Второе поколение Нью-Йоркской школы — продолжатели сюрреалистической традиции

Выпуск №14

Переводы и вступительное слово: Ян Пробштейн

 

Переводчик Аполлинера и Блеза Сандрара на английский, Рон Пэджетт, который был канцлером Академии американских поэтов (2008-2011), родился в 1942 г. в городе Тулса в Оклахоме. Еще учась в средней школе, он начал издавать авангардистский литературный журнал «Белый голубь» (The White Dove Review) с друзьями-одноклассниками Джо Брэйнардом и Диком Гэллапом. Им удалось привлечь Аллена Гинзберга и Роберта Крили к участию в журнале. Всего вышло пять номеров журнала, который приобрел некоторую известность. В 1960 г. Паджетт поступил в Колумбийский университет и остался жить в восточной Гринвич-вилледж, став участником второй волны нью-йоркской школы. Он особенно сблизился с Тедом Бэрриганом, но также с поэтами-битниками, особенно с Джеком Керуаком и Алленом Гинзбергом, с Робертом Крили, и с другом юности Джо Брэйнардом. Считалось, что Паджетт «великий американский французский поэт». Поэт, переводчик и критик Дэвид Леман писал в журнале «Поэтри» о стихах Пэджетта: «В его поэзии чувствуется присутствие великих французских сюрреалистов и дадаистов», а в рецензии на «Избранные и новые стихотворения» (1995) Карен Волкман писала в «Литературном приложении» газеты «Голос Виллиджа» (Village Voice): «Это прекрасный образец неугомонного, смешного, не оставляющего читателя в покое лирического ума, “подделки”, разнообразные голоса которой создают редкую и шумную оркестровку: вещи настоящей». Рон Пэджетт, автор более 20 книг стихов, книг эссе и прозы, среди которых выделяется книга воспоминаний о Теде Бэрригане, книга о поэтах и поэзии «Прямая линия», книга избранной прозы «Работа крови» (Blood Work, 1993), также был долгое время директором Поэтического проекта в церкви Св. Марка. В настоящее время живет в Нью-Йорке и Вермонте.

Более известный как художник, родившийся в Сэйлеме, штат Арканзас, и выросший в городе Тулса, штат Оклахома, где учился вместе с Роном Пэджеттом и издавал с ним журнал, Джо Брэйнард (1942-1994) в девятнадцатилетнем возрасте переехал в Нью-Йорк. Художник, писатель и поэт, он быстро стал активным участником группы поэтов нью-йоркской школы, сблизился с Фрэнком О’Харой, Джоном Эшбери, Тедом Бэрриганом и с писателем Кенвардом Элмсли. Помимо того, что его работы выставляются в Музее современного искусства, в музее Уитни, в галерее Коркоран и других, Джо Брэйнард издал более десяти книг стихов и прозы. Он умер в 52 года от СПИДа.

У Чарльза Симика, родившегося в 1938 г. в Белграде, примечательно сложилась и личная, и литературная судьба. Ребенком он пережил войну. После войны отцу удалось бежать сначала в Италию, а потом в США. Мать пыталась последовать за ним, и когда Чарльзу было четырнадцать лет, им удалось перебраться во Францию, а оттуда в Чикаго к отцу. Как он сам впоследствии писал: «Моими тур-агентами были Гитлер и Сталин». Школу он заканчивал в Чикаго и поступил в Чикагский университет, но был призван в армию в 1961.  Как он сам признавался, писать стихи он начал, чтобы привлекать девушек, однако в каждой шутке есть и другая сторона: в его поэзии так переплавлен жизненный опыт, наблюдения над действительностью, что реальность становится абсурдом, а абсурд — реальностью, как в стихотворении «Вундеркинд»:

 

Я вырос, согнувшись
над шахматной доской.

Мне нравилось слово эндшпиль.

Все мои кузены были встревожены.

Это было в маленьком домике
возле римского кладбища.
Окна сотрясались
от самолетов и танков.

Профессор астрономии на пенсии
учил меня играть.

Было это, должно быть, в 1944 году.

В шахматах, которыми мы играли,
краска почти осыпалась
с черных фигур.

Не было белого короля,
которого пришлось заменить.

Мне говорили, но я этому не верил,
что в то лето, о котором пишу,
людей вешали на телефонных столбах.

Помню, как моя мама
часто завязывала мне глаза.
У нее была манера вдруг
засовывать мою голову под пальто.

В шахматах тоже, как мне сказал профессор,
мастера играли с завязанными глазами,
великие — на нескольких досках
одновременно.

                                            Из «Ранних избранных стихотворений» (George Brazillier, 1999). 

 

В конце концов он закончил Нью-йоркский университет в 1966 г. Первая книга стихотворений «О чем говорит трава» была опубликована в следующем году и была сразу же замечена критиками. Сюрреализм Симика не похож на тот стиль, который сложился во Франции, а оттуда распространился в других европейских странах, а затем и в Новом Свете. Бездумная надежда может таить угрозу, как в стихотворении «Зеркала в 4 утра», которая, в свою очередь, преодолевается несколько мрачным юмором, мудростью и даже философичностью:

 

К ним нужно подходить сторонкой
В комнатах, оплетенных паутиной теней,
Украдкой взглянуть в их пустоту
Так, чтобы они не словили
Тебя даже мельком.

Секрет в том,
Что даже пустая кровать обременительна им,
Притворство.
Для них естественнее быть
В обществе белой стены,
В компании времени и вечности,

У которых, прошу прощения,
Нет отражения,
Когда они восхищаются собой в зеркале,
Пока ты стоишь в сторонке,
Вытащив носовой платок,
Чтобы тайком отереть пот со лба.

                                            Из книги «Выгуливая черного кота» (Houghton Muffin Harcourt, 1996)

 

Поэт и критик Роберт Шоу писал в «Нью Рипаблик», что самое поразительное в ранних стихах Симика было то, «что предметы живут своей, независимой от людей жизнью и представляют порой мрачную пародию на человеческую жизнь».

 

Этот странный предмет должно быть
Выполз прямо из ада.
Он напоминает птичью лапу,
Заверченную вокруг шеи каннибала.

Пока держишь это в руке,
Пока втыкаешь это в кусок мяса,
Можно вообразить и всю птицу:
Ее голова, напоминающая твой кулак,
Огромна, лыса, бесклюва и слепа.

                                            «Вилка», из «Ранних избранных стихотворений» (George Brazillier, 1999).

