Выпуск №17

Автор: Елена Фанайлова

Идет Голем ногами глинными длинными Проваливаясь по колени Полями минными И мины мнет как раковины И взрывы слух его не оглушают А только демоническое пенье Дает ему ритмический рисунок шага и спросонок он думает: где важная бумага? Безумье и отвага Неразрушимость в старом мире тленья Увага, пацаны, увага, тревога всем постам воздушным и земным Пошлите смс начальству и родным Голем идет и мертвых поднимает И топчет как слониха в ярости ростки предательства и глупости и старости ментальной Пинком он опрокидывает системы ПВО и звон кандальный и медальный Визжит зарезанный как поросенок Ни холотроп, ни ада торжество. Страны (одно) холодное дыханье Не достигает больше ничего

Когда я был с тобой. Когда ты сохранил и самиздат-архив, и ебнутый винил, библиотеку деда, письма мёртвой матери Надменные сухие комментарии Курортные открытки, недобитки Карусели в Пратере О демоны любви, о чокнутые парии, читатели газет, войны свидетели. Я ставлю на кон жизнь свою, и мне там хуй наны. Огонь на станциях горит о мертвом петеле Его передают в степи как знак восстания. И капитаны поднимают флаги, читают старые забытые бумаги и помнят опыт свой сопротивления. На ставку и генштаб давно забили Мы сами можем это рокабилли Учитывая все потери поколения, мы лучшие из нас.

Идет Телем говном некопаный И воины врастают по уши Когда б я был один, то был бы в ясности Но я с тобой до самой смерти, матушка, и мой отец, и дело осложняется Простым людским товариществом Когда б я был один, то см-ть мне частности. Я не держался никогда за дерево, за землю и металл. Одни огонь, вода мне были братьями. Мои доспехи делаются платьями, в которых ты меня когда-то обнимал, не помня зла. Как Лермонтов писал подружке в студию столичную: мы можем обсудить тут наше личное, но речка Валерик меж нами пролегла.

.

Возможно, ты знаешь, кто я. Но кажется, нет так нет. Весь мир говорит пустое Как пел заезжий корнет Возможно, ты помнишь, где я, когда я не знаю сам Потсдам и Вандея стоя Сдавая любого По разным своим местам

Возлюбленные смеются, рождаются, умирают Не сдаются, не отвечают, не признаются. Вызывай их на блюдце мертвых Теряют себя, карают Рисуют карикатуры И пишут суры черные перья О, весь я стоял, состоял когда-то из недоверья Когда моя мать молчала когда папаша не отвечал Да ладно Мы состоим из упреков родителей, это просто начало начал Мы состоим из отказов, провалов, убитых дедлайнов и стертых эфиров Я не люблю тебя, говорит в тот момент, суко, когда я полностью умирал. Я не могу с тобой встретиться, когда мне надо, и мне тут одной не пройти до дна Я люблю тебя, говорит, когда мне оно вообще не надо ни разу Ни алмазов Твоих, Хосспади, ни сапфиров Ну правда, скорее это картинка ада, чем рая? Я искреннее удивлена, что покуда жива и не умираю Но я обожаю свое состоянье, когда вообще одна Все провалено, суко, как говорит мой брат в этих случаях, мы все проебали Ебля случайная страстная без презервативов ходьба по краю Я хотела бы быть хорошей девицей, но вышло так себе, трали-вали, и мне плевать, где тут моя страна Да она и моя ли

Весь мир говорит по-английски. Треть по-испански. Весь мир говорит на иврите на арабском И по-китайски Никто на сербохорватском и украинском. Никто на русинском, на словацком. Ну так, кое-кто на польском, на португальском. Кто говорит на русском? Кого это ныне интересует, когда английский форвард пасует и забивает? Мы ждем, чего не бывает То ли оно остается, то ли мы признаем: говори, говори на всех языках, их будет не меньше три. Посмотри мне в лицо, моя см-ть, хорошо в него посмотри Как я встаю, делаю утреннюю растяжку, чищу зубы, глотаю свой первый кофе американо Вижу в старом зеркале твое свое отраженье Но не отворачиваюсь, а наблюдаю Мерзкие взрослой женщине складки победы и пораженья Всё, чем реально владею и обладаю Агенда трофи Альтер эго полуразрушенного каменного истукана

Новое путешествие на войне означает одежду хаки Инструктаж безопасности от конторы О закрой свои бледные ноги, моя Хозяйка, слишком худые для мира живых, и задерни шторы Спальной, где частный мир старой любви печальной Простирается в сторону мира мертвых И мертвой страны собаки Жрут мне щиколотки, пока я бегу по этому переходу По льду и воду

