Выпуск №3

Автор: Эфрат Мишори

 
НЕМНОГО КОТ

Словно увидеть агонизирующего кота и не подойти

Кот бывший        когда-то мне матерью       и всегда мне матерью.
Кот, бывший       всегда котом                       и когда-то мне матерью.
Кот, бывший       когда-то мне матерью       и когда-то котом.
Кот, бывший       когда-то котом                   и всегда котом.

Кот бывший        когда-то мне матерью       и всегда котом                     сбит.
Кот бывший        всегда котом                       и всегда мне матерью        забит.
Кот бывший        много котом                       и немного мне матерью     убит.
Кот бывший        немного котом                   и много мне матерью         забыт.

 
ДРЕВОТОЧЕЦ

Древоточец всё ещё точит
кривой подлокотник кресла.

Я отправила его глубоко и далеко,
поменяла обивку и вырастила новые подлокотники.

Но ночью,
в страшной тишине, дышащей за стенам шума,
я слышу шорохи далёкого тела

изгнанного
и отверженного
предмета обстановки.

 
СОЛНЦЕ

Солнце вернулось да ещё и с размахом после долгих дней тьмы.
Я его ненавидела, ведь мне уже была знакома его мощь во мне
и тьма, которую оно оставило за собой, уйдя от меня,
сиять над головами других, которых я считала светом.

Я предпочла сдвинуть его чуть-чуть в сторонку,
прилечь в тени под деревом (жаждущим его прожжённого света)
и плакать

одним глазом.

 
ГЛАЗ

Глаз слеп,
Он всего лишь видит.

 
ЦВЕТОК, КОТОРЫЙ ВСПЫХНУЛ НА МИНУТКУ

Цветок, который вспыхнул на минутку в прекрасном свете лепестков –
Цветок, который нежно протолкнулся кверху, не высказав об этом своё мнение.
Цветок, которому знакомо было благородство его икр лишь в изумлении
Превосходящем их рост –
Цветок, узнавший белизну своих корней
В прозрении его взгляда, пробившегося
И потом поникнувшего.

Цветок, который погрузился целиком в еще не раздавленном восхищении –
Цветок, выросший в смущении у подножия восторга,
Не грабившей, не обиравшей.
Цветок, который следовал в восхищении за россыпью солнечных лучей –
Цветок окружённый светом, таким же тёплым и стыдливым, как он сам,
не обжигавшим и не покрывавшим.

Покуда как-то раз не появился грязи ком
Им вбили поражение крестьянским сапогом:
Поймали на горяченьком с высящим языком,
медоточивым, лишним и крошечным лицом,

Взошедшим над собою под солнца колесом,
там, на границе сада, рядом с лающим псом.

 
БОЛЬШОЕ МОРЕ И МАЛЕНЬКАЯ ТУФЕЛЬКА

Большое море пришло к маленькой туфельке:
Я устало. Что ты сможешь мне дать?
Колыбель, — сказала маленькая туфелька, покачиваясь из стороны в сторону.

Большое море пришло к маленькой туфельке:
Я больно. Что ты сможешь мне дать?
Постель, – сказала маленькая туфелька, и ее края заблестели во тьме.

Большое море пришло к маленькой туфельке:
Я – дитя. Что ты сможешь мне дать?
Всю себя, – сказала маленькая туфелька и разбилась вдребезги.

 
ЧЕРНОРАБОЧИЙ АВАНГАРДА

Мой сладкий,
мой чернорабочий авангарда,

дорогой,
как всё,
чего я не сделала ради тебя,
нежный,
как напряжённые края
красного уха плоти,
изнеженный, как берцовая кость,
оттискивающая трикотажные полосы у меня на щеке.

Опираясь на внутреннее тепло твоих бёдер во время поездки,
мои чёрные туфельки на шпильках поблескивают мне снизу,
сообщают о точном месте,
когда ты обычно
уходишь,

и в лице, глядящем прямо на дорогу,
замирает на мгновение
сердце
вечного подростка

на расстоянии папиросной бумаги
от любви всей моей жизни.

 
СЕРИЙНАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА

Я
серийная писательница.

Если б не была серийной писательницей,
была бы серийной убийцей.

Если б не была серийной убийцей,
была бы серийной давалкой.

Если б не была серийной писательницей,
я бы убила сериал,
сериализовала убийство,
дала бы убийце
и писала бы об этом
от темна до темна.

А так что же я делаю?
Боюсь их всех
и сижу

в комнате одна.

 
Перевела с иврита Гали-Дана Зингер