Выпуск №16

Автор: Виктория Комарова

 

это 31 декабря, аня поссорилась с родителями из-за – кажется – мандаринов? мандарины испортились. все пять килограмм. и весь вечер пропитался мандариновым напряжением. мандарины распространили гнилой запах на всё вокруг. на мороз – он тут впервые за пять лет, нам теперь неделю сидеть дома. на музыку, которая одна и та же и вся надоела. а новую не хотим. на год, который был трудный, но следующий високосный. на пыль, которую протирали, а она тут как тут. на аню, которая бросила институт из-за депрессии, которой, как известно, не существует, а всё это ложь и лень.

это новый год, и вот моё желание, — думает аня, спускаясь по лестнице. сверху хлопает железная дверь родительской квартиры. — понимание.

а на улице морозилка. тёмная и старая, с намёрзшими сугробами. в снегу валяются стеклянные бутылки. от холода жжёт нос. это не воздух, а перцовый газ. аня злится, ещё трясётся, так сердце барабанит, дышит в шарф горячим бутербродным дыханием. отдышаться не может. долгий выдох, короткий вдох. смотрит – во дворе уютно разместилась бездомная компания. двухметровый в женской шубе, пуговица-страза ещё держится за петельку на животе, но вот-вот оторвётся, две тонкие женщины, в одном на двоих пуховике-одеяле с надписью bad man на спине. и им явно теплее, чем ане – в штанах без колготок, в кроссовках, коротких носках. куда она так пойдёт?

— эй, — крикнул ей гигант в шубе, — с новым годом!
— и вас.

аня не хотелось быть невежливой, поэтому она решила пару секунд постоять на месте, если разговор продолжится, и он продолжился.

— а свет не выключили, –— и указал на окно.
— там родители.

странно, что гигант знает, из какой аня квартиры. раньше она его здесь не встречала.

— электричество надо беречь.

и обращаясь к своим товаркам и товарищам, мечтательно:

— я люблю, чтобы только звёзды.

к дому подъехало такси. вот спасение. водитель вышел, закурил. кивнул компании.
и аня подошла.

— вы свободны или ждёте пассажиров?
— свободен, — сказал таксист, — абсолютно свободен.

кинул сигарету в сугроб, пикнул сигнализацией и пошагал к подъезду.

— а меня не отвезёте? ну пожалуйста. это быстро, я вам деньги на карточку переведу.
сколько скажете.

таксист посмотрел на неё, похрустел костяшками пальцев, откашлялся, спросил куда. достал телефон, открыл калькулятор. две тысячи. «куда» было отелем в центре города, старым и пыльным – здесь мало кто его любил. значит будет свободный номер.

отъехали. водитель поставил телефон в крепление на лобовом, открыл «пропущенные», а там всё красным – лена, лена, лена. нажал на вызов. три гудка до перекрёстка и встал на светофоре.

можешь не приезжать, встречу новый год без тебя

справа девятиэтажка – единственная в городе. когда-то она казалась огромной. с лифтом. больше нигде нет лифта. аня была там однажды на дне рождения одноклассницы. весь вечер катались – со второго на третий, с третьего на седьмой и вниз. по двое, по трое и толпой. а именинница поехала одна, на этаже двери не открылись, и на другом не открылись, её протащило до первого, потом наверх. пришли родители – нажали, вызвали и выпустили. у именинницы была анорексия. все думали, лифт не открылся, потому что она мало весит – он её не почувствовал, не распознал.

начинается

город всегда был заброшенным и безлюдным. но странно, что и в новый год на улице нет людей. только стая собак у продуктов. и подростки с музыкой на телефоне.

 я в депо звонила – у вас смена кончилась

а рядом местный бар работает. место страшное, там драки – мужские, женские, а вместо ананасов в гавайскую пиццу кладут консервированные персики. вообще, бар – бывшая шиномонтажка, отмытая, украшенная бумажными фонариками. туда идут есть роллы и пить пиво, и драться с теми, кто не хочет роллы и не любит пиво.

лен, у подъезда заказ поймал – две тысячи

из бара вышла девушка. ровесница, лица не видно. одета странно – красное дермантиновое пальто. как она не замёрзла? шапка-ушанка. что она тут забыла?

короче, жду до одиннадцати

за ней – парень. среднего роста, короткая стрижка, куртка цвета хаки. как будто нейросеть по запросу «россия, парень» выдала средний результат. аня думает, что парням этот цвет нравится потому, что если война, они будто уже в камуфляже.

водитель положил трубку.

