне удивлялась, как ловко у меня получается сочинять и рифмовать. Говорила, что я очень умная.

Не помню почему в разговорах наших часто фигурировала психология, она произносила – «психиология».

Я поступила, она нет, больше мы не виделись.

 

 

ВЕЛОСИПЕД

 

На третьем курсе наша подружка Соня влюбилась. Со своим Сашей они довольно скоро поженились, мы все гуляли на той свадьбе. Собственно, свадеб у них было две. После пары лет совместной жизни они развелись и довольно скоро завели каждый новую семью. Родили по ребенку. Браки, я близко знала только Сонин, были интересные, но оба развалились.

Соня и Саша снова встретились, когда им было за сорок, и поняли, что это судьба. Снова поженились, произвели на свет девочку, у которой оказались старшие брат и сестра от предыдущих родительских браков.

Соня и Саша были очень симпатичные. Она восточная красавица с отличным чувством юмора, он – копия главного героя сериала «Вавилон-Берлин» в исполнении Фолькера Бруха. Сейчас это взрослые усталые люди, правда, моложавые и почти такие же красивые. Соня преподает, Саша не работает, на инвалидности.

Первой Сониной свадьбе предшествовал бурный студенческий роман. Соня рассказывала, что однажды они с Сашей кувыркались на полу и задели приставленный к стене велосипед. Эта сцена — велосипед, не выдержавший накала молодых страстей и грохнувшийся на влюбленных, — долго не выходили у меня из головы.

 

 

НА СОХРАНЕНИИ

 

В просторном холле Школы искусств имени Балакирева, многолюдном по случаю отчётных концертов, мне издали помахала темноволосая женщина. Я, по близорукости, машущую не признала, может, и не мне она адресовалась… Мы продолжили с Ариной гардеробный ритуал.

Темноволосая, однако, протиснулась ко мне, и оказалась Ренатой.

…Почти 20 лет назад мы с этой Ренатой лежали на сохранении.  Две недели в одной палате. Начало июля, стояла жуткая жара. В палате нас было трое – я, Рената и Света, самая из нас молодая, ожидающая, однако, второго ребенка.

Мы с Ренатой были две простушки, она бухгалтер из ДЭЗа, я не пойми кто: поэт, копирайтер, фрилансер. Высокая спокойная Света была женой успешного бизнесмена. Он чуть ли не заводы строил, будучи, как и она, довольно молодым человеком. Полноватый блондин в очках, он навещал жену ежедневно вечером, а не как все в часы посещения.

У нее единственной из нас был мобильник, и она говорила: ну, что закажем, девчонки? Диктовала мужу наши кулинарные фантазии, а вечером, когда жара спадала, мы устраивали пиры.

Прознав, что я копирайтер, Светин муж попросил придумать ему новое название и слоган, чем я и занималась азартно, коротая жаркие дни.

Из всех я была наименее пузатая, Фёдор ожидался в конце сентября. Остальные девушки ходили с большущими животами, лежали на боку, стонали и обмахивались газетой «Районные новости». Самым счастливым притаскивали из дому телевизор, и он мухой гудел на подоконнике.

Скучали все бесконечно. Иные, однако, пытались выжать из заточения пользу. Рената доставала большую тетрадь и пытала нас гарнирами. Картошка, рис, макароны, что ещё, девочки? Я предлагала лёгкий салат, но такое предложение казалось несерьёзным. Фасоль, чечевица – слишком экзотическими, и всё снова возвращалось к пюре и макаронам…

Мы с долговязой Светой, тоже ещё не слишком пузатой, развлекались так. Распахивали дверь в соседние палаты, где лежали на боку тюленеобразные будущие мамочки, и кричали:

— Емельянова! На роды!!  Приготовиться Бабаджанян!

…Почему-то мы ни разу не огребли за эти дурацкие и бестактные, в общем, шуточки.

Пузатые затворницы смеялись, колыхаясь, отмахивались газетой, говорили: ну вас!
Дев навещали мужья. Внизу, в холле, мы могли рассмотреть, у кого какой муж. Муж Ренаты, Ринат, оказался невообразимым красавцем, они сидели обнявшись, а сбоку к ним приникала милая Ренатина мама.

Меня навещала моя дорогая мама, только она. Муж в то ужасное лето валялся по больницам, перенёс три операции. В промежутках мы встречались, радовались, пока его снова не увозила скорая.

