Выпуск №18

Автор: Наталия Лазарева

Большая книга отметила избранных. Есть три первых места. «Филэллин» Леонида Юзефовича, «Лесков: Прозеванный гений» Майи Кучерской и «Вечная мерзлота» Виктора Ремизова. Победителем народного голосования стала Наринэ Абрагян с книгой «Симон». А вот «Сад» Марины Степновой занял тоже «народное» место, но третье. ЛитРес открыла книги из шорт-листа, и я, что могла, прочитала. Кое-что и не первый раз. Сейчас скажу «общее». Это хорошие книги. Но Большие. Их нужно читать долго.

И еще. Большей частью это книги о прошлом. А мне отчаянно хотелось современности. Сего момента. Какого-то сгустка, единого локального видения. Принято считать, что любой текст о прошлом — это и размышление о настоящем тоже. Ведь пишущий его человек живет на Земле одновременно со мной и пишет на моем родном русском языке.  Вот, как полагают, «Филэллин» – это размышление о природе власти в отечестве, что соответствует любой реальности, Лесков – о метущемся в густой и неправильной жизни таланте, «Сад» – о женщине прошлого, ведущей себя вполне современно и раскованно. Об этих Больших книгах писала (прилагаю). Но ведь кинулась-таки искать современность. Вот «Кока» Михаила Гиголашвили. Изобретательный и совершенно естественный язык современных людей, живущих то там, то сям – и в Европе, и кое-где поближе. Их мельтешение, их преступные заработки, их сидение в узилище, их возвращение домой в сказочную, почти киношную Грузию. Хорошо. Но я опять мучительно думаю: что же вокруг меня? И «Симон» поближе к нам по времени. Теплая Армения, хорошая притча. Но снова ищу.

Вот «Рана» Оксаны Васякиной. Да тут вообще все что есть вокруг и без прикрас! И больницы, и морги, и кладбища. И мыканье с прахом матери. И осознание себя другой. Что-то могло быть и поточнее, что-то не нужно было гладкими описаниями. Но одна фраза «Машина времени и тела» чего стоит! Все верно. И причем тут «Большая книга»? «Рана», вроде бы, и не соответствует данной большой компании. Может, и не ко двору «Большой книге».

А какова вообще, если подумать, судьба Больших? Будут ли и дальше писатели наращивать объемы до требуемых редакциями? И смогут ли читатели, чаще всего в электронном виде, преодолевать эти 8 и более а. л.? И что такое будет авторский лист вообще, когда бумажные листы практически пропадут? На наш век хватит! – скажут многие. А если не хватит? Если уже сейчас имеет смысл оставлять лишь самое яркое, ту самую горящую нить, на которую потом наращивают весь текст. Если эта нить, конечно, есть.

Леонид Юзефович в своих интервью утверждает, что главный герой его романа «Филэллин» – Григорий Мосцепанов, отставной штабс-капитан, странноватый ревнитель справедливости, стремящийся освобождать единоверную с нами Грецию от турецкий захватчиков. Ой ли? И по прочтении рассказа Леонида Абрамовича «Филэллин» в сборнике «Маяк на Хийумаа» и после преодоления около семисот страниц одноименного романа у меня все же сложилось впечатление, что главный герой-то — Шарль-Николя Фабье, француз, профессиональный военный, служивший еще в армии Наполеона, и безудержный борец за свободу. Да потому что в этом великолепном рассказе — уже все сказано.  Там уже дан единый образ филэллинства: уйти в далекую страну, воевать, не совсем понимая за что и не особенно надеясь на соратников и на победу. И образ неприкаянности и бесплодности… И какой образ! Образ – зрак – луч, высвечивающий кусок писательской выдумки. Там, в рассказе, все уже высвечено среди общей мглы. Само построение романа – отдельные письма, документы, фрагменты дневников – напоминают все же сборник отдельных рассказов. Большой текст собран.

Да, Мосцепанов – это целая история: и с некоей тайной горючей жидкости, и с неким сказочным змеем Горынычем (не очень-то это все работает…), и с тюрьмой, и с побегом, и с той же Грецией. Вполне завлекательные новеллы. Много и про Александра I. Тоже хорошо, а вспоминается, почему-то, очищенный чернослив и зеленый чай – ужин царя. Но не та ли это большая мгла, что стелется вокруг яркого куска о Фабье? Правда, в романе есть женщина Мосцепанова – Наталья. И она, пожалуй, ведь тоже горит этим немилосердным светом. Немаленький такой нос, татарские глаза, особая грация – древняя богиня, явившаяся на Урале.

Я к тому, что Большая книга, Большой объем текста – нужно ли это все нынче? Роман нарастает на луче, на нитке, опущенной в мглистый соляной раствор, как кристалл. И будут ли читатели пробираться сквозь всю эту соль? Разве что нитка ярко светится.

Слово «прозеванный» в названии жзл-овской книги о Николае Лескове «Прозеванный гений» сразу вызывает некий вопрос и сомнения. А также надежду.  Что книга содержит в себе нечто неожиданное, чего не может быть в обычной биографии. (Слово, конечно, от Игоря Северянина, но ведь нужно же было его добыть и использовать!)

