Выпуск №22
Автор: Денис Бычихин
* * *
Женщины говорят больше
и в итоге смелей,
слова их длинны, как волосы,
волосы им родные.
Я видел змею в степи
под ногами,
и она для меня
впредь не фигура речи.
Был во дворцах,
стоял в полированных кабинетах
и до сих пор защищаюсь.
Новые, нам говорили, смыслы?
* * *
Словно картофельную ботву, сжать в горсти
всех гигантов у горизонта,
фобии греков,
чужие масштабы, бодрящие луковицы волос.
Кто? — приближаться к лицам.
Кто призывал куститься?
Встать или думать так.
Видимо, Фидий, как минимум, мрамором выстелен мрак.
Перешагиваешь тик-так.
Фидий с факелоносцами в ссылку идут в Лаос.
* * *
Вот этот виноград зимой.
Хочу домой.
Туда, до поражений.
Всё, что известно
об этом месте.
Казалось мне, что я служу.
Такую глупость ли скажу?
Посмею?
Покажут мне, как я служил.
Расскажут. И надеюсь сил
достанет
припомнить виноград зимой.
И может, ты, защитник мой,
кивнешь, как память.
* * *
Говорят, сброшенные с парохода современности
вернулись на палубу,
простили
и попросили хлеба для птиц.
* * *
кальмы в падках
урним ратном
затянулись и певнули
пор во всядке
к варауле
* * *
Ледяные клинья на стекле.
Готика мороза.
Бьёт хвостом о землю здешний лев,
брызжет воздух
временем и чем-то, что давно
было нашим.
Перейдём, надеюсь, эту ночь,
там расскажут.
Выдохнем, попробуем стоять,
чуть качаясь,
как бы за кустами бытия,
как бы волкозаяц.
* * *
Анфилада белых комнат
с лепниной.
Кто-то играет, затерянный,
на пианино.
Двигаются занавески и блики солнца,
лет через двести кто-то проснётся.
Я выйду на воздух
в прилегающий парк
в репьи, словно звёзды, и жар, будто жар.
* * *
Получил в подарок на Новый год
жаровню «Мечта».
Размышлял.
* * *
На полотенцах, которые
можно купить возле колизея в Эль-Джеме,
изображен колизей в Эль-Джеме,
сверхцветной,
мультипликационный.
Но разваленный,
в этом смысле как есть.
Целый ряд руин на ограде,
заросшей бугенвиллеей,
и рядом араб.
Интересное, должно быть, чувство —
возлежать на истории,
положившей на обе лопатки римлян,
французов,
танкистов Роммеля,
бивших от скуки по этим стенам.
Полотенца пляжные.
Касательно мегаколера
ясно,
что ему предстоит померкнуть под солнцем,
после стиральной машины,
настичь колизей.
* * *
Представь, что острова Средиземного моря — гроздь времени.
Дар тем, кто от него свободен.
Что Делос гол, как ноготь,
потому что здесь праздник идеи,
гирлянды слов на священном
дереве.
Разгляди в царапинах на камнях
следы таких же взглядов,
тех, кто свободен от времени,
кто видит в идеях ладони смеха,
воздушные удары в грудь.
* * *
Длинные дни собираются в светлые дни.
Выйди, взгляни,
посиди у дороги,
штанины твои в грязи.
Глина под пальцами, и вылепленные ферзи,
города, вавилонские башни
переисполнены.
Дни мимо пашни.
Выдохнув, будущим, передохни.
* * *
Там светились палатки
на пристани,
сувениры, сувениры, сувениры.
Поблизости развалины
античного храма.
Мимо вечером шли
теплокровные
мужчины и женщины
в бейсболках, куртках, шортах.
Запасались воспоминаниями,
сувенирами, сувенирами, сувенирами.
* * *
Собирайся, приди, святой Спиридон,
пока этот мир идёт караваном вон,
пока этот снег кричит по ногами идущих,
спустись из оклада до ада,
спаси,
ты же знаешь, так лучше.
Пришлось заболеть и избегнуть, и делаться хуже и хуже,
чтоб рядом тебя разглядеть,
спаси,
ты же знаешь, так лучше.
Подняться над миром,
как ветка, сломавшая лед.
Пока в этой шишчатой шапке, хватая в охапку, святой за больными идёт.
* * *
Собирались войска в перелеске
и сдавали монахам оружие.
Генералы стояли поникшие.
И сиял почтальон.
Это было в истории светской.
А в соседней посланец контуженный
шел к Творцу с наилучшим известием.
И сиял почтальон.
* * *
Людовик отстранил Вобана
и выстроил Версаль.
И времени, конечно, жаль:
оно потрачено на планы
походов и завоеваний
того, что стоит ликований,
в рубашке лёгкой ликований,
почти бесслезных ликований.
Того, что чище, чем Версаль.
Над парком золотится месяц,
глядят в костры
шарообразные деревья,
шаропрекрасные миры.
* * *
Когда всё о тебе расскажут,
когда смолкнет последний свидетель,
окажется, что судья покинул,
охрана ушла, а двери сорваны с петель.
И только по белым от солнца ступеням
бегает пальмы тень взапуски с газетой.
Самое время подняться, позвать: простите.
* * *
Вселенная, значит, Лего.
Сцепление
пластика льда с пластиком кактуса,
инструкции с циклом.
Демокрит бы поднял
цилиндр с мультикофе.
* * *
Когда очеловечен классицизм,
мечта в кроссовках,
когда договорились верх и низ
под синий рокот,
под куполом прозрачным, золотым
попеременно.
Когда я просыпаюсь молодым
и знаю, что потушена геенна,
когда надежде скептик руку жмёт,
без слова в слове.
Тогда пастух всего и вся встаёт
и кланяется выжившей корове.
* * *
Ледяные поля закончились.
Это другое место.
Вот извивы покоя.
Здесь прекрасно воскреснуть.
Постоять, посмотреть.
Пальцы те же, я помню.
Где же я? В декабре,
среди Божьих пейзажных комнат.
Вот мои небеса.
Вот его глянцевитая высь.
У меня на глазах,
словно двери, сошлись.
Вот и ключ от дверей —
потемневший репейник.
Человек, что внутри, не робей.
Мы из древних.