 

Следует добавить, что помимо подобных стихов, к которым относится «Вилка», есть и такие, где через жизнь предметов передается сама память, и, какой бы она ни была печальной или даже трагической, в ней живет, несмотря на иронию и самоиронию, своего рода вера, надежда и — человечность:

 

Мои ботинки

Ботинки, тайное лицо моей внутренней жизни:
Два зияющих беззубых рта,
Две частично разложившихся звериных шкуры,
Пахнущие мышиными норами.

Мои брат и сестра, умершие при рожденье,
Продолжают жить в вас,
Направляя мою жизнь
К их непостижимой невинности.

Какой мне прок от книг,
Когда в вас можно прочесть
Евангелие моей жизни на земле
И еще более — то, что случится?

Я хочу провозгласить новую религию,
Которую создал благодаря вашему совершенному смирению,
И странную церковь я строю,
Из вас соорудив алтарь.

Аскетичные, вы словно мать, все терпите:
Родственны волам, Святым, осужденным мужам,
Вашим немым терпеньем являете
Единственное верное подобье меня.

                                            Из «Ранних избранных стихотворений» (George Brazillier, 1999).

 

Примечательно, что серб Симик выдвинулся в число ведущих американских поэтов, удостоен Пулитцеровской и ряда других премий, в том числе специальной премии сюрреалистической поэзии.

Среди поэтов следующего поколения примечателен Джеймс Тэйт (1943-2015), который также был удостоен Пулитцеровской премии, Национальной книжной премии и специальной премии сюрреалистической поэзии. Его называют сюрреалистом, абсурдистом, трагикомическим поэтом, но главное — то, что он умеет разглядеть необычное в обычном и комическое в трагическом, ведь только благодаря смеху — через смех и преодолевается трагедия, страх, смерть. Джон Эшбери, который и познакомил меня с творчеством Тейта в 1990 г., писал: «Местный колорит играет важную роль, но главное событие — это борьба поэта с преходящими мгновениями, неистово стремясь найти в них поэзию и сохранить ее, хотя она и бренна. Тейт — поэт возможностей, превращений, удивительных последствий, прекрасных, либо губительных, и эти явления существуют повсеместно. Я возвращаюсь к книгам Тейта чаще, чем к другим поэтам, когда хочу снова вспомнить о возможностях поэзии».[1]

 

Продолжайте мечтать

Иные живут всю жизнь,
не написав ни одного стиха.
Незаурядные люди, они без раздумий
могут вскрыть чье-нибудь сердце иль череп.
С неимоверной легкостью играют в бейсбол
или пару партий в гольф, точно это пустяк.
Эти же люди входят в церковь,
словно это органичная часть их жизни.
Помещение денег – их вторая натура.
Они жертвуют на политические кампании,
в которых нет ни капли поэзии
и в будущем не ожидается также.
По вечерам они сидят за обеденным столом,
делая вид, что им всего хватает.
Их детей ловят на воровстве в магазинах,
и никому не приходит в голову, что им не хватает поэзии.
Их пес по ночам одиноко воет
и жаждет, чтобы в жизни его было больше поэзии.
Почему же так трудно понять им,
что без поэзии их жизнь вытекает впустую.
Конечно, у них есть банкеты и празднества,
игра в крокет, охота на лис, закаты на морском берегу,
коктейли на балконе, собачьи бега,
поцелуи, объятья, и не забудьте
о добрых деяньях, о благотворительности, –
всю ночь напролет с бельчатами нянчиться,
всю зиму сыпать корм птицам,
помочь незнакомке сменить колесо.
И все же пары неудовлетворенности источаются
из разлагающейся материи – едва уловимо, но неумолимо.
У них походка чемпионов,
они красноречивы и остроумны.
Изредка оставаясь в одиночестве,
они озадаченно глазеют часами в зеркало.
Что-то такое они хотели сказать да не смогли:
«А если мы возведем памятник носорогу
рядом со щипчиками, обойдем комнату трижды,
научимся йодлировать, выбреем головы,
вызовем предков из мертвых?» –
так поэтично, но все же статуя только, банкротство.
Не создали вы ни слога поэзии.
Никчемный человек, растративший
самую суть своей жизни, из ничего
рождая ничто, и вновь ничего.
Эта цепь не так уж долго может продлиться.
Душенька лучащееся детство,
тайный шифр вечных радостей и печалей,
искусный карандаш наносит мазки под веками:
день и ночь напролет размышленья, узел надежды,
конура вожделенья, явная заурядность бытия
ищет – через поэзию – благословенье
или просто кровать, чтоб прилечь, выявить и связать,
отыскать и вдохнуть смысл в ежедневный
расточительный труд.
Жестоко, однако, ожидать слишком многого.
Редкая птица
не поддается классификации.
Песня ее почти не слышна.
Как стрекоза в грезах –
то здесь, то там, вот снова здесь,
низко парящее янтарное крылышко взмыло
и скрылось из вида.
А в сердце мечты рождается боль,
чтобы вызвать многообразье чудес
или чтобы рассказ досказать.

 

Поэт и критик Дана Джойа писал, что у Тейта сюрреализм не является чем-то экстравагантным, он не только одомашнил его, но и показал, что сюрреализм может обитать в вашем дворе. Неслучайно, что Тейту была в свое время вручена премия Уоллеса Стивенса, учрежденная в 1994 г. Доротеей Тэннинг (1910-2012), художником, скульптором, поэтом, женой Макса Эрнста, на которую сюрреализм оказал значительное влияние в молодости.

Джеймс Тейт был удостоен многих наград, включая Пулитцеровскую премию, Национальную книжную премию и многие другие, начиная с публикации в престижной серии «Молодые Йельские поэты» (своеобразная премия дебют) в 22 года, когда он еще был студентом. При этом, он сам говорил в интервью Чарльзу Симику, что до 17 лет стихи не писал.[2] Книга называлась «Пропавший пилот», одноименное стихотворение посвящено памяти отца, пилота бомбардировщика B-17, погибшего во Второй мировой войне.

 

Пропавший пилот

               моему отцу (1922-1944)

Твое лицо не разложилось,
как у других — второго пилота,
например, я видел его вчера.

