Эпическое

Выпуск №15

Автор: Александр Ходаковский

 

Эпическое

1
в зачатке времени сквозит просвет – бликует сердца гвоздь
который в плоть ослепшую до сих не нанырялся
творенье вспыхнуло – по свету разбрелось
сгрудились атомы в нарыв боеприпаса

судьба-вселенная предстала нагишом
поверх нулей в раздаренную бездну
бельмо пространства зазвучало – треснув
на половицы строк в пробеле тесном
на слух сверх звука под карандашом

куда теперь родимые друзья –
рождальные вспорхнут противоречья
где пустоты свободину разъяв
вдохнётся небо хлебом человечьим

кто вывихнул пределы бытия
на разлетайку нового предела
где попрыгушкой воробья летела
рассветная Земля на круг припева –
красоты тарарайские объять

как будто смысл находит глубину                   
на воскресительной развязке средоточий
тройным подъёмом в сердце заглянув
стремящий вихрь сквозь твари целину
над водами пустынными хлопочет

и нет границ а значит различить
конец с началом невозможно без потери
не то чтоб редкость – красны кирпичи
домов изрядно перезревших – хоть кричи
ходи по кругу их квадратных прерий
ушедший образ оживляя без причин                

успелость безутешная времён
как будто тень дремучая пред нами
спешит всегдашняя в плену чужих имён 
узреть истока раз-гла-гол/ь за временами –             
сквозными вслед за вынутым ребром
точно берсеркеры любви на абордаже

как знать что там душа прикажет
и что поведает небесный гром
на вечность ей – на память без оглядки
…не скажет ничего – лишь прояснит
ума пробел в теснотах сердца
и без словес явит – не наглядеться –
в походном рукаве души-беглянки
немыслимый сознанья лазурит

сподобится лицу трава и камень
чтоб времени безделье коротать
дубовыми сверхточными руками
небесный циферблат вращать
а по нему – крылата красота –
сошёлся верх и низ на середине –
на птичьем ост/р/ове прости-прощай                                      
как тело в человечьем Сыне

неужто прихоть совершенных лет
заходит световою перспективой
и ты уже до воздуха раздет
уже не ты – а тополь говорливый
то ли воробушек что белый день – рябой
толочет боязливую присядку
а рядом кто-то маленький со мной
да это ж я куда-нибудь порядком
сто световых вперёд-назад не счесть
прекрасна местом каждая тропинка              
на вздохе жизнь молчит – теряет вес
мельчит слеза и кто ж её растрынькал
в лесные ежевичьи ноздри – так
смеркается как будто медлит чудо
и квантовый исход кадрить мастак
звезду до случая иль после – врать не буду

 

2
рядит скрежещет жужжальце-письмо
спираль вращения в конец – правописака
и слов(н)о множество оно само –                         
одно как перст и кто ж его наплакал

планеты плод – не воды отошли
(скорей раздвинулись чтобы земля свершилась)
и стали мы… но что же короли
смогли на дальней борозде винила
(читай – галактики) и что нам короли

новорождённой – дО смерти летать
телами рек наперебой нестись к началу
на водопой где океан-мать-сад
будто сползающее долу одеяло

«…да будет так…» и точно так не быть
как хорошо запрятанной монаде
не знать не сомневаться не любить
а чтобы всё наоборот – поверить надо

живут смертея – умирают не садясь
сквозные бабочки ну что же им помеха
не нужно имени – им дня достанет в/с/ласть        
из эмпирея и назад – доехать
перемахнуть для смеха и всерьёз
крушьё миров сквозь пыл/ь и скуку                     
они – забытая святая нота «ёзъ»
иль тридцать третья буква лингвозвука

 

3
дни собираются в бутон как лепестки
для (скажем) услажденья афродиты
необходимы вечности они то
могущи красны белосыты
и в добродетелях исполнены таки
ведь если дни не падаль не труха
и не кровоскорбящая блоха
то человек подавно мил и вхож
иначе мысль не свяжет д\в\ух галош                

приспело дело – нет ему делей
полнеба хоть пролей на тло (ну хоть – елей)
не сыщешь толку если сгнило тло
основы ноль солёный для гоп-стоп-ничто
колоколами в небо чтобы дорасти
отвесны гугло-строфы нижет стих
заветной осью только б выдюжить на спор
язЫков тайнозычный перебор

 

