Памяти Владимира Тучкова

Выпуск №17

Автор: Татьяна Риздвенко

 

Ожидание у ритуального зала. Идеальная похоронная погода. Дождь не идет, а стоит, иногда припуская. Время дня неопределимо (позднее утро). Зонт желателен, но не обязателен.

Зданьице на задах огромной территории горбольницы. Группка провожающих, среди которых мы с В. Цветы в руках.

Лица родных выжжены мукой последних дней.

Тоже мучаюсь: неужели больше никто не придет. Кроме самых близких. Нет, все понятно, пандемия, осень, ужасная погода, дальнее Подмосковье, но…

Мастер нетерпения, отличник накручивания, смотрю на дорожку, ведущую к моргу. Абсолютно безлюдно. Унылая пустота. Никогошеньки.

Вдруг, двое мужчин. Направляются к нам, больше некуда.

По мере их приближения становится ясно, что хоть к нам, но не те. Видимо, грузчики. Мужики в спортивных костюмах и шапочках забиваются под козырек, достают сигареты; смотрят мимо.

Мучаюсь пустотой дорожки.

Вдруг, сворачивают двое. По силуэтам, по еще каким-то признакам — к нам, наши. Еще ближе, и я их узнаю. Добрались. Извиняются что без цветов. Лично я готова их расцеловать, хотя мы не знакомы.

Виделись на юбилее усопшего, пересекались на его вечерах.

Проходит еще десять минут. Дорожка являет ожидаемое. Несколько мужчин, в руках одного из них белые розы. Люди «из цеха». Друзья. Пришли, добрались.

И тут нас вызывают:

— К такому-то!

Грусть. Слезы под масками, на масках. Усопший, красивый, свежий, будто спящий. Как раз только что В. рассказывал про святого Иоасафа Белгородского, чье тело после смерти оставалось нетленно. Белая рубашка, черный пиджак — никогда при жизни, только джемпер или футболка (на моей памяти). Цветы в изножье гроба.

Друзья говорят. Прекрасные слова, я благодарна тем, кто сумел в таких обстоятельствах их найти и произнести (а не реветь, как). Близкие стараются коснуться. Целуют холодный лоб. Смотрят, смотрят, смотрят: запомнить, запечатлеть.

— Ну, пора.

Входят грузчики с профессионально индифферентными лицами. Один совсем молодой, ярко-румяный, с бородой.

Гроб накрывают крышкой. Закрыли. Забили.

…Утешаю себя тем, что он уже где-то наверху, смотрит на нас и ужасно жалеет. Мучается нашей мукой. В стороне тактично пережидает Витя Коваль, отправившийся на небо в начале февраля, по которому новопреставленный тосковал, скучал. (А Витя, прошедший все это полгода назад, переживает сейчас за друга).

Когда все закончится, они устроят небесное застолье. Стояние на Верхней Воре. Отметят встречу. Заведут легкую, такую как бы немного фольклорно-былинную, вроде бы ни о чем беседу двух талантливых друзей. Я слышу их голоса, неповторимые интонации. Спустя некоторое время к ним постучится (хотя там же все мягкое? газообразное?) Герцик. Втроем найдут Сашу Ожиганова. Остальных. В небесном фейсбуке Володя продолжит в том же плотном ритме вести блог, писать рассказы. Сочинит новый роман, и не один. Как бы ни хотелось нам это прочитать, придется потерпеть, погодить, всему свое время.