Выпуск №3
Автор: Ольга Балла
Блестела ликованием огней
листва после дождя.
Свистели птицы в ней,
любовно
Обсасывая каждый звук,
и лес дышал обильно и неровно
и жадно.
Косточкой скакало эхо,
отскакивая рикошетом
от всех – в солёном солнце – плоскостей.
И сук
обламывался с сочным треском
под тяжестью листвы
намокшей, в упоеньи блеска
и в дрожи сладостной воды слепящей
и в роскоши зелёной и кипящей
охапок ветра.
И ошмётки солнца в чаще,
сырого и счастливого,
запутались,
средь колкой синевы.
Торжествовал полудня шум и гам,
и воздух созревал
холодной, скользкой,
дымчатою сливой
и падал, как подкошенный, к ногам.
1980
1.
Сквозной июль, грохочущий, литой –
— Слегка косящими глазами ягод нас
Рассматривал сквозь пыль приблудных будней
(Толкание вокзальное! тоска
минут пред отправлением состава…)
— налипшую – шальная шелуха —
— на чешую его…
Случаен был
Как воркованье голубя больного
На улицах, раздавленных жарой,
Он в этих буднях –
— и неотвратим —
— как пьяный дождь, —
— которым, взбухнув, небо
Вдруг разрешится – смехом, полным слёз,
Захлёба и восторга.
2.
Дорога – тело дней.
А мы живём
средь маленьких своих, текучих смыслов,
мгновенных, как мельканье насекомых,
и тёплых, словно солнце в янтаре –
карманных.
Смыслов, нас превосходящих –
— не держим:
просто так – не удержать,
не просто же – как будто нет причины.
Карманность жизни.
Приручённость дней,
однако, мнима:
в них – душа движенья.
Проскакивают, как сквозь ветер – поезд,
сквозь нас.
Сквозь хохот, ветренность пространства.
Слияние различного в движеньи
и в разном – проступанье одного –
— вот смысл дороги.
Все предметы вектор
вдруг обретают,
в поле напряженья
дороги оказавшись.
Смысл тогда
переполняет их, как молоко –
и, через край поднявшись, убегает.
Оставленные смыслом, вслед ему
предметы тянутся –
— дорога же, вскормившись
их молоком – растёт,
и задаёт
всей жизни, как пространству,
перспективу.
3.
Теченье дней –
— Окошко слюдяное.
Там свет сквозит,
И в вечность заглянуть
Мы в этом сквозняке из света можем.
Мы льнём к окну, как в поезде.
А там –
Виденья пролетающие станций,
Их тающие жёлтые огни,
Дрожащие от холода мгновений.
Мы льнём к окну.
И щупаем стекло
Неверными, текучими глазами –
Наш взгляд швыряет, как огонь свечи,
Ход времени. Осматриваем мы
Слюду в окне иль, может, даже бычий
Слепой пузырь, натянутый на раму –
Не видя черт того, что за окном.
Сменяют там друг друга тьма и свет,
И лепятся фигуры, от движенья
Размытые, и отстают от нас,
Наш взгляд заблудший о себя цепляя.
Он путается, рвётся,
Как в тумане
О куст сырой зацепленная нить.
И оседают капельки дождя
На ворс ещё дрожащей этой нити –
Когда уже оставивший её
Ушёл давно – и про неё забыл.
1982
Дождь встрепенулся сизым голубем,
Нахохлившимся, мокропёрым.
Он бормотал в ночи, как в колбе
Округлой и уютно-чёрной.
Он бормотал и уговаривал
Себя, совсем осоловелый.
К утру рассвет его выпаривал
Теплом холодным, душно-белым.
1982
Мимикрия
Как богомол, припав к коре ствола,
Перенимает цвет её и форму,
Чтоб птица, добывающая корму,
Его средь пятен тени не нашла, —
Так жизнь, как будто
Невзначай прильнув
К коре шершавой нашнго сознанья,
Его перенимает очертанья,
От отторженья мягко ускользнув.
А мы игру и пятен и теней
За прорисовку смысла принимаем
И жизни так доверчиво внимаем
И смыслу, проступающему в ней.
Подводит нас лукавая игра.
Как мозг и глаз пространству – перспективу,
Смысл зримому естественно и живо
Навязывает с искренностью лживой
Сознания прогретая кора.
Смысл – мимикрия жизни,
Бред сознанья,
А вовсе не структура мирозданья.
1979
— Ты, жалкий человек, что хочешь ты создать,
Что хочешь миру нового сказать,
Когда уже всё было, и не раз,
И сотням прочих вторит твой рассказ,
Ещё и не начавшись, так откуда
Твоё упорство в ожиданьи чуда?