4
огнеспасительна витальная война
не денешься – ни выкидыш (ни точка
отсчёта до-ре-абэ-вэ разведена
на человека до-и-после)… голодна
похожа ни на что – всему охоча
любви окраина – глаза в глаза хохочет
сама собой как дух без-дня – одна
как будто муха взмахивает на
краеугодной истине стакана
который грани формы раскатал
по факту жужжальца так-тачат – суть-куда-на
липучки лап восходят ложкой на скандал –
на чистый воздух что скос/т/ил её вершину
то есть физическую кончил ось металла –
продлил в свою бескрайность – хитро вынул
спираль полёта ниоткуда в никуда-ла
за мухой мысли что засим предстала…
… … …

 

На жизнь

куча мусорная – математика без доказательства
бутылок стекло и пластик… тряпьё слежалое… пакетов рвань обрывки целлофана
бомжик никудышный на задворках галактики горбатится
пиная посохом мертвячие бока левиафана

над ним кусты омелы нарасхват вдвойне-втройне
змеят не в лад свои отверсты головы
как будто мыслей меч на времени войне
не успевает пере-сечь бескрай глаголову

кудашится умноженная речь
ребристым брюхом псины бездорожной
забомженную путь-тоску сберечь
предостеречь на счастье разве можно

омела мусорки в зачатке бытия
притулок-сфера днесь материй тошных
чтобы угодно что сверх пустоты объять
рвануться выпростать бездонные святоши
освободить воздушный меч из ножен

изнанка тварной лузы суть бильярд – 
точнее мір который крестный шар
впадающий в себя кромешный дар

…зависнув полувздохом тропаря
ништяк отыщется краеугольный
загуглы кучи вынув – теребя
не удивится Б-же мой герой-крамольник
возрадуется – вида не подаст
у/с/троит жительством тщедушный ящик
присядет рядом с каждым кто из нас
сегодня первый – завтра уходящий

повадится повтором тел и дней
линейка времени что выпитая чаша
усталый бомжик двинется по ней
воскресным дном объемля души наши
аннигилируя сквозь мусорный тоннель
отвесным духом пред собой представши…

 

***

1
откуда свет раскрытый загодя
как будто книжья голова
слепит задумчивые заводи
сказаний призрачные ква

камыш молчит в строку записанный
на лист забытого пруда
давно темницей дна пронизаны
его реченья и вода

неразберихой ряска почерка
засеменила тут и сям
тьма глубины перечит до верха
и выше – воздух карасям

всевидящей сгустилась повестью
буханка облака – прими герой
хоть режь её хоть спутай совестью
хоть разломи – ей не впервой

ей муравейник вторит пригоршни –
текучку высохшей воды
горы подобием вдруг вынырнет
как водопад земли навыворот
среди макушек резеды
и полевой травы проплешины
куда конспект небесный волоком
тащил послушный муравей
чтоб спрятать кукольное облако –
личину памяти своей…

 

2
душа земли погребена
под колпаком волшебным сна
меж строчек Вышней красоты
где жив Орфей не обернувшись
где муравейника коснувшись
зависло клубнем высоты
родное облако как дверь
а королева-муравьиха
саму себя перстом влагает
в его кромешны берега
верстая новый вход и выход
свои откусывая лихо
крыла – судьбу передоверив
воскреснув с чистого листа
где муравьиный след простыл
но быть строкой не перестал
как персть подхваченная крыл
и мимолётность Эвридики
всевечный свет в её груди как…

 

Зеркальная струя

что себя вычерпывать выпивохе до верха
корни мандрагоровы гнул фонтанный трёп
знать узоры зодчего как повторы Уорхола
стекленели здорово кто их разберёт

мироносный выпростень не гранит задабривал
языком воды поёт скальное письмо
отмените выбросьте страх душевный храброго
ухнет липовый пейот джазом си бемоль

зазеркалье поймано как кузнечик шапкою
как свободы кружево – в богатырский шлем
на молчанке ломаной казачок с казачкою
о любви своей ворковал-беседовал
стыло безоружное времечко каракулем
будто бы и не было ни беды не ведая
восемнадцать ей восемнадцать ей

и амур пиликал – «браво» смычком стрелы по тетиве
луч закатный влево-вправо вторил счастью по воде
голубей взвилась орава чиркнул воробей
благодарствуй Боже правый вечность в рукаве

 

