ЖИЗНЬ ЗА ТРИ СЕКУНДЫ

Выпуск №18

Автор: Екатерина Боярских

 

*

Смотрю на верхушки деревьев и слушаю звуки. Это ветер перебирает вещи мира одну за другой. Скрипит петух на трубе. Он почти переломился пополам и вместо того, чтобы кружиться, кланяется. Еле слышный звук, насекомый и бумажный, издаёт клочок бересты на тонкой берёзе. Ветер трогает бирку чайного пакетика, она стучит о бок чашки так тихо, что никто бы не услышал, но я слышу. На сирени качается прошлогодний лист, ветку обвивает сухой стебель хмеля, изогнутый в форме скрипичного ключа. Ветер приходит ко мне, гладит по голове и снова уходит вверх, на верхушке далёкого дерева трогает перья сороки, потом идёт к соснам, качает их ветки над домом. Он ходит кругами и говорит звуками предметов, к которым прикасается. Я только на следующий день пойму, что он был разумен и что я могла спросить его имя и получить ответ. Сижу в калошах на босу ногу, с чаем и сухарём, смотрю на верхушки деревьев.

 

*

Девушка в очках и платочке выгуливает бабушку на бульваре. Они проходят мимо, и я слышу, как девушка говорит: «…Ну хоть в фильме увидеть красивую любовь». Без горечи говорит, с улыбкой. Бабушка еле ходит, а девушка сама красива, как любовь.

 

*

Топила печку, слушала мантру покоя, спала днём в пустом доме на пустой станции пустого мира. Ветер за окном горизонтально нёс снежных хомяков, больших и круглых, невесомых. Ветки кедров, засыпанных снегом, качались, как будто выговаривали по слогам бесконечное энтийское слово. Глюкофон на подоконнике тихо-тихо звенел, нет, звонко дрожал от шума поезда. Пока я спала, снег скрыл мои следы, и я вышла из дома. в который как будто не входила.

 

*

Смотрю в зенит — надо мной летит стая. У голубей в пушистое тело смешно вжаты лапки, крылья просвечены солнцем. Стая улетает. Прямо над моей головой от неё отделяется пушистое белое пёрышко — микрооблако. Не падает, медленно летит, не снижаясь, между ветками тополей, ловит ветер, движется к солнцу, а не к земле. Ничего не весит, ничего не значит.

 

*

На остановке видела нелюбовь. Сердитый дед резко отдаёт бабушке сумку на колёсиках, ускоряет шаг. Она хромает, тащит сумку, стоптанные ботинки шаркают по асфальту. Дед уходит вперёд, она его догоняет, зовёт. Он замедляет шаг, но всё равно идёт впереди. Потом отстаёт, молчит, не отвечает, снова обгоняет. Она хромает, скрипит сумка на колёсиках, кривое живое деревце тела на правый бок клонится. Заговори, думаю, прошу, заговори. Пространство между ними заросло ржавой обледенелой колючей проволокой, и вряд ли на ней зацветёт сакура, но умоляю, заговори. Она говорит. Десять секунд они идут рядом. Молчит. Отстаёт. Обгоняет.

Я наблюдаю. Я угадаю эту мелодию до первой ноты. Я равнодушный дед, я хромая бабка, я их скрипучая сумка на колёсиках.

 

*

Встретила белку, которая просит орехов, прижимая лапку к сердцу. На секунду мы меняемся местами (самая лучшая опечатка — меняемся мечтами!), и вот уже я прижимаю руку к сердцу и благодарю белку, а она меня кормит. Когда я протянула ей орехи, она наступила мне на ладонь мокрыми после влажной земли лапками и оставила совершенно прозрачные, холодные, сырые, но не грязные отпечатки.

 

*

Смотрела с горы под гору, думала — может, спуститься, постоять на мосту, может, там я должна быть? И тут увидела, как солнце ударяется о мост и он выглядит так, будто сам сделан из воды — как серебряный нож над узкой синей полосой посреди снега. Куда ведёт мост из воды над водой, как по нему пройти, не знаю, знаю только, что я на своём месте. Там, откуда это видно.

 

*

Искра вылетела из печки, а потом её снова туда втянуло. Пламя забрало свою частицу, но сначала позволило ей совершить полёт сквозь темноту. И теперь я всегда буду помнить то, чего почти и не было, — миг её отдельного существования. Целая жизнь за три секунды.

 

*

Иду мимо двух влюблённых людей, слышу фрагмент их разговора:

— Восхожденье?

— Нет! Восхищенье.

Наверное, они уже забыли. А я надеюсь не забыть. Так начинаются стихи, от истока в реальности, чтобы оборваться здесь, но продолжиться где-то, неизвестно где, и не кончаться никогда.

 

*

В небе облако. Я обнимаю его, как человека, всей собой со всех сторон, чтобы в моей душе остался его отпечаток. Раньше я смотрела в небо и мне казалось, что облака – это обещание, адресованное лично мне, напоминание, что всё, из чего я сделана и во что так хочу вернуться, находится здесь же; недоступное и забытое, оно стоит за прямым углом, и видит меня, и ждёт, когда же я научусь, когда вспомню, когда вернусь к нему. Теперь я знаю, что никакого обещания нет, отпечатки деревьев, людей, облаков, тонкие, детальные, ни к чему, кроме любви, не пригодные, исчезают быстрей, чем я успеваю удержать. Облако улетает, ничего не обещая, я всё равно его обнимаю – потому ли, что нет мне здесь иного занятия, или потому, что оно такое невыносимо красивое? Как всё, к чему нельзя притронуться. Как всё, чем нельзя стать.

 

*

Во сне стою на троллейбусной остановке в центре города. Ничего не происходит, и я ничего не делаю, просто смотрю. В Центральном парке, который сначала был кладбищем, а потом опять им стал, снова есть колесо обозрения — на фоне багровых туч и тёмно-фиолетовых гор-десятитысячников оно выглядит хрупким и грустным и ничем не противоречит могилам. Горы покрыты снегом, на них растёт чёрный диагональный лес, а у нас, внизу, весна. На остановке висит объявление о перфомансе балетной группы «Двадцать лермонтовых», девушки несут яркие детские водяные ружья, судя по разговору — идут в гости, мальчишки смеются над афишей, один из них выкрикивает: «Да я сам — десять лермонтовых!» Я стою на остановке, в руках старая тетрадь без обложки, и я записываю на пожелтевших листах в клетку всё что вижу. Листы похожи на высохшие листья, они немножко рвутся по краям, а я пишу «All those moments will be lost in time like tears in rain like tears in rain tears in rain in rain» и никак не могу закрыть тетрадь, остановиться, и уже начинаю догадываться, что это за тетрадь такая и почему я не могу поставить точку, но тут звенит будильник и я просыпаюсь, чтобы продолжать писать то же самое здесь.

All those moments will be lost in time like tears in rain like tears in rain in rain.