Его лицо — маисовая каша:
его жена и дочь,
бедные невежественные люди,

глазеют, точно цельным станет вскоре.
С ним хуже обошлись, чем с Иовом.
Но твое лицо не разложилось,

как другие — оно потемнело
и затвердело, как эбонит;
черты заострились

в различиях. Если б я мог
умолить тебя вернуться
на один вечер с твоей

принудительной орбиты,
я б прикоснулся и читал
твое лицо, как Даллас,

твой стрелок-оторва
с пузырями глаз читает
по Брaйлю. Я б прикасался

к твоему лицу, словно
ученый к тексту. Как ни страшно,
я б открывал тебя, не предавал;

не заставлял бы на жену смотреть
или на Даллас, либо
на пилота Джима. Ты

вернуться сможешь
на безумную орбиту, и я не буду
пытаться, понять, что

она значит для тебя. Знаю
одно: когда вижу,
как случается хотя бы

раз в год, как ты кружишься
по дебрям тверди небесной,
как маленький африканский божок,

я чувствую, что умираю. Мне
кажется, что я — отброс жизни
чужака, и потому тебя преследую.

Моя голова запрокинута в небо,
но не могу от земли оторваться,
а ты проносишься мимо опять,

быстрый, совершенный, но
не стремящийся мне сказать,
что дела твои идут хорошо

или что поместили тебя по ошибке
в тот мир, а меня в этот, либо
беда внедрила эти миры в нас.

 

На вопрос Чарльза Симика, чувствует ли он себя поэтом Новой Англии, Тейт ответил, что ни поэтом Среднего Запада, где он прожил значительную часть своей жизни, ни поэтом Новой Англии себя не чувствует — скорее жителем небольшого города, как и большинство его персонажей. Но даже и это не самое главное — любимый им Уоллес Стивенс принадлежит всей земле, хотя и жил всю жизнь в Хартфорде, штат Коннектикут. На вопрос, любит ли он свои сатирические стихи, Тейт ответил, что сатира сама по себе, без серьезных вещей — довольно ограничена. В молодости ему не нравились повествовательные, нарративные стихи, но потом он подумал, что сделать их интересными, взорвать форму изнутри — это вызов, и преуспел в этом.

Уже после смерти вышла его последняя книга — «Купол спрятанного павильона».

 

Кроличий бог

Жена сказала мне: «Лерой, если ты хочешь кроличье жаркое, тебе
придется пойти и убить кролика». Я сказал: «Я никогда
не говорил, что хочу жаркое из кролика». «Но ты
себя вел так, словно хочешь жаркое из кролика», — сказала она.
«Не знаю, что ты имеешь в виду. Я просто был собой», — сказал я.
«Ты прыгал по гостиной, и естественно, я решила, что ты
хочешь кроличье жаркое», — сказала она. «Я был просто взволновал
большой игрой», — сказал я. «Я ничего не знаю
о большой игре», — сказала она. «Ну, я тоже не знаю, но
всегда есть большая игра. В этом есть свое чудо», — сказал я.
«Я по-прежнему уверена, что ты хочешь жаркое
из кролика», — сказала она. «Я не собираюсь убивать никаких
кроликов», — сказал я. «Почему? Ты что их боишься?» — сказала она.
«Нет, я их слишком люблю», — сказал я. «Очевидно, я виновата в том, что
неправильно все поняла.  Получается, что я ошиблась. Никогда не знаю,
о чем ты думаешь. Это может быть мускус или Джо Луис или Кубла-хан или
болезнь ящур или евстахиевы трубы или индейцы племени шайенн», —
сказала она. «Ты абсолютно права.  Я думаю обо всем этом
одновременно. Из-за этого все запутано», — сказал я. «Но я все это
придумала», — сказала она. «И я тоже», — ответил я.
«Как насчет жаркого из кролика?» — спросила она. «Это попроще», —
я сказал. «Иди возьми ружье», — сказала она. «У меня нет ружья», —
сказал я. «Но у тебя было ружье, когда мы поженились», —
сказала она. «Я его отдал», — сказал я. «Что ты за мужик?» —
сказала она. «Мужик без ружья», — сказал я. «Ну ты почти что и
не мужик», — сказала она. «Кролики думают, что я их бог. Мирный
и любящий», — сказал я. «Без жаркого из кролика ты ничто», —сказала она.

 

На грани сюрреализма и абсурда, через который тем не менее просвечивает глубинный смысл, работает Майкл Палмер (р. 1943), которого Эшбери охарактеризовал как поэта «показательно радикального», а газета «Вилидж Войс» отметила, что его гений в том, что он «снова делает мир странным»:

 

Итак  — обещание счастья?
лягушку спросил он

и лягушку проглотил он
А жужжание памяти?

спросил он страницу
перед тем как сжечь страницу

А ночью звезды скользили
по-за ночью самой

                              «Итак» (из книги «Общество мошек», 2002).

 

 

Рон Пэджетт. Из книги «Никогда не знаешь» (2001)

Из антологии современной американской поэзии, которая будет опубликована
в издательстве НЛО (составители Вл. Фещенко и Я. Пробштейн).

 

Сказка

Маленький эльф в небрежно нахлобученной шапке
с большим розовым носом и ослепительно-белесыми ресницами
бойко идет на коротких ножках, хотя иногда
он скользит по незримому пруду с пламенем пылающим у него на щеках:
это северная Европа девятнадцатого века и люди
гуляют по Копенгагену в поздний полдень,
в основном горожане идут куда-то,
возможно, перекусить копченой рыбой, ржаным хлебом и сыром,
смоченными темным пивом: ха-ха, я едал эту превосходную пищу,
а сейчас покурю немного, и развалившись на стуле, гляну
на золотое сиянье часов, вынутых из кармашка жилетки из грубой шерсти,
и улыбнусь с отвратительным самодовольством, потому что я злой
и нынешним вечером сотворю что-нибудь злое в городе этом!

 

Фиксация

Не так трудно взобраться
на крест и дать, чтобы вбили гвозди
в твои руки и ноги.
Конечно, будет больно, однако
если сильно сознанье,
этого не заметишь. Ты
заметишь, как вдалеке
насколько видит глаз, как
легкий ветерок
охлаждает твою сочащуюся кровь.
Холмы с масличными рощами
переходят в другие холмы с дорогами и хижинами,
стада овец на далеком перевале.

 

Выпивка

Меня всегда интересовали люди в кинофильмах, которым только что плеснули выпивку
в лицо. Иногда они реагируют с безудержной яростью, но иногда — у моих любимцев —
совсем не изменяется выражение лица. Они достают носовой платок или салфетку и
спокойно промокают оскорбительную жидкость в то время, как нападавшая вскакивает на ноги
и стремительно уходит. Другим людям за столом неудобно по понятным причинам. Женщина наклоняется, положив руку на пиджак этого человека, говоря: «Дэвид, знаешь, она случайно».
Дэвид отвечает: «Да», но двусмысленным тоном — совершенный ответ зрелого человека. И вот, оркестр вновь заиграл дружелюбную и живую танцевальную музыку, и комната пришла в движенье, как прежде. Вдалеке на стоянке, однако, Элизабет поджигает машину Дэвида.
Да, это современный фильм.