— Без веры в чудо жить нельзя и дня.
Всё было — только не было меня.
1979
«Ты» — грубо – тыканье рукой.
«Вы» — безнадёжно-волчий вой
На расстояньи.
Только «я» —
И свет и цельность бытия,
Молочная густая сладость,
Спокойствие, и мир, и радость.
1980
Стихотворцам вроде меня
Дилетантизм – не метод, господа,
хотя даёт он странную свободу:
Как варвары, кромсаем мы слова
Случайной, дерзкой прихоти в угоду, —
Не давит нас ответственности груз
И строгость мастерства нас не стесняет,
И стих себе восходит, прян и густ,
И сладкой дымкой беззаботно тает.
1980
…А ты воркуешь, как сухая гречка,
лилово-дымчатый мой, сумрачный язык,
скребёшь ты горло остро. Словно печка,
гудишь-стучишь внутри, к огню привык
и к напряженью. Звуки, словно в ступе,
толчёшь в себе. И, интонация струпья
с себя стряхая – «может, правда, груб я», —
— со скользкой болью, с дерзостным смиреньем
в себе хранишь ты стержень выраженья.
1981
Я – складка тёмная на теле бытия,
В его суставе тяжкий вывих – я,
Я – перелом, что сросся неудачно,
Я сад заброшенный, я пыль в окне чердачном,
Облепленное мухами стекло.
В меня случайно время затекло
И там, внутри, и стынет и густеет.
Во мне глухой огонь чадит и тлеет,
Во мне впустую пропадает мир,
Себя изъевший, как прогорклый жир.
1981
…И, руку, запустив в воспоминанья –
Глубоко и тепло – оттуда выбираю
Неспешно, со вниманием, со вкусом –
Всё, что захочет в эту руку лечь.
Зажму, как птичье маленькое сердце,
Я в кулаке кусочек прошлой жизни –
— Чтоб не пропал, не вылетел. не вытек —
— Немного подержу — и отпущу.
1982
Free at last
О близящейся радости твоей,
Которую ты ждёшь, почти не веря,
С волнением взахлёб, смешливо-нервным,
С самообманом торопливым, жадным –
— Как об уже ушедшей, думай.
Думай так
и о беде – как об уже тебя постигшей.
Несбывшееся сбывшимся представь,
И время власть и всякий смысл утратит.
И шкура времени мучительно сползёт,
Пятнистая. –
Все вещи обнажая
В их непривычном «сами по себе».
Наступит затянувшийся отлив,
Которому прилива не дождаться.
И станет настоящее прозрачным –
И лёгким –
Тенью будущих времён,
Тобой убитых, не успев родиться.
И трупики холодные времён
Ты сможешь в руку взять.
Тогда поймёшь,
Что стал ты наконец совсем свободен.
1982
Тогда смиряется души моей тревога.
М.Л.
Плетёшься, возвращаясь. Тянешь день,
Гружёный яркими игрушками событий,
В ушах гремит и звон и дребедень
Его, и тяжек день, жарой облитый.
А тут – автобусы, соловые от жара,
под вечер на стоянку приезжают
День улегается, ворча. И застывает,
Всё гуще делается время, остывая.
Листву деревьев влажный шелест лепит
Звенят в оградах тихо пёсьи цепи.
Прибита травка мелкая в пыли.
Идёт тепло от стынущей земли.
Земля здесь ближе, звуки здесь крупней,
Предметы медленнее, глуше, тьма синей.
И камень дышит порами. Извёстка
Сквозь свежий сумрак светится неброско.
Клубится зелень меж домов одноэтажных,
И бродит ветер в ней, вздыхающий вальяжно,
И клонит день усталое лицо,
Присыпан трав горчащею пыльцой,
И в мире мягко гаснут краски, звуки
И оживают запахи. Их руки
Слепые чутко трогают предметы,
И тьма в касанье запахов обета,
Как в платье влажное; и вся насквозь живая.
Колотится в ней жадно сердце мая,
И городская пыльная тревога
Сама собой смиряется. Немного.
1983
Пока ты – настоящее,
Отделен
Ты от меня
И неподвластен мне.
Скорее прошлым стань,
Чтоб я могла
С тоской счастливой вспоминать тебя.
Ведь прошлым став моим,
Ты мною станешь.
1983
_______________________________
Публикуемые тексты автор писал в позднем детстве и юности. Это – из того немногого, что сохранилось после беспощадного истребления автором своего отроческого поэтического наследия.