22:45

девушка, похоже, много выпила, шла и шаталась, так хохотала, голову запрокинув, что слетела шапка, поскользнулась и упала в снег. парень помог ей встать, взял под локоть, но после не отпустил, так и держал. смех выветрился, лицо вытянулось. навис над ней и говорил. а что – по губам не понятно. аня прикидывала варианты. сейчас я отведу тебя вон за то дерево, изнасилую и убью. не подходит. пойдём скорее, ведь дома нас ждут дети. тоже не то. привет, у меня свой подкаст, давай перескажу последний выпуск. девушка смотрела на свои кроссовки, голова жила отдельно от тела и качалась как у игрушечной собачки в машине. вот и у таксиста такая есть. а потом – непонятно, она то ли попыталась вырваться, то ли просто на ногах не устояла. рухнула на четвереньки, парень руку ей протянул, а она замерла. и смотрит прямо сюда, прямо в окно, ане в глаза, она её видит, они видят друг друга. аня просит:

— можно я на минутку выйду?
— нет у меня минутки, девушка. или по адресу или на выход.

девушка в красном пальто стоит спиной к машине, парень обнимает её за плечи. 

— тогда по адресу.

хрустит снег под ногами на ступеньках отеля, скрипит паркет на входе, администратор в чёрно-белом шуршит листами договора. с новым годом, где галочка – подпишите. звенит связкой ключей – снимает с крючка, кладёт ане в руку. в номере душно, влажно и глухо. аня включает свет, слышит лёгкое гудение, как будто комната перезагрузилась как старый компьютер. на свет прилетела вялая, полусонная муха, ожившая от тепла. зашуршала сухими, обожёнными крыльями и упала в стакан на столе. аня представила, как кладёт чемодан на кровать – раскрывает, разбирает. что кто-то так вообще делает, она видела в фильмах. думала – надо же, грязнючий чемодан на чистую постель. но у ани вещей не было, только паспорт и телефон.

из развлечений – окно и телевизор. аня выбирает окно. лопаются фейерверки, как попкорнины в микроволновке. фейерверки аня не любит. в детстве у неё был пёс – бородатый джек-рассел, трусливый и агрессивный одновременно, неласковый, неигривый, но по ночам уложенный в кровать, укрытый одеялом, пыхтящий от жары, заглаженный и зацелованный и спящий так до самого утра. тот новый год родители встречали на площади, аня должна была остаться дома, но напросилась с ними. собаку взяли за компанию. страшные звуки и ядовито-розовое небо испугали пса. он взвизгнул и вывернулся из ошейника. втроём потом ходили по дворам, аня рыдала, утирала сопли варежкой-ледышкой, отец плевался, матерился, мать повторяла, беня, ко мне! беня ни разу в жизни не выполнил эту команду.

та девушка, когда замерла, стояла как заблудившаяся собака, испуганная и растерянная, которая знает город, но не ориентируется в нём, уже чувствует опасность, но не может никому рассказать о ней. аня хочет ёе найти. строит в телефоне маршрут от отеля до бара – двенадцать минут, ещё можно успеть. добирается за восемь по дворам.

внутри пусто, работает официант.

— с новым годом. шампанского?

аня чувствует себя глупо. а ещё ей страшно. хочется уйти, но неудобно. и думает, ладно, в отеле всё равно скучно. посижу.

—  пожалуйста, да.

пластиковые стулья с логотипом пепси, золотистая мишура на столах, и на каждом – маленькая пластмассовая ёлочка. всё какая-то шутка, всё ненастоящее. может и шампанское не шампанское. аня выпивает бокал до дна. нет, шампанское настоящее.

— ты одна?

аня кивает. если рассказать всё как есть, официант решит, что она сумасшедшая. он подливает. аня начинает издалека.

— а что, у вас сегодня никого нет?
— рано ещё. все с семьями отмечают. у нас место не семейное. после полуночи придут. с родителями встретят – и придут.

аня чувствует, что пьянеет. заколдованное шампанское или усталость? интересно, чем родители занимаются. пирог, наверно, подгорел – ругаются из-за пирога? или смотрят концерт по первому. жалко, что она не успела вручить им подарок. представила, как утром придёт – помирится и подарит. световой будильник, чтобы легче просыпаться по утрам. родители встают в пять, в самом сердце темноты и холода. а будильник изображает рассвет, даже как-то как будто греет.

— вам, наверное, обидно в новый год работать.
— наоборот, я пять лет подряд смену беру.
— вы что тут пять лет работаете?
— ну говорят, где новый год встретишь, там и…
— так вы в следующий раз не берите.
— а что, тебе тут не нравится?

аня не помнит, как они перешли на «ты», а также – какой по счёту бокал шампанского она пьёт – третий? второй? за окном пошёл снег, а внутри заиграла музыка – выходит, до этого они сидели в тишине. и почему-то это песня про день рождения. официант зажигает бенгальский огонь, подносит к аниному лицу.

— а ты не местная. из москвы? наверное, в хорошие места ходишь.