 

Святое сердце

Прошлой ночью мне приснилось, что мы с моей свояченицей уютно лежали в темном коконе,
нежно разговаривая, одни и в безопасности. Той своей половиной, которая была еще в нее влюблена, я сказал: «Я скучал по тебе, когда ты ушла».
«Ох, — сказала она, — ты скучал обо мне, потому что я говорю по-английски».
«Нет, я действительно скучал по тебе».
Я был глубоко удовлетворен те, что открыл свое сердце.
Мой отец сорвал свою кислородную маску, сбросил сорочку на пол и так, совершенно голый стоял, писая в воздух, цепляясь трубками и всеми причиндалами за загородку кровати, издавал громкие вздохи.
Я вскочил, схватил его за плечи и, медленно уговаривая, уложил его на подушку, где он снова поплыл. Вытерев пол, я вернулся на свою раскладушку.
Было еще темно.
Я лег, думая о своем сне, сне, полном прилива такой же сладости, которая сошла на меня за день до этого, когда глядя из окна я увидел в раннем свете, как кто-то шел одиноко по улице, и почувствовал, что слова «благодарю тебя» рвутся из моей груди.

 

Как стать совершенным

                              Все совершенно, дорогой друг (Керуак)

Немного поспи.
Не давай советов.
Заботься и зубах и деснах.

Не бойся ничего, что неподвластно тебе. Не бойся, например,
что рухнет дом, пока ты спишь, или что кто-нибудь,
кого ты любишь, вдруг умрет.

Съедай каждое утро апельсин.

Будь дружелюбен. Это поможет тебе стать счастливым.

Доведи пульс до 120 ударов в минуту на протяжении 20 минут
четыре или пять раз в неделю, занимаясь тем, что доставляет радость.

Надейся на все. Не ожидай ничего.

Сначала заботься о том, что в твоем доме. Убери комнату
прежде, чем спасать мир. Потом спасай мир.

Зная, что стремление быть совершенным — возможно завуалированное выражение
другого желания — быть любимым, быть может, или не умирать.

Встречайся взглядом с деревом.

Скептично относись ко всяким мнениям, но постарайся увидеть
ценность в каждом из них.

Одевайся так, чтоб было приятно и тебе и людям вокруг.

Не говори быстро.

Узнавай что-то новое каждый день. (Дзень добре!)
Будь приятен с людьми прежде, чем они начнут отвратительно себя вести.

Ни на что не злись дольше недели, но не забывай того,
что тебя разозлило. Держи гнев на вытянутой руке
и посмотри на него, словно это стеклянный шар. Потом добавь его
к своей коллекции стеклянных шаров.

Будь верным.

Носи удобные туфли.

Планируй свои занятия так, чтобы в них было приятное равновесие
и разнообразие.

Будь добр к старикам, даже если они отвратительны. Когда
состаришься, будь добр к молодым. Не бросай в них трость,
когда назовут Дедуля. Они твои внуки!

Заведи животное.

Не проводи слишком много времени в больших компаниях.

Если нужна помощь, проси.

Вырабатывай хорошую осанку, пока она не станет естественной.

Если кто-нибудь убьет твоего ребенка, возьми ружье и снеси ему голову.

Планируй свой день так, чтобы никогда не спешить.
Выкажи свою признательность людям, которые что-то для тебя делают, даже
если ты за это заплатил, даже если они оказывают услуги, в которых ты не нуждаешься.

Не сори деньгами; можешь отдать их нуждающимся.

Приготовься к тому, что общество ущербно. Потом рыдай, если обнаружишь,
что оно гораздо ущербнее, чем тебе казалось.

Когда берешь взаймы какую-нибудь вещь, верни ее еще в лучшем виде.

По мере возможности, пользуйся деревянными вещами, а не теми, что сделаны из пластмассы или металла.

Посмотри на птицу вон там.

После обеда вымой тарелки.

Успокойся.

Посещай зарубежные страны, за исключением тех, чьи жители
выразили желание тебя убить.

Не жди, что твои дети будут тебя любить, они будут, если захотят.

Размышляй о духовном. Потом двигайся дальше, если расположен.
Что там за гранью?

Пой время от времени.

Приходи вовремя, но если опоздаешь, не давай детальных объяснений
и длительных извинений.

Не будь слишком самокритичным, но и не слишком торжествуй.

Не думай, что существует прогресс.
Поднимайся вверх пешком по лестнице.

Не занимайся каннибализмом.

Представь то, что тебе бы хотелось, а потом ничего не делай,
чтобы это произошло.

Снимай трубку телефона хотя бы два раза в неделю.

Содержи окна в чистоте.

Искорени все следы своего честолюбия.

Не пользуйся словом «искорени» слишком часто.

Прощай свою страну время от времени. Если это невозможно,
уезжай в другую.

Если устал, отдохни.

Выращивай что-нибудь.

Не броди по вокзалу, бормоча: «Мы все умрем».

Считай настоящими друзьями людей разных занятий.

Цени простые удовольствия, такие, как удовольствие жевать, удовольствия от тепла,
струящегося по твоей спине, удовольствие от
прохладного ветерка, удовольствия, когда засыпаешь.

Не восклицай: «Разве технология не чудесна!»

Учись растягивать мышцы. Растягивай их ежедневно.

Не впадай в депрессию из-за того, что стареешь. От этого
почувствуешь себя еще старее. Что вызывает депрессию.

Делай что-то одно.

Если обожжешь палец, окуни немедленно в холодную воду.
Если ударишь палец молотком, подержи руку в воздухе двадцать
минут. Ты удивишься, какая целительная сила у холода и у земного
тяготения.

Научись свистеть ушераздирающе.

Соблюдай спокойствие при кризисе. Чем критичнее ситуация,
тем спокойнее ты должен быть.

Наслаждайся сексом, но не будь им одержим. За исключением коротких периодов
в подростковом возрасте, юности, в среднем возрасте и в старости.

Размышляй над противоположностями.

Если одолеет страх, что заплыл слишком далеко
в океане, развернись и плыви к лодке спасателей.

Сохраняй свою детскость.

Отвечай на письма своевременно. Используй привлекательные марки,
как например, с изображением торнадо.

Плачь время от времени, но только в одиночестве. Потом поймешь,
насколько лучше себя чувствуешь. Не смущайся того, что чувствуешь себя лучше.