…Роды, лежание на сохранении – женский вариант армии, поэтому мы с Ренатой были счастливы друг друга видеть, будто год провели в одном окопе.

Нашим сыновьям, соответственно, было по 19.
— Ты что здесь?
— Я с дочкой! – светясь и гордясь, сказала Рената. – У меня дочечке пять лет. Сегодня танцевать тут будет!
Мимо прошёл, вежливо раскланявшись, принаряженный ради концерта Ренатин муж, всё такой же красивый, только чуть-чуть отяжелевший.
— А ты? – спросила она.
— И я – с дочкой! – сказал я. – У нас сольфеджио.
Вокруг Ренаты затанцевало прекрасное дитя, настоящий поздний ребенок, зацелованный, лучезарный.
— Моя Алсу! – сказала сияющая Рената. Девочка улыбнулась мне, крутанулась, раздувая розовую юбку.
Подошла с голубой папкой моя Арина, длинненькая против малышки Алсу.

— Твоя? – спросила Рената/ — Ну копия мамочки!

 

 

СТРАННАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА

 

В одной московской школе работала странная учительница. Вела литературу. Веселая и раскованная, свой предмет она преподавала так, будто угощала учеников чем-то ужасно вкусным. Когда учительница проходила с классом стихотворные размеры, все на них буквально помешались,  накидывались на любые стихи или песню, считая в ней ударные и безударные слоги, и непонятно что, записанное столбиком, оказывалось вдруг ямбом, анапестом, хореем или дактилем. Шукшина они читали на голоса, и дед и Петька так вживались в образ, что придя домой, читали родителям рассказ с телефона, те отмахивались, но дед и Петька умоляли послушать хотя бы протокол милиционера Кибякова: так смешно! Они горевали над ссорой Троекурова и Дубровского, из-за которой вышло столько бед, а ведь дружили, чувствуется, по-настоящему. «Теплый хлеб» Паустовского учительница гарнировала им серым хлебом из столовой, и это было не сю-сю, а интересно; проходя «Васюткино озеро», освоили науку накручивания портянок. Однажды  учительница рассказала классу про парнишку, который в слове кирпич делал превосходящее число букв количество ошибок. Мальчик с четвертой парты спросил неуверенно: это из романа «Ложится мгла на старые ступени»? «Да! — ужасно обрадовалась учительница. – Ты что, читал?» «Нет, мама зачитывала этот отрывок». Объясняя характер Чичикова, учительница писала на доске красивым наклонным почерком: Павел Иванович — смотрите, ни одна буква не свешивает хвостик, его вообще не за что ухватить…
Учительница работала радостно и азартно, и это слегка задевало остальных учителей, не испытывавших особого удовольствия от преподавания, а зарплаты в этой обычной школе были средние, и чему так радоваться, непонятно. Может, пьет? — строила гипотезы математичка. Хлоп перед уроком стакан кагору, и настроение отличное, и креатив прет. Похоже, влюбилась, — вглядывался в учительницу накачанный физрук. В кого же? — задумывался он. У учительницы была обычная семья, муж, сын, лет ей было за сорок, но что она, не человек, что ли? Расчетливую директрису все устраивало, хотя и ее задевала эта горячность, будто остальные работали вполсилы или максимум процентов на семьдесят пять.  Из-под двери кабинета литературы сочился теплый розоватый свет и пахло свежим хлебом. Всем мерещилась в поведении учительницы какая-то корысть, будто задор и радость можно было индексировать в деньги или повышение. Может, она блог ведет? На камеру уроки пишет, выкладывает в Инстаграм, и подписчики растут как на дрожжах, размышлял долговязый информатик. Неизвестно, до чего додумались бы они все, включая птичий базар родительского чата с его вязкой подозрительностью, но объявили карантин, и веселая учительница исчезла из поля видимости. Больше не льется теплый свет из-под двери кабинета литературы, опечатанной на неопределенный срок средней школы номер не скажем какой.

 

 

АННА ИЗ МОЕГО ДОМА

 

В моем детстве существовало выражение «катиться по наклонной плоскости». Широко использовалось в школьно-воспитательном лексиконе. Вселяло тревогу из-за этого present continues. Ясно, человек еще только катится, он в процессе, в дороге, но назад (и вверх) пути уже нет.