***

И медленный день, как в соломе проснувшийся вол…
О. Мандельштам

сущест(воем) до войны в позаброшенных заставах
незажитым ртом хлебаем памяти культю сполна
феерической депешей мрут истории вагоны
поллица слизали ветры и затем похолодало
остальные поллица выжить потрудись заставить
тело плотью обрастает будто жизни кулинар
возрасту его готовит а затем должно быть вгонит
в дар земле совсем неважно – так (ни много и ни мало)
к месту вовремя и к дате насовсем освобожденья
чтобы кровь переварила беспристрастное ничто
чтобы стоило родиться и за семьдесят утех
столько же отведать бедствий точно равенство свобод
правит общую победу – день не знает дна и тени
и на языке почтовом
непредъявленным доспехом всё (с)молчит один для всех
будто міром хороводит…

 

***

голова – погремушка настенных часов
сторонясь остановки сближения края
торопилась словами и часто без слов
устоять на две четверти не выбирая
места привязки какое срослось
ну а может (словами поэта) «стряслось»
позавчера между делом – ещё бы
под дуду дирижёра в родительской страсти
итогом теперь во все стороны – «здрасьте»
дорогие мои – непременно попробую
обнаружить себя как другого напротив
мимошедшего в душу на сотовом противне
блика скольженья текучки в развалочку
жизни ничейной в дырявую маечку
на полслове где крестик залип на согласие
суть ретивому превиделось счастие
что говорить?.. где гнездовие подвига?
то есть прилично бытийствовать здорово
кто разучил нас приветствовать облако
голове-погремушке кивает мажорово
ближнее время кромешное – что же мол
будто себя доброденствует Б-же мой…

 

***

клялся осмертью жук тетрадный
ничего себе – остальное встречному
памяти сбивчивым сумраком кончалась эпоха –
тени полдень скрадывал
время шло а заменить его нечем
и доверить некому – плохо…

мировая гармония – снов изнанка
сразу всех чтоб вспугнуть невозможное
как не выворачивай языка обезьянку
не вызволить жития ижицу
речью не взять словно тело её вложено
в перст воздуха между бабочки взмахами
обо мне – там где время рождается – читай движется
с глаз долой в ничего себе чёрт возьми…

 

***

музыка в ноты смысловые впадающая
вскрывает пустоты сфирот мысль куда ещё
в слух не проникла загоралась медведица
нон-стоп вечеринка миллениум вертится
в три колеса а подпорка в четвёртую
четверть вписалась околицей чёртовой
будто творение в путь обозначено
красотою горения и тропинкою начерно
малый ковш и большой через верх полны темени
звёздный червь уцелел перерезанный временем
две медведицы – верь – кочегары галактики
черновидцы потерь чернь материи тратили
в топке солнечных врат бесконечное топливо
вряд ли выйдет соврать – не кончается коблево
мудрецам семерым бессловесникам рады
за поимку лица звёзднокаменной правды…

 

***

темечко помидорное звездою расходится
а посередине ямка
в которую зашит помидор человека
человекопомидор цыганской породы
красно-бурый такой – манкий
выводит под нос мелодию и на вид крепок
словно стеклодув не иначе
головастик дачи
но что там внутри его прячется
никак ноги-руки сердце-спина-желудок
сам себя вынашивает чтобы неповадно было
августа вечное ребячество
не убудет (небо на службе покуда)
пускай голова куст забыла
в брюхе ведра очутившись
на столовом погосте обеденном
дыши не дыши тише-тише
голова помидорная непоседа
ти-та-тай-да ти-да – ти-та-тай-да ти-да
бубнит ничего не слышит…

 

***

крыша озером блестит
хвост спешит настигнуть белку
зреет пня парадонтит
в назиданье человеку

попрыгунчик воробья
скачет озером – напиться
зноем противня объят
сталью морщится водица

беркут солнца бороздит
череп крыши – бьёт в заклёпки
воробей маячит бит
жизнь – задача не из лёгких

сорочиха под крыло
стрекотит уразумевши
металлический облом –
раскалённые скворешни

сверху считывая тьму
прорастая вкруговую
закружилось по уму
мыслю – значит существую

планетарный хоровод
будто прихвостень язычнику
подвиг смерти подведёт –
нет её – и жизнь не вычеркнуть

вышиванке вышних сил
муравья побег за счастие
пень себя определил
стражем вечного причастия

воробей отрикошетил
в тень каштановых верзил
белки ржавый спешный вертел
поспасенье ворожил

 