Не вдыхай дым.

Сделай глубокий вдох.
Не умничай с полицейским.

Не сходи с тротуара, пока не сможешь перейти через улицу.
С тротуара можешь понаблюдать за пешеходами, которые
попали в ловушку посреди безумного ревущего потока машин.

Будь хорошим.

Ходи по разным улицам.

Задом наперед.

Помни о красоте, которая существует, и об истине, которой нет. Заметь,
что идея истины так же могущественна, как идея красоты.

Не попадай в тюрьму.

В поздние годы жизни стань мистиком.

Пользуйся зубной пастой «Кольгейт» с новой формулой, предупреждающей
появление зубного камня.

Навещай друзей и знакомых в больнице. Когда почувствуешь, что пора
уходить, не задерживайся.

Будь честен с собой и дипломатичен с другими.

Не надо слишком безумствовать. Это пустая трата времени.

Читай и перечитывай великие книги.

Копай ямы совковой лопатой.

Зимой, прежде чем ложиться спать, увлажни комнату.

Знай, что единственные совершенные вещи, это — 300 очков в боулинге и 27
из 27 отбитых в аут ударов в бейсболе.

Пей много воды. Когда спросят, что хочешь выпить,
говори: «Воду, будьте добры».

Спрашивай: «Где туалет?», а не «Где можно отлить?»

Будь добр к физическим объектам.

Начиная с сорока лет, проходи полное обследование каждые пару лет
у врача, которому доверяешь и с которым чувствуешь себя комфортно.

Не читай газеты чаще раза в год.

Научись говорить «привет», «спасибо» и «палочки для еды»
на мандаринском диалекте китайского.

Отрыгивай и пукай, но тихо.

Ходи в кукольный театр, воображая себя одним
из персонажей. Или всеми сразу.

Выноси мусор.

Люби жизнь.

Давай деньги без сдачи.

Когда на улице стреляют, не подходи к окну.

 

 

Джо Брэйнард

 

Малоизвестные факты о людях

Вы знаете, что жена Кеннета Коха Джэнет была
пилотом самолета? Однажды она произвела аварийную посадку на шоссе.
Кенвард Элмсли в детстве хотел быть танцором-чечеточником. Вы знаете, что дедушкой Кенварда был Джозеф Пулитцер?[3]
Кенвард однажды рассказал мне, что Джейн Рассел была лесбиянкой.[4]
Энди Уорхолл тоже хотел быть танцором-чечеточником в детстве.
Д. Д. Райан хотела стать балериной.[5]
Вы знали, что Пэт Пэджетт была в течение многих лет девушкой Теда Берригэна прежде, чем вышла замуж за Рона?
Рон Пэджетт и я учились вместе в первом классе в г. Тулса в Оклахоме.
Отец Рона Уэйн был известным бутлегером в Тулсе до того, как в Оклахоме алкоголь был вновь разрешен.
Несколько лет назад отец Рона Уэйн развелся и женился на юной красавице из эстрады, которая была младше жены Рона.
Знаете ли вы, что Билл Берксон  мальчиком когда-то подавал мячи в команде «Янкиз»?[6]
Тед Берригэн женился на своей жене Сэнди спустя пять дней после знакомства.
Знаете ли вы, что самые первые свои стихи Джон Эшбери опубликовал в журнале «Поэтри» под псевдонимом Джоэль Симингтон?
Знаете ли вы, что Билл Берксон был в 1967 г. в списке «100 мужчин, одевающихся лучше всех»?
Руди Буркхардт когда-то ухаживал за мисс Вермонт 1938 года.[7]
Дональд Дролл состоит в каком-то родстве с Дэниэлом Буном.[8]
Фрэнк О’Хара однажды сказал мне, что он в действительности хотел стать концертирующим пианистом.
Знаете ли вы, что Гарри Мэтьюз начинал как композитор? Он учился в Джульярдской музыкальной школе.[9]
Эдвин Денби родился в Китае.[10]
Отец Энн Уолдман написал книгу «Как легко научиться быстрому чтению».[11]
Отец Тома Вейча пишет стихи для рождественских открыток.[12]
Когда я был мальчиком, я хотел стать дизайнером одежды, священником и художником.
Отец Питера Шелдала очень известен в области пластмасс. Он изобрел новую легкую пластмассу, которую используют в бутылочках бафферина.[13] Вскоре он надеется открыть завод противозачаточных  средств в красном Китае.
Знаете ли вы, что Билл Берксон однажды играл в «Я помню Маму»?[14]
Д. Д. Райан ходила смотреть «Парни из банды» с Джеки Кеннеди за неделю перед тем, как та вышла замуж за Онассиса?[15]
Джон Эшбери был юным всезнайкой.
Знаете ли вы, что Кеннет Кох однажды был лауреатом премии Глэскок?[16]
Знаете ли вы, что у Рона Пэджетта пузыри на легких, которые могут разорваться в любое мгновение? Уже дважды разрывались.
Тина Луис однажды спела «У меня настроение влюбиться“ Биллу Берксону за жарким по-лондонски в ресторане «П. Дж. Кларк»?[17]
Знаете ли вы, что Тед Берригэн написал диссертацию о Бернарде Шоу в университете Тулсы?
Знаете ли вы, что опухоль Катц названа в честь Ады Кац, которая открыла ее?[18]
Знаете ли вы, что Эдвин Денби  однажды выступал в берлинском театре Винтергартен и в афише был указан как «Der Amerikanische Grotesktaenzer Dumby»?[19]
Ивонна Буркхардт была чемпионкой Коннектикута по плаванию на спине в течение одной недели?[20]
Когда я жил в Бостоне, я попрошайничал на улице, где располагались все художественные галереи, и доставал сигаретные окурки из урн перед Музеем изящных искусств.
Знаете ли вы, что первую книгу Теда Берригэна «Лилия для моей любимой» издал бар Ленокс в г. Провиденсе на Род-Айленде?
Грета Гарбо однажды назвала Билла Берксона «Мой мороженщик».
Однажды я пришел на костюмированную вечеринку «Одевайтесь как ваш любимый персонаж» в костюме Мерлин Монро.
Знаете ли вы, что Джон Эшбери однажды работал на фабрике, где консервировали черешни?

 

Смерть

Смерть — смешная штука. Многие люди страшатся ее, а даже
не знают, что это такое.

Возможно, мы сможем это прояснить.

Что такое смерть?

Смерть — это всё. Все кончено. Конец. «Финито». Уход. Больше ничего нет.
Смерть означает разные вещи для разных людей. Думаю, можно с уверенностью сказать,
однако, что большинство людей ее не любят.
Почему?
Потому что боятся ее.
Почему они ее боятся?
Потому что не понимают.