кажется, что сейчас из кухни вынесут торт со свечками, выйдет ведущий в красивом костюме, из-под столов выпрыгнут родители и друзья. официант не будет смотреть так пристально и холодно. он, актёр местного тюза, много лет отрабатывал этот взгляд.

— сюда зачем пришла?
— я девушку ищу. она была тут.
— кого?

рассказывала, с каждым словом сдуваясь как воздушный шарик, голос становился всё выше и выше, так что в конце почти пищала как мышка-мультяшка, ничего не осталось от её уверенности, какое глупое решение – уйти из дома, с чего она взяла, что может помочь, что помощь нужна. а потом в бар зашла женщина. аня чуть бокал не уронила – в красном пальто из кожзама, в шапке-ушанке, точь-в-точь как та. только старше лет на десять и крупней. голова кружилась, аня свесила ногу с высокого барного стула, чтобы притормозить, как дети, разогнавшись на качелях, тормозят подошвой по земле. аня замолчала. официант сказал «я сейчас» и ушёл на кухню. вернулся с тёплыми пахучими кульками, завернутыми в фольгу и полиэтилен.

— так, курочка. картошка. оливье.
— а щи? опохмелиться.
— щи нет.
— щей.

это аня сказала.

— правильно говорить щей.
— правильно варить щи, а не по шалманам шляться.
— а вы что же не сварили?

женщина села рядом. аня думала, разозлится, но та отвечала спокойно.

— не могу, понимаешь. готовка бесит. смотрю на все эти кастрюли-сковородки, ложки-поварёшки и тошнит.

женщина задумалась. потом жестом показала официанту, чтобы налил, сняла пальто и шапку, сложила на свободный стул. аня вспомнила, что до сих пор сидит в верхней одежде, почувствовала, как вспотела, и тоже разделась, повесила куртку на спинку стула. женщина выпила с ней.

— только мой-то не знает этого. думает, я всё сама.
— а вы скажите честно, что не можете. он вас не за это любит.
— за сердце доброе и светлые глаза.
— как вариант.

помолчали. потом аня спросила.

— а он не заметит, что вы коробки из бара таскаете?
— он позже придёт. таксует пока. сколько времени, кстати? 

22:45

так холодом обдало, будто аня, вспотевшая, вышла в сырую ветреную улицу. от шеи до локтей острые ледяные иголки. не может быть, это часы стоят. женщина говорит по телефону. прощается с официантом, с аней.

— закончилась смена. я лучше пойду.

встаёт, но видно, что стоит еле-еле. вот оно, начинается. только аня и сама такая же. это официант их отравил. он подмешал что-то. теперь ничего не выйдет, всё зря. аня чувствует, что если встанет – упадёт. надо выпить воды. официант говорит.

— воды нет. только шампанское.

и улыбается. аня по стенке идёт в туалет, включает холодную воду и ставит висок под струю. потом пьёт, умывается, смотрит в зеркало. возвращается – а женщины нет. нет и аниной куртки. видимо, перепутала ушла не в своём. на барной стойке оставила телефон. звонит толик какой-то. аня берёт трубку.

— лен, я у подъезда заказ поймал — две тысячи

по волосам ещё течёт вода, под стулом накапало лужицу. говорит медленно и тихо.

— хорошо. не спеши.

толик, кажется, не знает, что сказать.

— спасибо.

хочет положить трубку, но аня перебивает.

— слушай.
— да?
— я ненавижу готовить. я еду покупаю, а тебе говорю, что сама.

толик смеётся.

аня берёт вещи женщины – дермантиновое пальто смешно скрипит. гладит пушистую шапку-ушанку как маленького щенка. официант вроде занят посудой, но вообще-то следит за ней. аня выходит, но ноги глупые, неуправляемые механизмы. ей и смешно, и жутко. это розыгрыш, это сон, это шутка, этого не может быть. хохочет, хоть не весело, запрокидывает голову, голова перевешивает, аня летит в сугроб. выходит официант в куртке-хаки, берёт под локоть. больно. поднимает, говорит.

— тебя здесь никто не знает. никто тебя здесь не найдёт.

аня смотрит на официанта – даже теперь она бы его не запомнила. черты самые обычные, стрижка под ёжик. не лицо, а пятно с глазами. глаза зелёные.

—  только я, — он повторяет это «я» несколько раз, как заклинание — могу помочь.

аня смотрит вокруг. в окнах домов погашен свет. похоже, у гиганта в шубе будет звёздная ночь. официант согнулся – прямо над её правым ухом.

— никто не придёт.

аня дёрнулась, чтобы вырваться, но далеко не уйдёшь, если забыл, как ходить. поползла на четвереньках. снег обжигает ладони, намокают колени. аня поднимает голову. такси! мычит, но разве слышно отсюда её мычание. не видно, кто в машине, но вроде кто-то есть. думает – это новый год и вот моё желание.

загорается зелёный свет. машина остаётся на месте, сигналит.