***

из ничего в живое нутренеть
обрушив дым декабрьской метели
походкой куцей съёживаясь впредь
в летальные зимы затеи

спасибо вдруг смолкающей главе
сознания во тьме передового
случайный образ мой во времени вдовел
во все края межстрочным словом

дороги нет – тогда она везде
ты сам себе кромешная дорога
и на пути единственный злодей
охотник и добыча – бог без бога

союзная по умолчанию зима
воротнику и скудным отпечаткам
на белом краешке забытого ума
сапог моих нелепая двойчатка

так если бы все двери замело
все их мужицкие в скупой размах сажени
где все пороги – пригоршни свершений –
седьмое небо никому назло

так если бы с конца в конец метель
свой взбалмошный вертеп не признавала
и седовласый путник молодел
стеклянной головешкой перевала…

 

***

пересушенное крошево листвы
отцветает золотом подножным
миллиарды дервишей кленовых
в зацепленье входят босса-новы
словесят одно и то же – ждут – увы
пасть туда где были рождены
насмерть счастию неведомо-хорошему
растекается творение мороженым –
ухвостнем сверхсиней белизны

здесь запрятан Бога светлячок –
баловень среди дырявых веток
что же ты – люби его – лови
ну и он поймается – ещё бы
зрения смыкается сачок
чтобы отпустить проныру белку
по древесному взахлёб вельвету
в красно-жёлтых вспышках голытьбы –
осени заплатах – селяви
ножевая радость человеку
распустить прожилки втихаря
живолистной ветоши записки
что украдкой медленно горят
их пожар глаза лакают-временят
жгут листы окрестную тетрадь
разучились быть – не говорят
в лоб кричмя молчат свой путь неблизкий
огнь эдема в горле василиска
помнит стУпни первых октябрят

выпал поднебесный стройотряд
под ноги – глядишь перезимуем
светлячков божественный парад
беспросветный благовест гламура
ангельский спасительный парнас –
вечность перевёрнутая в нас

 

***

выдоха небесного разбег
на смещённую судьбой площадку
времени о зле и о добре
осени пощаду и закладку

жёлтого рассвета седина
в тон листу пожухлому на вынос
родина смертельная возьми нас
в мир которому на счастие дана

в хОлода запёкшуюся грудь
воскресительным дыхания порядком
посреди молчания побудь
красоты спасительным парадом

дня просвет – улыбка пустоты
в жизнь согретая саму себя вмещает
время наполняет и мосты
тел сердечных бережёт – не замечает
листья будто выдоха тепло
сжались на земли ладонях влажных
клёны-парусники – мачты наголо
донкихоты мельницы – не важно…

 

***

рухнул я в пустыне смерти
вовсе к смерти не готов
надо мной резвились дети –
сотни тысячи голов
взмыли точно не отсюда
багровея невпопад
матерело чудо-юдо
будто кто ему был рад

рук морщинистые руки –
выпростни его земли
поднебесья закоулки
приближали как могли

бельма черноту молили
в крик коростами времён
бел песок моей могилы –
звездочёт ничьих имён

ни реки ни переправы
ни горы ни деревца
в ноль творительной оправы
помещаюсь без лица

трижды страх геройству равен
в кровь душа перетечёт
яз по матери прославлен
юдо чудное не в счёт

сам себя в плечо пинаю
безобразен детский сюр
в глубине темниц данаю
прячет козлорогий кур

головы грехов – детишки
распинают мой приход
подрастут собачки мишки
смерть бескрайняя придёт

кто-то с крыльями спустился
дух качнулся нутряной
уж то заново родился
паровозик заводной

прочертил песок ступнями
от конца смертельных врат
до начала – жизнь за нами
где не надо умирать…

 

***

жёлтый лист напролёт
как холодное пламя
весь когда не умрёт
что ему будет память

то ли ветку держать
цепенеющей ножкой
то ли небом дрожать
и гореть понемножку

нерв ничьей красоты
жив покуда распластан
в ней глотком немоты
поднебесным балластом

это воздуха кровь –
ретивое бессилье
призывник будь здоров
пустоты бледно-синей

кружевник бобылём
передержан в ноябрь
сам собой ослеплён
однокрылый корабль

будто слёток поёт
в никуда разлетаясь
догорает полёт
кровь кружит золотая

 

***

тебя не переставая
любить бе/г/лым взглядом
времени перелётная стая
приземлилась где надо

значит зима храбрится
без толку по-привычке
кружевная поёт водица
пространства сукно кавычит

