Выпуск №19
Автор: Ольга Костюк
8-9 апреля 1967
Пить Геннадий так и не научился. Он с завистью смотрел на двоюродного брата Лёню, который своей рукой-ковшом брал стакан, изящно опрокидывал портвейн в рот, медленно подносил к носу кусок хлеба, глотал его запах и продолжал рассказывать про посевную. Геннадий так не умел, но очень хотел поднатореть, потому что три недели назад он вступил в должность. И он высасывал портвейн большими глотками, чуть ли не захлёбываясь, до клокота в горле, потом со стуком опускал стакан на стол и рукавом заношенной кофты вытирал кроваво-бордовые капли с подбородка.
– Не, канадцев мы всё-таки надрали! Я вначале, конечно, поволновался, но Толик Фирсов такую шайбу забил! Талант! Я бы, Лёня, тоже в хоккей играл! Если бы родители отдали в спортивную школу… Эх!.. Давай лучше выпьем! Наливай!
Лёня послушно взял бутылку и на три четверти наполнил стаканы.
– Ну, Гена, за хоккей!
– За хоккей! – повторил Геннадий и, зажмурившись, выпил.
Он чувствовал, что уже опьянел, с подступающей тошнотой поглядывал на оставшийся портвейн в бутылке и налегал на закуску.
– Лёнь, ты тоже ешь, – смачно чавкая, сказал Геннадий товарищу. – Вон колбаска свежая, сегодня только взял, и докторская, и… – он запнулся на слове «сервелат» и добавил, указывая рукой на тарелку. – Такая тоже!
Лёня лениво наколол вилкой несколько кусков толсто нарезанной колбасы.
– И где ты её достаёшь, колбасу эту? Я уж не помню, когда последний раз жена попадала на неё.
– Ну, Лёнь, мне положение обязывает колбасу доставать.
Геннадий гордился своей новой должностью заведующего отделом культуры горисполкома и тем, что она распахивала перед ним складские двери продовольственных и промтоварных магазинов. В первую неделю после назначения он ещё стеснялся, старался пройти незамеченным, думал, как бы не встретить знакомых или родственников, а потом привык: шутил и заигрывал с продавщицами, выходил из подсобки не спеша, демонстрируя полную авоську продуктов.
Геннадий потянулся за кувшином с водой и в окне увидел пританцовывающего парня.
– Глянь! Напьются, а потом шастают у всех на виду!
Лёня приподнялся со стула и посмотрел на улицу.
– Ну, ничего! Скоро эту конторку прикроют! – язвительно сказал Геннадий.
– В смысле? – спросил Лёня, снова нанизывая на вилку кусок колбасы.
Геннадий переложил нарезанный прямоугольниками хлеб с лежащей на столе газеты, развернул её и зачитал:
– Во-о-от… Сегодня в Президиуме Верховного совета РСФСР рассматривают указ «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании злостных пьяниц». Скоро для алкашни вроде этого, – Геннадий кивнул в сторону окна, – будут создавать специальные учреждения – ЛТП. Лечебно-трудовые профилактории. И всех алкоголиков, которые нарушают трудовую дисциплину и мешают мирной жизни советского населения, будут туда отправлять на принудительные лечение и работу!
– Да-а-а, – многозначительно протянул Лёня и взял бутылку в правую руку.
Портвейн неприлично забулькал.
– Ну, за СэСэСэР! – сказал Лёня и быстро выпил.
– Я, Лёня, этих алкоголиков-тунеядцев ненавижу просто! Ходят, маячат, сигареты клянчат! Да иди работай, блин!
Лёня достал пачку «беломора».
– Э, давай лучше выйдем на площадку – моя не переносит, когда в квартире накурено.
Геннадий встал, убедился, что портвейн не ударил по конечностям, и направился за шагающим словно на демонстрации Лёней. На площадке на полу стояла большая консервная банка из-под селёдки, наполовину заполненная окурками.
Лёня молча закурил. Геннадию хотелось разговаривать.
– Вот взять бы Сашку, моего одноклассника. Сам из семьи рабочих. Посмотрел, как батя и мать пашут, и решил, что лучше жить без завода. В общем, поступил в мореходку. Сейчас за границей бывает. В прошлый раз на Кубу плавал. А так бы сидел тут, от звонка до звонка на станке пахал, а после работы пьянствовал. Рабочий класс, блин! Мозгов – ноль. Никто никуда не стремится! Все только и ждут, когда придёт коммунизм. Вся надежда – на светлое будущее! И, знаешь, Лёнь, мне вот их вообще ни капельки не жалко. Потому что они сами себе такую жизнь выбирают!
