Выпуск №3
Автор: Игорь Силантьев
* * *
Выкати из чердака одноколесный свой кабриолет.
Морсом заправь брусничным его стеклянный бак.
Красный накинь на плечи норковый полупердон.
Коповскую нацепи фуражку на черепную кость.
Краги соловьями расшитые до локтей напяль.
Ножкой в ботильоне единственной нажми на газ.
И ради всего святого, прошу тебя, не тормози!
Не тормози, искрометный мистер наш Сникерсни!
И никому не говори, что в сексшопе был куплен ты,
О мастер куплет Сникерсни надувной пулемет!
* * *
Немодно уже стало писать о приставаниях и сексе.
Поэтому, когда она забирается на тебя сверху
И взгляд твой надвое разрезают ее острые сиськи,
Ты закрываешь глаза и честно себе представляешь,
Что ты аравийский бархан, а по тебе пробегает,
Проносится по тебе, тугими потрясывая горбами,
Верблюдица течная, Бог ты мой, какая она другая,
Она невыносимо другая, и в этом-то все и дело.
И в этом все дело, что ты проваливаешься под землю,
В красную и темную без кожи маслянистую пещеру,
Где горечь и холод и жар уже встретились вместе,
И где тебе непостижимо смешно и хочется больше.
Хочется больше, чем отмерено этой глупой минутой,
Бежать и пылить по горбатой аравийской пустыне.
Хрипит верблюд, он прекрасен в яростном гоне,
И настигает верблюдицу, а та ложится покорно.
Помнишь, ты в детстве падал, сбегая с пригорка,
И пыль вместо света, а на зубах песок, он соленый.
И локти в кровь, а потом вдруг на спину обернулся,
И взгляд твой надвое разрезает острое солнце.
Но что-то не так, и ты горячее сбрасываешь тело.
Это немодно, неладно, не нужно этого, нет ее.
* * *
Иди, если сможешь, иди.
Шаг, второй, и еще один.
Проволока вместо костей.
Вместо суставов узлы.
А вместо неба асфальт.
Втоптана в грязь злость.
На той, на другой стороне
Остановишься у стены
И на миг закроешь глаза.
Сейчас вот, сейчас толкнут.
Но людской обтекает поток
Твой нечаянный островок.
* * *
На пустой на дорожке повстречались двое,
Вочеловек и расчеловек.
Посмотрев друга на друга, разошлись молча.
И за расчеловеком побежала собака,
А за вочеловеком потрусил волк.
А грачи-то, вороны они разметались!
* * *
Ты, предположим, в пустой сидишь комнате за столом,
Тоже пустым. На столешницу падает свет из окна.
Рыжими осами вкось от затертого дерева и вразлет
Свет облепляет лицо и не больно жалит глаза.
Словно проводит анестезию. И ты, наконец,
Можешь смотреть на открытое солнце, а также вглубь
Закрытой своей души. И тебе хорошо видны
На солнце черные пятна, и светлые пятна в душе.
И наоборот. Все путается, когда переводишь взгляд.
А еще эти слова, рыжее , красное, и дерево занозит.
Даром что гладкое, но неровность можно найти везде.
Красное – кровь. Слизнуть, зацепить занозу ногтем.
Глупость какая. Пустая морока. Да и стол пустой.
Но пустота – ты это откуда-то знаешь – позволяет тебе
Наполниться странным этим светом. Он стал остывать.
Он стал больше похож на тихий неправильный сон.
Вот уснуло окно. Это вечер. Руки холодит стол.
Наверное, достаточно. Большего чуда не жди.
* * *
Как сидел я малой возле печки на полу,
А тут взял и стрельнýл из поддувала уголек.
Он горячий был, черный, с изломанной искрой.
И к сердечку моему навсегда он присох.
С той поры я верчусь ошалелым волчком,
Посбивал уже все фишки на своем пути.
И разинувши рот, нахватал уже ерунды,
Затушить ненасытный уголек чтобы тот.
А когда уголек тот погаснет, наконец,
И отвалится от сердца комочком золы,
Пустотелым болваном с разинутым ртом
Я останусь сидеть у остывшей печи.
* * *
Выпил. Потом на горбушку
Уложил семь килек соленых.
Шесть вдоль и одну поперек.
Лежат, поблескивают боками.
Глазки оловянные таращат.
Не подымается рука закусить.