белодырые сердцевины
безымянные там и тут
земляную согреют спину
аннулируют солнечный труд

обнажится чудес теплица
за хрустяшку стихов моих
только сердцу любви не спится
в тёплом холоде за двоих

 

Упорхнувшей синице-маковке

1
щиплющая серёжки берёзы синица-маковка
за ней – бесконечно плывущие прямоугольники по мосту
а посередине мысль
скрепляющая на жидкие гвозди времени этот простецкий пейзаж
так проявляется мир в мощи своей и бессилии
мощь синицы – свобода и вдохновение полёта
бессилие цветной вереницы на мосту –
предсказуемость и тошный гул однообразия
запавшая клавиша мысле-взгляда словно хирургический зажим
останавливающий кровоток хронотопа

неужели без этой невинной «остановки»
сотворительный импульс бытия проворачивается вхолостую
как будто потусторонний прыжок не прорвавшись во вне
захлёбывается инерцией временнОй воронки

почему кажущийся нейтралитет наблюдателя всегда разбивается о живое присутствие
а синица при нулевой возможности машинально ныряет в сторону –
воздушным поршнем проваливается в близкое никуда
что/кто в силах приручить полётную душу – договорить имя?
человек зачастую – невежественный нарушитель свободы – медведь птичьей гармонии

только по-настоящему свободная в своём созерцании мысле-душа
искренне радуется вдогонку упорхнувшей синице-маковке

 

2
власть машин начинается в момент констатации наблюдателем факта власти машин
что же должно произойти для такого сверхциничного случая
человек должен поступиться свободой
тогда искушённая душа перерождается в греховную т/юр/ьму-оболочку
а её соглядатай злится упорхнувшей синице-маковке

 

***

сквозь рты беззубые кленовых конвоиров
зима прорвавшись бледною царицей
разверсть нуля на молоке кроила
снежинок будущих замешивая лица
рукой дырявой

обнажены сугробы плеч её небесных
до заморозков губ заворожённых
стекляшка выдоха – бубенчик песни песней
груди подымчивой до звёздной кроны клёнов
свободе равной

сфероворот планет во все свои литавры
бетховенским размахом оглушён
пространства рёбра бездну разобрали
как будто строки под карандашом
круж/ш/ат бумагу

тиктачет вертится прогулка-передряга
бесшумного разгула бытия
на передержке времени объять
историю морозного гулага
любовь и благо

очнулась голодом в побег на снежных лапах
ядром кометы и распахнутого льда
зима-зима снежинками царапала
разрыв небес где разгорались холода
и тьма спала…

 

***

ниочёмность головы-пуговицы пугает себя саму
мысли на её орбите в пустоту ума выбились
что теперь всегдашние весомые «почему» –
как ни волшебные пузыри золотистой рыбины

шаркает днищем подвига шариковая суетень
двухмерные письмена словно горные цепи
в бесконечные прямоугольники беломлечных путей
вонзаются хоть бы что
а там – ни просвета индии
ни кантовской апперцепции
разве что бабочка хоботком
уравновешивает цветочный колодец
варакушка поёт ни о ком
то есть арию о райском исходе
мистическим в сентябре вечерком

чтобы кто-нибудь лепестка лепет бумажный согрел
расшифровал возник на планетно-палестиновых распрях
дерево камень птица больше жизней своих и тел
больше мысли о них в голосах райскокрасных

смысл рыбы – выводящий наружу пузырь ея –
нутряной губошлёп без которого не прольётся
свет-дальнобойщик на глубину – разъять
первобытные тверди в потьме адама-первопроходца 

 

***

на кровь умноженная мнит земля
свой голем дух и подвиг
                                       грех калымя
минуя превращенье свет и глину
сквозь каменную стужу – теребя
песок в сухом остатке полукрыма
который жив как будто вправду сгинул
как будто вовсе не было тебя

когда лопатный вывернется стон
в червиво-чёрный выворотень скорчась
расширится ускорясь голос ночи –
равно вселенная разгадывает п(р)очерк
вдырявленных звездатых червоточин
где первый до последнего прощён
окопных словно скоропись имён
в них первотворый мір осуществлён
в бесчисленный разлёт укрепбозонов
в материю безрёберных траншей
в тела и души до разрыва сверх речей
рождается сознанья оборона
бушует солнце точно свету повинуясь
само творение взыскует – аллилуйя…