Еще в юности моя много читающая бабушка рассказывала о носовом платке на длинной веревочке, которым озорная попадья пыталась расшевелить очень занятого мужа и призвать его к себе. А внимательно прочитав сочинение Лескова, я еще обнаружила утренний туман над рекой, безумно странные, даже пугающие, фигуры в этом тумане, которые надвигались на ничего не подозревающего читателя, и даже подумала – во, фантастика! Это у Лескова-то! А, между прочим, Левша у нас как раз «сумасшедший изобретатель». То есть имеются все причины считать, что…

Конечно, Майя Кучерская в своем Большом и серьезном исследовании ничего такого не пишет, но столько раз подчеркивает непредсказуемость, почти невероятность подходов Лескова к обыденной, вроде бы, действительности, что невольно задумываешься: называть ли его скучным термином «писатель-реалист»? В своей Большой книге автор приводит множество фактов (и намеков на факты) из жизни Николая Лескова, да еще, видимо, под влиянием его выразительной прозы («А какие в них ритмы» — опять же Северянин) позволяет себе и собственные художественные отступления, так что в книгу погружаешься, ни о чем не жалея.

Только возник вопрос. Приведены два соображения по поводу того, как Лескову удалось получить определённую известность при окружающих его скандалах и непредсказуемости литературных заработков? Кучерская приводит два довода. Во-первых, Лескову удалось выжить, а ведь многие из писателей-разночинцев безвременно погибли. Во-вторых: этот человек обладал ярчайшим, несмотря на сомнения на этот счет современников, литературным Талантом. Да, доводы справедливые и практичные. Но не стоило ли переставить их местами?  

«Сад» Марины Степновой — не вишневый. Там больше яблоки, груши и сливы. Крупные, спелые, исходящие соком. И не такое уж там все душистое — и навоз в описаниях имеется, и запахи болезней.

Главная героиня, женщина свободная и решительная, конечно же, вырубает сад и организует на его месте прибыльный конный завод. Она еще и мужчину себе «берет». Берет случайно заехавшего, раз пришелся по вкусу, и держит при себе. И думаешь: ни она, ни ее дети в результате катастрофы не пропадут. Уедут и заведут свое дело где угодно. Про сад и старинных (вроде бы) людей, в нем обитающих, читать можно долго, не надоедает. Стоит согласиться с тем, что какие-то сюжетные линии обрываются, не прослеживается дальнейшая жизнь некоторых персонажей. Ну, что ж… Так бывает. Книга Большая.

Однако, погрузившись в позапрошловековую жизнь, понимаешь, что центральные фигуры вполне современны. Ведь это роман воспитания, даже двух воспитаний. Главную героиню – Тусю – позднего ребенка богатой и знатной княгини, по сути, воспитывает домашний врач, человек довольно прогрессивных взглядов. Здесь и закалка, и долгие прогулки в любую погоду, и определенное свободомыслие. Вот и получилось то, о чем много говорят именно сейчас, в двадцатые годы 21 века. Получилась свободная, практичная, своенравная женщина. Да и случайно приехавший мужчина – Радович — не случаен. Есть и его воспитание: полунищенская, подчиненная гордому отцу жизнь. Унижение, гордость и слабость. Гимназия, университет, товарищи. А один из товарищей… он вдруг – Саша Ульянов. Приостанавливаешься. Словно пришел в гости, а там – некое знакомое лицо. С ним связано что-то тяжелое, но все равно радуешься: человек-то из старых знакомых! Да еще одинокий Радович ходит в хорошо устроенный и принимающий его дом Ульяновых с особым чувством. Странная, конечно, ассоциация… Но ведь словно Гарри Поттер в дом Уизли! Да нет, ассоциация не удивляет. Все живет, все перемешано: яблоки, груши, сливы, «Война и мир», семья Ульяновых и мальчик Поттер. И вполне читается.

Алексей Поляринов. «Риф». Кстати, почему именно «Риф»? Там, конечно, объясняется. И атолл, где произошла трагедия с туземцами, тоже в какой-то степени риф. Все равно не совсем понятен выбор названия. Но — кра-а-а-сиво!

Вот с этого – красиво! – и начинаешь читать, и втягиваешься. По поводу романа Леонида Юзефовича «Филэллин» я подумала: «Образ – зрак – луч, высвечивающий кусок писательской выдумки». И еще: «Роман нарастает на луче, на нитке, опущенной в мглистый соляной раствор, как кристалл». Первые главы «Рифа» — про холодный город Сулим, про расстрелянную демонстрацию 62-года, про туманную девушку Киру и столичного исследователя Титова, приехавшего изучать архивные тайны. Вечная мерзлота, плоть ихтиозавров, оживающие в тепле тритоны, рогатое кладбище оленей.  Да еще, ох…карьер – «огромная дыра в мерзлоте», на дне которого время идет вспять и сигарета, которую курит Титов, не догорает, а, наоборот, наращивается. И браконьерский отстрел оленей, и молодые рога … Вот она — нить. Так бы все и шло.

Но – нет. Книга — «Большая». Там и американский университет, и подмосковная секта, и Гарин (ну как же без Гарина, модная фамилия, уже третий Гарин). А чувство такое, что стало пусто. Пропал во мгле город Сулим. На его яркой нитке кристаллов вовсе не образовалось, и остался лишь мутный раствор. Почему? Текст и очень подробный (большой, изобретательный) есть, а образов — нет. Какая она, Ли? Зубы, запястья, уголки глаз? А некая Таня? Да и Кира окрашена лишь Сулимом. А ведь Гарин… про него много, все очень значимо. Но это просто Гарин. В соляном растворе его не видно.