(Кстати, на днях видела в соцсети комментарий, в нем было использовано это ретро-выражение. Обсуждалась и осуждалась голливудская звезда. Явившаяся на масштабное светское мероприятие в вечернем платье и вьетнамках…)

Вернемся в 80-е. Представим, как усталой советской матери, не имеющей сил на какое-то там воспитание, учительница говорит: обратите внимание! Ваша Ира катится по наклонной плоскости. Следовал список признаков этого неуклонного движения. Игнорирование школьных правил. Снижение успеваемости.  Пользование декоративной косметикой. Отчетливый запах табака. Общение с сомнительной Таней Ворониной.

Господи, что делать? Как прекратить это качение?..  Запереть дома? Выкинуть тушь и помаду? Не пускать гулять? Работаешь, стараешься, чтобы у ребенка все было. Как у людей. Куртка, сапоги. Еду готовишь на неделю из последних сил. А она не ест, в кастрюле вырастают пушистые сады…

Оставим Иру с мамой в 80-х, как-нибудь разберутся. Обойдется без ранних беременностей. Ира перерастет сложный возраст. Поступит в техникум, выйдет замуж. Наклонная плоскость не сможет изменить траекторию жизни. Примерно такую же, как у Ириной мамы, только в других политических условиях — перестройка, девяностые и так далее. Может, и не было никакой наклонной плоскости, а было взросление, трудный возраст, какая-нибудь социализация…

С огромной грустью наблюдаю скатывание по наклонной плоскости в собственном многоквартирном доме. Его являет нам Анна с 10 этажа, прелестная улыбчивая женщина. Сейчас ей, наверное, под сорок. По виду редактор или инженер. Умное красивое лицо, интеллигентность. А как красиво она одевалась — в серое, розоватое, бежевое… Длинноногая Анна живет с мамой и сыном. Мама, веселая общительная Татьяна лет 65, дружит со всем домом, выгуливает собачку, растит внука. Дорастила до почти двух метров и Менделеевского университета. Внук Миша тоже солнышко, учтивый, всегда поздоровается откуда-то из-под потолка лифта. На уровне моей головы, подмышкой, их собачка, он ее выгуливает по вечерам. Есть и разведенный муж Анны, с ними не живущий.

На послеокончание школы он свозил сына на Байкал.
Симпатичнейшая семья, даже с мужчиной в виде Миши. Милые люди, но почему от прелестной Анны, которая всегда так радостно говорила мне: Здрасьте, Татьян! — стало отчетливо и сильно пахнуть алкоголем? Сначала это было как морок и совершенно с Анной не вязалось. Слушайте, все мы люди, бокал вина и даже два не преступление, но Анна стала меняться и внешне. Потускнела, посерела, но все еще здоровалась звонким голосом. Какую тоску заливаешь, Анна? Или пустоту. Или невыносимость, не видную со стороны…

Молодая, красивая, и не подумаешь, что мама студента.

Я еще гадала: а что же ее собственная мама? Почему не скажет: Аня, не пей! Может, сводит к доктору… К наркологу. Что-то с этим сделает…

С некоторых пор я стала встречать Анну « с мужиками» на скамейке возле дома. Живут у нас несколько мирных безобидных алкашей, всегда с ними здороваюсь. Анна влилась в их нестройные ряды. Ну, мужики, ладно, то ли пенсионеры, то ли инвалиды, но почему сидит  белым днем у подъезда молодая женщина из хорошей семьи? С печатью высшего образования, а то и двух, на лице… С потускневшими, но все равно красивыми большими глазами. Что за странные досуги? Здороваясь с Сашей и Витюшей, я добавляла теперь: Здрасьте, Ань.

Анина мама, напротив, не менялась, была так же приветлива, выгуливала собачку, только перестала красить волосы в ярко-рыжий цвет. Седина ей шла и делала моложе.

Недавно я встретила Анну с незнакомым темноликим парнем опустившегося вида. Аня возвышалась над ним, стройная, длинноногая. Она придавала паре ощущение несоответствия. Все во внешности Анны, даже изрядно полинявшей, кричало, что это не ее роль, обстоятельства, жизнь.