Думаю, что лучший способ понять смерть — это много о ней думать.
Постараться поладить с ней. Постараться ее действительно понять.
Предоставить ей шанс.

Постараться зрительно представить, например, кто-то подкрадывается сзади
и ударяет огромным молотком по голове.

Некоторые предпочитают думать о смерти как о духовном явлении.
Когда душа отделяется как-то от месива и продолжает жить вечно
где-то в другом месте. Рай и ад — наиболее традиционный выбор.

У смерти очень черная репутация, но на самом деле умереть —
совершенно нормально.

И это благотворно, так как является частью большой
картины природы. Деревья умирают, не так ли? А цветы?

Думаю, всегда приятно думать, что мы не одни. Даже
в смерти.

Давайте подумаем о муравьях на минуту. Миллионы муравьев
умирают каждый день, а нас это беспокоит? Нет. И я уверен, что муравьи
так же думают о нас.

Но предположим — просто предположим — что нам не придется умирать.
Что не будет так уж прекрасно. Если 90-летний может с трудом встать,
можете ли представить, что станется с 500-летним?

Еще одна утешительная мысль о смерти, это то, что спустя 80 лет после твоей смерти
или около того, никого из тех, кто тебя знал не будет в живых, чтобы тосковать
о тебе.
А умрешь — и даже не заметишь, как это случилось.

 

 

Чарльз Симик

 

Я — последний

Я — последний солдат Наполеона. Прошло почти двести лет, а я все еще отступаю из Москвы. Белые березы растут вдоль дороги, и грязь по колено. Одноглазая баба хочет мне продать курицу, а у меня даже нет одежды.
Немцы идут в одну сторону, я — в другую. Русские идут третьим путем и машут на прощанье. У меня есть парадная сабля. Я срезаю ей волосы, длиной 122 сантиметра.

 

Зеркала в 4 утра

К ним нужно подходить сторонкой
В комнатах, оплетенных паутиной теней,
Украдкой взглянуть в их пустоту
Так, чтобы они не словили
Тебя даже мельком.

Секрет в том,
Что даже пустая кровать обременительна им,
Притворство.
Для них естественнее быть
В обществе белой стены,
В компании времени и вечности,

У которых, прошу прощения,
Нет отражения,
Когда они восхищаются собой в зеркале,
Пока ты стоишь в сторонке,
Вытащив носовой платок,
Чтобы тайком отереть пот со лба.

 

Деревянная игрушка

1
У ярко раскрашенного конька
Было лицо мальчика
И четыре колесика
Под копытами,

Да еще длинная веревка
Чтоб за собой туда-сюда
Таскать по полу
Если захочешь.

Ждала веревка
Чтоб всякий раз
Как ни пытался
Коварно выскользнуть из рук.

2
Постучи и откроют, —
Сказала мне мама.

И я осилил четыре пролета
И вошел без стука.

И нашел деревянного конька,
Которого запросто можно было взять

В обступившей пустоте
И в меркнувшем свете,

От чего содрогаюсь еще и теперь,
Точно у меня в руке был ключ к тайне.

3
Где бюро находок
И тихий вход,
Непроявленная фотопленка
Нескольких ясных мгновений
Наших смазанных жизней?

Где капелька крови
И крохотный гвоздик
Проколовший мой палец,
Когда я нагнулся потрогать конька

И взглядом встретился с ним?

4
Вечерний свет,

Окружи воскресной тенью
Встречу с моей
Игрушкой.

Мои самые дорогие воспоминанья
На крутых лестницах
Пыльных домов
В тупиках,

Где я говорю со стенами
И закрытыми дверями,
Как будто они понимают меня.

5
Деревянный конек славно застыл.

Нет, еще тише.

Как звук ресниц,
Поднятых злодеем
В немом кино.

Тсс-с, — кто-то сказал за спиной.

 

Гобелен

Он свисает с неба до земли.
На нем деревья, города, реки,
поросята и луны. В одном углу
падает снег на скачущих кавалеристов,
в другом женщины сажают рис.

Можно также увидеть:
лису, уносящую цыпленка,
обнаженную пару в первую брачную ночь,
колонну дыма,
завистницу, плюющую в ведро с молоком.

А что за ним?
—Пространство, пустой простор.

А кто это сейчас говорит?
—Мужчина, который спит, надвинув шляпу.

Что будет, когда он проснется?
— Пойдет в парикмахерскую.
Там сбреют его бороду, нос, уши и волосы,
Чтобы выглядел, как все.

 

 

Майкл Палмер. Из книги «Общество мошек»

 

И

И корабль — как назывался, имя какое?
Может, Мошка?  Или Мотылек,
Электризующий Ночь? Или Мотылек,

Делящий Надвое Ночь
По Пути в Пламя?
В Огонь Забвения, то есть,

каким мы помним его,
пока в развеянной песне будней,
огибая ближние изгибы, он

мчится к дальним, березы, красные кедры, дубы,
ровесники революции, а некоторые еще старше,
вдруг в унисон рухнули,

ибо где-то это записано.
И твой замысел брошен обломками,
там под стихиями,

снега сезонов его укрывают,
пламена сезонов его пожирают,
его улучшают: Гашиш, сказки,

которые он сказывает, благовония и современные фестивали,
сфинксоподобные головы и сияющие украшения,
для лодыжки, талии, шеи, запястья,

диoрамы, панорамы, плеорамы
(от pleo «я плыву под парусом» или «плыву по воде»),
иерофант в воске, железо и стекло,

искусственный дождь и ветра,
мозаичные пороги — все это
сливается вниз в рассеянном свете.

Мы делим незримую природу этих
вещей — их тела и наши.
И луна не взошла в ту ночь.

                              памяти самоубийства[21]

 

Об

Об этой фотографии, которую никто не снял

Глаза одновременно покровы и половой орган
Они играют как говорится обычно

в игру светотени
сначала свет потом тень потом игра теней

Она в цвете или черно-белая?

Да она в цвете или черно-белая

Есть листья, плывущие вниз по течению,
маленький ялик готов к отплытию

по водам студии художника
к башне из облаков за стеклом

Разбросаны вещи

комната задыхается от листов
и разорванных обрывков листов

Некому поднять трубку телефона
(Дражайший Читатель есть ли еще телефоны еще звонки?)

Они плывут эти двое
в море чего-то

или возможно тонут
или ждут попутного ветра чтоб подхватил их

и собрал в палинодии, канте, строфе

Если у нее есть вопрос
останется ли он не незаданным?

