Выпуск №17

Автор: Мария Попова

Нас с Людмилой Вязмитиновой связывало очень многое в последние годы, начиная с 2016-го. Мероприятия и проекты, куда она приглашала, личная, очень нежная дружба. Мы дважды справляли вместе Новый год, были в Тарту и гуляли по улочкам этого города, пили грушовый сидр и кофе, много говорили о литературе, иногда спорили. Я застала её ожидание «Текстов в периодике» и выход «Месяцеслова», написала несколько статей о её студии. Она же сделала для меня бесценное – написала предисловие к первой моей книге «На грани», которая пока ещё есть  в Фаланстере и у меня. Людмила была человеком, который рядом и в горе и в радости, могла поддержать после неудачного романа, порадоваться счастливой любви и пообсуждать коллег, а могла – раз! и вдруг, с ходу, тут же провести беспощадный критический анализ обсуждаемой литературной ситуации. У неё был редкий дар радоваться за других и соблюдать объективность, а иногда – видеть будущее.

Но мне бы хотелось сказать не об этом, а поговорить о ней как о литераторе. Людмила своими руками, сердцем, умом, всем существом чутко выстраивала литературный процесс. В той мере, в которой могла. Создавала саму творческую среду, дарила радость жизни в литературе. Иногда это была трудная и болезненная радость.

Людмила сохранила юношескую открытость, радостно знакомилась с новыми людьми, поддерживала и даже подталкивала к мыслям, к текстам. Когда она ушла, я поняла, насколько сильно и глубоко, глубинно с ней были связаны не только я, но и многие другие. Через неё и друг с другом. Чтобы адекватно передать крепость этой связи, упомяну «связи корневые» Арсения Тарковского и вспомню, что Людмила любила образ, символ Мирового древа, носила даже кулон с его изображением.

Она создавала какую-то удивительную атмосферу душевного и творческого родства. Мне кажется, это чувство надо поддерживать. Ещё Людмила была удивительна в том плане, что иногда сама себе противоречила.  Она могла, например, сказать в частной беседе: «Маша, или психотерапия, или литература». И в то же время через несколько лет основать фестиваль «Поэзия со знаком плюс», который стал для многих из поэтического сообщества поворотным. Ведь концентрация на светлых моментах, проговаривание именно таких текстов, устремлённых к светлому, вечному (нет, не в избитом, затёртом смысле), да ещё и в группе, помимо творческой трансформации имеет мощное психотерапевтическое воздействие. Кстати, на вечере её памяти в Лермонтовке многие уже высказали пожелание, чтобы в каком-то виде этот фестиваль продолжился.

Она была чутка к последним тенденциям. Так, она затеяла и непродолжительно вела САБЖ (Сообщество активно беседующих женщин), чувствуя огромную потребность в женском полилоге. Также она поддерживала и изучение верлибра, и И-стих (интегральный стих) – новейшие разработки Александра Бубнова в теории стиха. Ну, о том, что она сама была интересным поэтом (в первую очередь я видела её как поэта) я уже неоднократно говорила. Причём Людмила интегрировала классическую традицию духовного стиха и авангардные веяния, изучала трансгуманизм, писала интересные яркие верлибры. То есть  воспринимала и поддерживала новейшие интеллектуальные течения и обучала других, самой своей жизнью отрицая господствующий ныне унылый возрастной фашизм.

Перед тем, как мне приехать в Зверевский центр на вечер её памяти, я ненадолго заснула, и Люда мне приснилась. Как будто она подходит ко мне в Зверевском. В своей неподражаемой шапочке, с рюкзаком. Хочет мне что-то сказать. Причём я осознаю, что сплю, а она сейчас… в общем, в другом измерении. И тогда я с ужасом и трепетом спрашиваю: «Люда, ну как ты?» При жизни она настоятельно просила меня быть с ней на «ты», но у меня не всегда получалось. Она изумилась моему вопросу и ничего не ответила. Так я поняла, что для неё, в её пространстве, в её измерении, она по-прежнему с нами. Как в стихотворении, которое она написала на смерть Герцика: «Хотелось бы свидеться с тобой в литературном раю, И читать там стихи, стихи, стихи…». Тут, здесь и сейчас, и есть этот литературный рай.