Они деловито и быстро, плечом к плечу, куда-то шли, как идут за бутылкой. Я поздоровалась. Анна скользнула по мне взглядом и, кажется, не узнала.

 

 

КОНЦЕРТ

 

Концерт, посвященный дню города, перенесли на неделю. У Балакиревской школы искусств собрали сцену, поставили скамейки. На сцене разминался военный оркестр. У одного из духовиков была большая модная борода.
На все это лил дождь, с каждой минутой уверенней.
Занятия у Арины закончились, и тут по школьному радио передали, что из-за сильного дождя концерт переносится внутрь, в Большой зал.
И мы пошли на концерт.
Большой зал Балакиревки был  процентов на 80 заполнен зрителями — жителями района.
Мы уселись во втором ряду.
Программа легонькая, без наворотов. Номера хореографических коллективов перемежались выступлениями девочек с отделения эстрадного вокала: песни о Москве.
Ансамбль саксофонистов в этом невинном контексте звучал почти вызывающе. Джазовая композиция, красавец-руководитель в узких штанах, с хвостом, сверкал серьгой в ухе и пританцовывал.
Детские наши хореографические коллективы кого хошь доведут до слез. Танец овечек, еврейский танец в прелестных костюмах, восточный танец, танец украинский, танец саботьеров из балета «Тщетная предосторожность» (ведущая оговорилась: «Тщетная предрасположенность»).
Тоненькие малыши, долгоногие подростки, изящные девушки – загляденье.
Зрители ладони себе отбили, гордясь юными танцовщиками, кричали «браво». Больше чем на половину зал состоял из родителей.

Самодеятельный танцевальный коллектив «Ритмы души», объявила невидимая ведущая, танец «Маменька».

На сцену выбежали шесть женщин с распущенными волосами в цыганских одеяниях. Грянули «Маменьку».

…Никогда еще сцена детского культурного учреждения не знала такой страсти. Привыкшая к топоту легких ножек, — к такому напору.
Зал притих. Женщины плясали самозабвенно. Цыганские юбки завивались волной, оборки на груди волновались и волновали.
В отличие от дисциплинированных учениц хореографических заведений с их чувством ансамбля, взрослые танцовщицы солировали все одновременно. У каждой был свой пластический почерк, своя амплитуда. Горели шесть пар подкрашенных глаз, улыбались яркие губы, руки трепетали и манили. У одной из танцовщиц естественным образом обращала на себя внимание большая грудь.
— Мам, — сказала Арина рассудительно. – Это, наверное, мамы тех девочек. Из танцевальной студии. Тоже хотят танцевать…
Видно, ее ввело в заблуждение название танца.
Танцовщицам похлопали. Разгоряченные женщины, полыхая щеками, убежали за кулисы.
«Ритмы души» мы увидели еще дважды: они выступили с ложно-скромным восточным танцем, совмещенным с танцем живота, и жгучим фламенко.
Одновременно с концертом закончился дождь. Скамейки маслянисто блестели, на сцене сверкала лужа. Довольные окультуренные жители района расходились по домам. Родители  уводили малолетних артистов.
В тесноватой, рассчитанной на детей костюмерной переодевались и делились впечатлениями женщины-танцовщицы. Как царевны-лягушки, они аккуратно снимали и бережно складывали яркие, атласные с бахромой костюмы.
Месяцы репетиций, десятиминутное выступление на самой большой сцене района, жидковатые аплодисменты.
И все равно – праздник!
…Назавтра женщинам, как и всем нам, предстоял обычный трудовой понедельник.

 

 

ВСЕ ХОРОШО

 

Никогда не унывающая подруга Таня отвезла меня на своей машине в больницу поговорить с врачом реанимации про папу. Утром она возила свою мать в онкодиспансер и сейчас «отдыхает» со мной в обычной больнице от мыслей о паллиативной медицине

Врач задерживается: большое поступление в отделение реанимации. В очереди на беседу с врачом люди грустны, встревожены, тревожно-суетливы. Заплаканная женщина привела священника, ее пускают вне очереди.

— Смотри, мы здесь самые молодые, — шепчет Таня. – Приятно! Ой, всё, не самые, — пришла новая партия родни, явно моложе.

Таня веселит меня, так что мы здесь еще и самые веселые.

О чудо, меня пустят в реанимацию.

— Цвет прям твой! — хвалит Таня. Я надела халат, шапочку и маску, бахилы, все голубое.