(Есть ли еще вопросы и незаданные вопросы
Дражайший Читатель из будущего-в-прошедшем?)

Ягоды великолепного оранжевого цвета на боярышнике
в эту среду поздним ноябрем

Размыто крыло на кромке рамки

Несобранный взгляд затерялся в ее
мыслях как всегда говорится

Глаза  одновременно застыли и бегают

позолоченный алеф появляется из ее рта
рот появляется из ее рта

Итак, она востребована, век начинается

Эта фотография которую никто не видел
предлагает себя как улика

 

Мысль

Мы дышим, мы не думаем
об этом. Ходим и говорим

под синими деревьями в цвету
и не думаем. Мы дышим.

Идем по каменному мосту
над рыбаком в лодке.

Минуем слепца, безногого
и женщину, поющую о надвигающемся шторме.

Сидим у реки под усиливающемся ветром,
подносим чашу безумства к устам

и не думаем
здесь, где свет не отличим от мрака,

здесь, где страницы разбросаны по полу,
здесь в озере чернил, в чернильных пятнах,

где мы водрузили календарь со стены.
Незримое озеро, берег недостижим.

Выдыхай и не думай.
Закрой им глаза в последний раз закрой наши глаза.

                              Фараджу Байракдару[22]

 

Камень

Что с этим волкодавом с размашистым бегом?
Что с этой женщиной в спецодежде
и янтарным глазом, который вроде дикого гида

и свидетеля
заснеженного улья?
Что с певицей в красном

застывшей на середине песни
и с камнем, его сокрушенностью,
или с голосом за сценой, говорящим:

Смотреть на стрекозу над ирисом но не спрашивать о полете, о иридесценции, радуге?

Все это
и смутный намек на рукав,
и челнок ткацкого стана.

Что в том?
Что этот век, заметил ли, как он прошел?
Что с волкодавом за твоей спиной?

 

Без названия (февраль 2000)

Обнаженная женщина у окна
спиной к тебе водит скрипичным смычком

за кружевной занавеской
прямо над уровнем улицы

это не фикция
как партита не фикция

ее тема и вариации
пассажи, украшения

не фикция
как и улица с односторонним движением

намокшая
от дождя — не фикция.

И нагота — не фикция.
Она читает нас как книгу

пока мы слушаем ее музыку
сквозь широко закрытые глаза.

И что же эта фикция думает о нас?
И дождь и ноты падают мягко.

Мелкие ошибки интонации
не имеют значенья

в выцветших зеленых блокнотах, где
записываем эти и скрываем другие вещи.

Как называется это дерево все же
с желтыми цветами, серебристыми листиками,

растущее из асфальта —
знал да забыл как зовется оно.

А сегодня, в День Високосного Года
опустело окно.

 

Без названия (июль 2000)

Художник без памяти
пишет именно то

что перед ним, этот угол в паутине,
эти часы со стрелками,

застывшими на пяти, ни день, ни ночь.
Напевая без слов,

он пишет багрец и зелень,
форму, заостренность вещи,

четкую линию подбородка любимой,
которая его предаст.

Он думает: пройти сквозь игольное ушко.
Спираль можжевельника, неразборчива нить

неба, цветок земляничного дерева, крестовник,
водосбор. И на выдохе

вот оно как, вот как:
Оно пялится слепо прямо в глаза,

Белое, хотя не вполне
и можно услышать глазами.

И цветение пыли,
фосфоресценция костей,

преображенный полет гусей.
Художник без памяти

рисует только то,
что она видит, балласт камней,

лесенка крапчатой травы
овал лица пепельноглазого, танец

вещи и ее имя,
утраченная конечность и ее тень,

миниатюрные картины,
все одинаковы.

 

Поворот (декабрь 2000)

Итак это подъем, смещенье земли, поворот
Итак, это радость земли попросту,

как нам кажется, и пенье камней
Итак это та же гора, но иная —

Хотя не совсем иная
косая логика полу-разорванного последнего листка,

ветка под серпом полумесяца
трепещет на ночном ветерке

и твой миг ярой речи предсмертной
Итак закрываются глаза

потом монеты на глаза
Какого цвета были глаза

Итак это тот же дом
деревянный с выщербленной плиткой,

звон ключей, хотя в остальном
Это радость вещей,

исчезновенье вещей,
странное ощущенье вещей,

которые вертит рука
так и этак,

припоминает рука,
извивы ступенек

листание страниц, книга,
отложена в сторону книга,

приспособить свет,
отрегулировать свет,

отложить книгу в сторону,
это как бы память о книге,

пустая книга с загнутыми краями,
книга открыта и захлопнута.

 

Общество мошек

Мы думали, все это можно найти в Книге Убогих Текстов,
тень, отбрасываемую лодкой, наклоненную мачту, рябь за кормой, индиговый глаз.

Окна слепого текста,
насыщенные, параболические ночи.

И катящееся солнце, солнце, скатывающееся
в уток, в изнанку, в общество мотыльков.

Можешь ли услышать оттуда, что я думаю, даже если ты спишь?
Улицы Убогого Текста, где взгляд ребенка

падает на труп лошади возле телеги,
скулящий пес, рот женщины в немом зевке

словно вымолвить хочет: Нужно идти вперед,
без остановки, мы не должны на это смотреть.

Но все же, разве мертвые следят за нами?
Точно запомнить цвет сливы,

изгиб отдыхающего тела (солнце опять),
слова всех популярных песен,

наверняка этого достаточно.
Разве ты не знаешь этих прибрежных ворон?

Разве не ты называл их как-то морскими воронами?
Разве мы не обсуждали значение «по прямой как вороний лет»

однажды на этой площади — стане изгнанья — под самым красным
из солнц? А потом, почти в один голос, мы вместе сказали: Время.

Тарелка задребезжала, ложка упала на пол,
полотенца в груде у двери.

Туча плывет
над кручами запада.

Вера в Убогом Тексте.
План, оставленный где-то.

 

Красные

Красные гласные — как разольют
потом заговорят море красноты

а яркие корабли —
не призраки ли они

И нити моста
напротив опаленных холмов

И мы — снаружи
обоих миров

 

Итак

Итак  — обещание счастья?
лягушку спросил он

и лягушку проглотил он
А жужжание памяти?

