Выпуск №23

Автор: Владимир Богомяков

 
 
Возле острова Ян-Майен (или севернее)
Подводная дурында
Головой пробила многометровый лёд.
Смотрит — птица Бех в небесах поёт.
А небеса, как чёрная пирамида.
И дышится всё легче и увереннее.

 
****************
Мой мозг сейчас без трещин и пузырьков.
Он подобен полю одуванчиков и васильков.
Мотоциклы доезжают до поля и начинается их торможение.
Возникают в моём мозгу лёгкие когнитивные нарушения.
Ночью выполз паук, светлый и кривоглазый,
И запел он вдруг без затей
Про утрату пластичности и потерю каких-то нейронных сетей.

 
****************
В поезде Бухара — Ташкент
То исчезал — то появлялся один кент,
Словно бы сделанный из поддельного мёда.
Он был обещаньем то ли звездопада — то ли ледохода.
Ничего не случилось, только тикал висок
Да Ташкент уходил всё глубже в песок.

 
****************
Хорошо проваливаться под землю
В Москве или, допустим, в Калининграде.
А я провалился в Тугулыме, прислонившись к ограде.
Это совсем не похоже на бархатное подземелье,
А похоже на безысходное фабричное похмелье.
Голые стены пустых производственных помещений
Да бесконечная жизнь почти без движений и перемещений.

 
****************
Ночью вышел я на балкон,
Хоть живу без балкона.
Я ждал, что звезда убежит с небосклона.
Становясь человекообразней, она к Байкалу подходит.
И грустную песню заводит.
О Родине что-то поёт.
Хоть Родина её — недифференцированный континуум.
Всё же лучше, чем когда пауки затянут в свой паутинуум.

 
****************
Я несколько раз смотрел этот кинофильм.
Но забыл, чем там всё закончилось.
На краю ойкумены в посёлке Мосрентген я приобрёл бутыль,
А в Троицком лесопарке встретил говорящего бутончика.
У Хованского крематория приобрёл полграмма дерьма единорога.
Из Хованской промзоны вышел один на то, что можно назвать «дорога».
А дальше про то, как орёл молодой
В московском небе беззвучно ныряет.
А дальше я стал чужой, золотой и седой
И мне мама теперь доверяет.

 
****************
Два вяхиря брели с помойки
Чрез гнутый лес с остатками снега.
Вряд ли был у них дом, хотя б древнегреческий ойкос.
Были лишь приступы беспричинного смеха.
Признаки дурачины, словно кружечки пива.
Словно медальки из позднеимперского шоколада.
Что-то arriva arriva, то есть приходит приходит.
Здесь на дороге неуютно и страшновато.

 
****************
Под вечер запели Вертинский и Шуфа
В новогоднем лесу.
Я старенький. Я никому не нужен.
Сижу и ем соевую колбасу.
Не зовёт на занятие тренерша по пилатесу.
Не хочет видеть моё мохнатое рыльце.
Знать улетела тренерша по пилатесу
В город Сочи со своим лучезарным принцем.
Не выходит ко мне собака Геля
Полежать со мной в одуванчиках.
Предпочитает собака Геля
Хвостатых резиновых мальчиков.

 
****************
В 9.30 Антон повез в поля,
Где Кришна Арджуне говорит: «Не надо ля-ля».
В 9.30 Антон повез в лес, где полено,
Похожее на мансийского хумполена.
В 9.10 Антон повез в болото, где болотные старушки
Собирают весь век хорошечные кружки.
В 9.00 Антон увез в асфальт.
Он звучит как безсмычковый альт.

 
****************
Города ненастоящие, хрустящие
Кукурузно-рисовые с луком,
Когда осень, на подносе выносит
Официант, у которого башмаки с подземным стуком.
А было время здесь было поле
И пара динозавров бегала, чтобы поймать зверюшек,
Скрытых травой.
А было время здесь было море
И Дух Божий носился над водой.
А было время здесь было небо,
Совершенно недоступное для нас с тобой.

 
****************
«Пётр Аркадьич превратился в эхо!» —
Сказала бабушка со смехо.
Где жук-усач столыпился в кустах,
Туда придя опять на кумарах.

Не возвращенье и не превращенье.
Я молча выпил три бутылки водки.
Поганого монизма прекращенье.
Душа моя, подрежь-ка мне селёдки.

 
****************
Я думал начинается квантовый переход.
А это просто давленье 200
И со лба струится пот.
Исчезает белоснежность суставов.
Мне чудится, что каждый сустав — это какая-то ржавая лопата.
Пришла собака и принесла кусочек шоколада.
Давай, говорит, вскипяти чай да принеси пару лимонов.
Будет энергий слепых хоровод без фононов и без плазмонов.

 
****************
Мирослав Юрьевич называл черешню черникой.
Любил закусывать самогон земляникой.
Лис в котелке приносил нам английские чипсы.
Мы сидели и тихо колыхались, наподобие аквариумной бликсы.
Бликса Баргельд тоже стал старым, но пока не умер.
И мы будем с вами всегда, пока не переключат тумблер.

 
****************
Меня пригласили, чтобы научить это озеро говорить.
А раньше оно только и умело, что бурлить.
Или качать на волне мёртвую стрекозу.
Или становиться серо-чёрным в грозу.
И вот однажды солнечным летним днём
Озеро промолвило —
( Первое слово неразборчиво),
А дальше определённо «всё конём».

 
****************
Человечки мои в саду живут от дождя до дождя.
Ждут, когда смертельные капли упадут и расплющат.
Потому они ночью не спят, небеса напряжённо слушают.
Не спасёт одуванчик — одуванчик сжимает шары.
Не спасёт ипомея — она вяжет цветы в узелок.
Не спасёт и звездчатка — перед дождём она венчики не раскрывает.
Так перед самым последним дождём наступает затишье.
Ибо прах ты и в прах возвратишься.
Упадут смертельные капли, и добро расплющат и зло.
Ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

 
****************
Входя в города, в необжитые дома.
Бродя по заброшенным стройкам
Под нечистыми звёздами и несветлой Луной.
Или сияя после дождя на ступенях газпрома,
Я говорил неведомым спутникам,
Что всё только начинается.
Мы это чувствуем, но не видим за пеленой.
Или, как сказал апостол Павел,
«Видим как сквозь тусклое стекло, гадательно».
Так говорил я весело и безосновательно.
Потом мы пили суррогаты и ели фальсифицированные продукты.
А утром нас ожидали бесчисленные населённые пункты

 
****************
Этот-то город, матушка, как называется?
Только тс-с-с Богородица палец к губам приложила.
Не называется город больше никак.
На гаражных воротах нарисованный мак.
На подоконнике котик спит и молча летит самолёт.
На автомойке дедушка спит и моет машину уж год,
Но деньги вперёд.
Старенький дедушка, синий, весь в партаках.
И Солнышко светит на его тюремных руках.
Тс-с-с-с, православные, больше никто ни за что не в ответе.
А города больше нет, и я назову его Ветер