На обратном пути нас с Таней накрывает волной расслабленности. Покачивает в неплотной пробке. Хочется откинуться, как на шезлонге, раскидать руки-ноги, слушать шум прибоя.

Все хорошо пока все хорошо.

 

 

ТВОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ

 

В подъезде лежали книги на «кто возьмет». Хорошая подборка, не как обычно, Сидни Шелдон. Альбом по искусству, биография Леонардо да Винчи, Гойя, Ле Корбюзье (по Корбюзье я могла бы догадаться, чьи книги). Взяла, однако, только «Snuff» Пелевина, издание 2012. Вечером читала в постели, из Пелевина выпала открытка в стиле ретро: викторианские кролики в свадебных одеждах, подписано: Вилена, с бракосочетанием. Твой единственный.
Странное послание… Получалось, поздравлял жених, то есть муж, по факту? Или тогда не единственный… А эту Вилену с восьмого этажа я прекрасно знаю. Мама Дани, мальчика из Арининой детсадовской группы. Рыжая, кудрявая, глазастая Вилена – архитектор. Она поражала меня тем, что держала в огромном количестве домашних животных — морских свинок, дегу, крыс, которые свободно перемещались у нее по квартире. Ложась спать, хозяйка обшаривала кровать, чтобы не задавить кого-нибудь из любимцев.
Когда наши дети были в старшей группе, Вилена ходила беременная. Ее высокий муж, второй, умер, пока жена находилась в роддоме. Мы с садовскими воспитательницами и мамами, содрогаясь от жалости, собирали для Вилены деньги. Рассказывали, что умер он при каких-то нехороших обстоятельствах, ночуя у другой женщины. Рыжую Вилену, энергичную, вечно бегущую, опаздывающую, это никак не изменило, во всяком случае, внешне. Девочке Даше уже 10 лет. Даня вымахал в огромного парня, доброго и застенчивого, ходит в кадетскую школу, выгуливает бассета-девочку Глори, сменившую свинок и дегу.

 

 

КРАСАВИЦА

 

В какой-то момент я обнаружила, что всегда иду на кассу к этой Марине. Если ее не было, уходила в состоянии легкой фрустрации, но, конечно, с покупками.

Что за фигня? Я решила проанализировать, почему так.

Марина как Марина. Ничего особенного покупателям не говорит. Все функционально: здравствуйте, нужен ли пакет, наличными или по карте. Вот у нас во «Вкусвилле» есть кассирша-балагурша, которая и пошутит, и за жизнь поговорит, и собачкой восхитится (во «Вкусвилл» можно с собаками). Марина ни мимикой, ни толикой приветливости не выделяет никого из покупателей. Всегда сдержанна, иногда только с совсем ветхими старушками перебросится парой слов, без суеты выберет у них с ладони мелочь; очередь смирно ждет… Да, очередь, хотя касс в магазине шесть штук. А просто многие, как и я,  любят оплачивать покупки именно у Марины. Да, она хорошенькая, но мало ли хорошеньких кассирш? Гм, хотя и не сказать, что очень много… Марина — инвалид; ассиметричное, как бы неотцентрованное устройство ее тела становится заметно, когда Марина ныряющей походкой идет по торговому залу. Осанка при этом у нее вполне королевская; рост скорее маленький. Марина работает в «Ближнем» уже лет десять, она привилегированный кассир, совмещенный с товароведом. Инструктирует новеньких, часто сменяющихся. Ее ухоженные руки привлекают внимание не только красивым маникюром, но и странно, пучком собранными пальцами. Подведенные глаза — светло-голубые, щеки персиковые, кожа гладкая, волосы цвета сливочного масла.

Однажды я слышала, как в торговом зале бушует пенсионер в подпитии: где красавица? куда красавицу подевали? (Марины не было в тот день). А недавно в магазине появился новый охранник, молодой чернявый парень, довольно симпатичный. Он стоит рядом с ее кассой, подавшись вперед, как намагниченный; влюбленность видна невооруженным глазом. Марина же по-прежнему ровна, светла и невозмутима: гладь лесного озера в кувшинках.

По правде говоря, все мы, завсегдатаи магазина «Ближний» (хотя впритык стоит гораздо более дешевый «Дикси») ходим сюда из-за Марины…