спросил он страницу
перед тем как сжечь страницу

А ночью звезды скользили
по-за ночью самой

 

Стол

Стол очищен
Не благодаря реализму возможен пир

Отвернулся темный лик
Веская ваза полна незабудок

Девушка с золотой цепочкой
окрутившей талию

Но это правда
А что с нами станет

 

Складка

Складка в заснеженном поле
вечера внутри нас

Как глазеет сова
изумляет сочиняя

бездумную элегию
Так же как запомнившиеся песни

мира и затопленные тропы
Эта груда фото

 

 

_________________________________

[1] Эшбери в симпозиуме «Искусство поэзии» (The Art of Poetry Interview) http://www.nytimes.com/2004/11/21/books/review/the-poetry-symposium.html (21 ноября 2004).

[2] James Tate. The Art of Poetry No. 92. Interviewed by Charles Simic. http://www.theparisreview.org/interviews/5636/the-art-of-poetry-no-92-james-tate

[3] Кенвард Элмсли (Kenward Gray Elmslie, род. 1929) — американский поэт, прозаик, редактор и издатель журнала «Зет» (Z), связанный с ньюьйоркской школой; друг и партнер Джо Брэйнарда. Он действительно был внуком издателя Джозефа Пулитцера.

[4] Джейн Рассел (Ernestine Jane Geraldine Russell, 1921-2011) — американская актриса, одна из главных секс-символов Голливуда 1940-1950-х гг.; была три раза замужем, у нее было трое детей.

[5] Д. Д. Райан (Доринда Диксон, D. D. Ryan, 1928–2007) была редактором журнала «Харпер» в 1970-х, законодательницей мод, подругой Трумана Капоте, Энди Уорхолла и многих других.

[6] Билл Берксон (William Craig Berkson, 1939-2016) — американский поэт, критик, искусствовед, был профессором в Сан-Францисском Инситуте Искусств. «Янкиз» — знаменитый нью-йоркский бейсбольный клуб.

[7] Руди Буркхардт (Rudy Burckhardt, 1914-1999) — американский кинорежиссер и фотограф швейцарского происхождения.

[8] Дональд Дролл (Donald Droll, 1927-1985) — был директором галереи Фишбах в Нью-Йорке, куратором художественных выставок, художественным дельцом. Дэниэл Бун (Daniel Boone, 1734-1820) — американский первооткрыватель, первопоселенец и охотник, чьи приключения сделали его одним из первых народных героев США).

[9] Гарри Мэтьюз (Harry Mathews, 1930-2017) — американский прозаик, эссеист и поэт; он действительно получил степень бакалавра искусств, но в Гарварде, после чего занимался дирижированием в Париже; первой женой его была известная скульптор  Ники де Сен-Фалль ( фр. Niki de Saint Phalle, собственно Catherine-Marie-Agnès Fal de Saint Phalle), с которой он «убежал в Европу» в 19-летнем возрасте и женился, будучи в то время студентом Принстона. У них было двое детей, которые после развода в 1961 г. остались с отцом.

[10] Эдвин Денби (Edwin Denby, 1903-1983) — американский поэт, музыкальный критик, занимавшийся балетом, автор романа и переводчик Лао-Цзы на английский. Он действительно родился в Китае, где его отец был иностранным советником китайского императора Юань Шикая (1859-1916), а его дед Чарльз Гарви Денби был послом США в Китае в течение 13 лет. Учился балету и несколько лет танцевал в Дармштадтском государственном театре оперы и балета. Он познакомился с Руди Буркхардтом (см. выше) в Швейцарии в 1934 г. и они не разлучались уже до смерти Денби. Первую известность ему принесло перевод пьесы и либретто по водевилю «Соломенная шляпка» Эжена Лабиша и Марка Мишеля, заказанные ему Орсоном Вэллесом и Джоном Хаусменом.

[11] Энн Уолдман (р. в 1945), автор  более 40 поэтических книг, канцлер Академии американских поэтов (с 2011 по 2016), лауреат множества премий, была связана с поколением Битников, Нью-Йоркской школой, Джеком Керуаком и Робертом Крили. Серьезно занималась буддизмом.

[12] Том Вейч (Tom Veitch, р. 1951) — американский писатель, поэт и автор комиксов, приобрел наибольшую известность как создатель вместе с Сэмом Кеннеди серии комиксов, положенной в основу сериала «Звездные войны». Примечательно, что Том Вейч был монахом-бенедиктинцем и был дружен с монахами ордена Траппистов. В результате бесед с одним из них, Вейч опубликовал в 2016 г. роман «Видения Элиаса».

[13] Питер Шелдал (Peter Schjeldahl,  род. в 1942) — известный художественный критик, писатель, преподаватель и поэт.  С 1998 г. — ведущий художественный критик журнала «Нью-Йоркер», до этого работал в «Нью-Йорк Таймс» и «Виллидж Войс». Бафферин — сочетание аспирина и антацидов.

[14] I Remember Mama — пьеса Джона Ван Друтена по роману Катрин Форбс «Мамин банковский счет», мюзикл,  поставленный на Бродвее (впервые в 1944 г.), а впоследствии кинофильм.

[15] The Boys in the Band — драма, поставленная в театре рядом с Бродвеем (1970), а затем и успешный фильм, в котором впервые была затронута тема гомосексуализма.

[16] Премия Гласкок (Glascock Award) — поэтическая премия для студентов, учрежденная родителями в честь Айрин Глэскок, рано умершей поэтессы, выпускницы колледжа Маунт Холиок. Кеннет Кох был удостоен этой премии в 1948 г., а Сильвия Плат — в 1955.

[17] Тина Луис (Tina Louise, урожд. Татьяна Иосифовна Чернова Блэкер Chernova Blacker, р. 1934) — американская актриса, певица и писательница. Отец был выходцем из России, но к тому времени как Татьяне исполнилось 4 года, родители развелись. Ее воспитывала мать Сильвия Хорн Блэкер (1916-2011), которая была манекенщицей.

[18] Ада Кац, (р. 1928, урожд. Ада Дель Моро, Ada Del Moro) — жена и модель известного художника Алекса Каца (р. 1927), по образованию биолог, до замужества (1958) работала в больнице Слоун-Кэтеринг. В 1979 г. основала театр уха и глаза (Eye and Ear Theater Company), где пьесы, написанные современными поэтами ставились по эскизам и костюмам художников.

[19] Американский гротескный танцор Дамби (нем.). Об Эдвине Денби см. выше.

[20] Ивонна Буркхардт (р. 1934, урожд. Yvonne Jacquette) — американская художница, которая вышла замуж за фотографа Руди Буркхардта (см. выше).

[21] Поэты-постмодернисты размещают посвящения после стихотворений.

[22] См. предыдущий комментарий.