. · 

Смть стояла подле меня, долго думала. То ли взять, то ли чему наконец научить, чего не знала. Много знала, но чего-то вот точно нет. Лизоблюдка вокзала Востока, уродка. Адский кофе в пластиковом стакане. Мы всегда уезжаем от тех, кого любим и сожалеем. Новые запахи мертвых, очередные вопросы живых. Равновесие памяти и кладбищенского квартала Мне хотелось бы знать кое-что о законе В его юридическом смысле Как говорил Гаутама Сиддхартха, я люблю тебя, но мне пох твои мысли В свое время Я увижу тебя как письмо, как открытку и подпись твою на конверте Смерти нет, и нас ничего не тревожит, помимо любви и смерти

Снился ты мне во глубоком сне, и не был ко мне слишком любезен. Занят своими делами. Зачем приснился? Я не думаю о тебе, поверь. Слишком много других задач. Мы давно научились жить отдельно. Мы не оставим друг друга, пока мы живы. Думаю, после см-ти тоже. Но пока не тревожь меня этой связью Не мысли меня собою. Убери меня из картинок моря, путешествия, пары дней незаконной связи в провинциальном евроквартале Комары по щиколотки, вино по пояс. Бог свидетель, когда же я успокоюсь Когда я тебя забуду. Вероятно, что никогда, карате черный пояс. Годы шли, ничего не менялось. Мы любили других, любовь не знает предела. Мы работали в разных странах как наблюдатели, репортеры, шпионы Я жую этот мел, мне нравится вкус железа и мела Смотрю на розы, сирень, пионы Я не знаю, когда это кончится, не предсказываю, не жалею. Отженись от меня, генерал, береги в уме во тьме, если так уж надо. Железные стремена. Будь со мною пока не сгорели Я люблю тебя, не влюблена У меня нет цели Но вот в это глухое время Я не то чтоб не рада тебе Я тут никому не рада

Я не знаю, чем кончится медленное по времени Куда потекут кровь и почва Я не хочу это знать, пока мои молодые Едут на север и юг страны в омерзительной постсоветской плацкарте с потными дембелями и торговцами смертью, как говорил мой брат в старые годы. Если мы отдыхаем, то отдыхаем. Глубоки эти черные воды. Не задохнись, подыши под ними. У меня нет имени, и не давай мне имя. Рыба больших глубин, как говорил мой старинный друг, со стороны ты выглядишь как акула. Пара заросших ран на боках от человеческих гарпунов. Больше всего я любила поспать и плавать. Текст не интересовал меня как предмет. Скорей, топография снов. Описание снов, география мира мертвых. Телеграммы немедленно в мозг от погибающих пацанов. Телеграммы возлюбленных неизвестных, паникующих на фронтире Мы разбираем и передаем их дальше на три-четыре Где огни горят во степи, сообщая городу о вторженьи Сообщая Господу, что тут теперь непорядок Я собака Твоя подожди меня быстро я скоро буду Если нас ждет пораженье, как хозяйка, я знаю, как убирать со стола посуду Как врач сортировку раненых не забыла Я люблю не всегда приятных мне граждан различных стран, пока до сих пор любила

19 August  · 

#époque #Лисистратапишет #Дождь

в этой столице, одном из великих, но небрежно оформленных городов Восточной Европы Я курю на ступеньках гостиницы, смотрю на лужи, пинаю пепел Прочтены биографии Гектора и Ахилла, любовные письма мертвых поэтов и их адресаток, художниц и философок ХХ века. Это были горячие и холодные мужчины и женщины, бившиеся за свободу, дико крутые. Их пепел, далее мы по тексту следим отчеты сестры и братца их ледяную блядь огненную воду

Никто не пой за меня Сам пойди сходи этой речкой, там камни, течение, слишком быстрое, практически смертельное для человека

Дождь в одной из столиц Восточной Европы, холодный дождь. Куплено черное платье Армани и белые трусы за копейки, в которых сейчас моя жопа сидит на стуле. Во дворе завтра примерно в семь утра будут биться коты и собаки, и дворники включат телек, где транслируется канал Звезда. Эта советская интонация старых фильмов входит мне в уши два месяца, как я сплю по утрам, сова, и будет входить, пока не придет зима, эти добрые люди не закроют лавку воображаемого эфира. Много тут ваты-лайт, как, впрочем, и в Бухаресте, где молодой водитель с аэропорта успел сказать нам с чешским партнером по фестивалю: я хотел бы нового Чаушеску. Мы с чехом спросили: дорогой, ты точно такое помнишь? Он ответил: родители знают, и я им верю. Чудь, меря и весь. Отженись от меня, Ультима Туле. Я хочу добровольных союзов, а не силового захвата Но тут я одна, никто и ни с кем не вместе

В этой столице военная репетиция для парада, перекрыты проспекты. Дождь идет, как спасение местной секты. Я ничему не рада. В этой столице анальный и групповой незащищенный секс, алкоголь и наркотики, все в ней чудовищно уязвимы, как в любой восточной столице Европы после ее распада. Молодые сходят с ума от страсти, адреналина, военной травмы, восточные переселенцы. Что еще ждать от грядущей осени, её барочного великолепья. Набираю воздуха в легкие Слушаю дождь, жара наконец уходит Север рулит, хоть и не победит, но на время он точно рулит