Дверь в подъезд с шумом распахнулась и в дом вместе с вечерней прохладой ввалилась песня:
– Поднялся-а-а рассве-э-эт над кры-ы-ыше-э-эй,
Человеэ-э-к из до-о-ома выше-э-эл
Погляде-э-эть на жи-ы-ызнь поближе-э-э…
Вслед за песней, бережно переступая порог, вошёл молодой парень, которого Геннадий видел в окне. Выражение его лица, то, как он двигался, серая куртка и по-франтовски опущенная на затылок чёрная кепка – всё указывало на принадлежность к рабочему классу города Слуцка. Парень посмотрел наверх и тоном человека выпившего сказал:
– Мужики, дайте закурить!
Лёня полез было в карман за сигаретами, но Геннадий оказался проворнее:
– Не курим! Иди отсюда, нечего шастать по чужим подъездам!
Парень поднялся на площадку.
– А ты тут живёшь, да-а-а? – спросил он, вызывающе глядя на Геннадия.
– Да! А ты – нет!
– Откуда знаешь?
– Я всё знаю!
– Бдительность – одно из важнейших условий победы над врагом! – парень ближе и ближе подходил к Геннадию, и последние слова он уже говорил ему прямо в лицо, дыша перегаром и квашеной капустой.
– Отойди от меня, козёл!
Геннадий толкнул парня, тот не устоял на тонких ногах и рухнул на лестничную площадку. Тут же его вырвало и смесь наполовину переваренной перловки и желудочной слизи попала на новые югославские тапочки Геннадия.
– Ах ты скотина!
Геннадий поднял парня за шиворот и пнул его ногой в заблёванном тапочке. Тот с грохотом покатился с лестницы, и его голова гулко стукнулась о последнюю ступеньку. Геннадий с Лёней переглянулись, Лёня выбросил давно догоревший окурок «беломора» прямо на площадку и, не торопясь, подошёл к парню. Тот лежал и как будто что-то напевал.
– Ничего, выживет! – тоном знатока сказал Лёня. – Давай только его в парк отнесём – на свежем воздухе очуняет и к ночи домой пойдёт.
Могучий Лёня, словно на свадьбе, поднял худого парня на руки и вынес его из подъезда. Геннадий, в тапочках, семенил за ними с рабочей кепкой в руках. Лёня положил бормотавшего хлопца на первую в парке скамейку, куда с порывами ветра доносились брызги фонтана.
– Блин, достала эта пролетарская алкашня! Пьют самогонку, а потом к приличным людям пристают! – сказал Геннадий и нахлобучил кепку парню на голову.
В квартире Лёня молча разливал оставшийся портвейн, потом поднял стакан и торжественно сказал:
– Ну, за интеллигенцию! – выпил, закусил сервелатом и добавил. – Надо бы ещё сгонять за бутылкой.
Геннадий оживился, засуетился и, торопясь, зашептал:
– У меня армянский коньяк есть! Самый настоящий! Берёг для особого случая!
Наталья, запыхавшаяся, с расстрепавшимися из-под косынки волосами, широко распахнула дверь и вошла в прибранную квартиру.
– Ге-на! – крикнула она от двери.
Геннадий вскочил с кровати, отгоняя послеобеденный похмельный сон.
– Ну, здравствуй! – сказал он, поцеловав раскрасневшуюся жену.
– Разбирай сумки, там свежина, картошка, яйца.
Геннадий отнёс неподъёмные хозяйственные сумки на кухню и стал выкладывать на стол деревенские гостинцы.
– Ой, в парке же парня какого-то убили! – крикнула из коридора Наталья.
– Поножовщина? – спокойно спросил Геннадий.
– Вроде нет, избили, говорят, ещё вчера до смерти и оставили умирать на скамейке.
– Алкашня! – сказал Геннадий, доставая из сумки завёрнутую в газету немного кровящую мякоть. – Как съездила? Как мать? Отец?
11-12 ноября 2020
Они одновременно подняли рюмки и выпили. Николай на мгновение задержал дыхание и быстро потянулся за прошутто. Димон передёрнулся, словно пятилетний малыш от лекарства, и захрустел маринованным огурцом. Водка шла хорошо: на долю секунды обжигала глотку, а потом приятно, по-домашнему, по-родительски согревала изнутри.
– Не, не отменят они Чемпионат мира! Европа, блядь, это бюрократия! Представь, сколько всего нужно сделать: бабло нам вернуть, мерч и рекламу поменять, найти, утвердить и подготовить новое место. Да у европейцев на такое, блядь, годы уходят! Ну и наш главный козырь – Рене Фазель. Он на нашей стороне. Пригласим, примем как надо! Ну, ты понимаешь. Так что давай выпьем за Чемпионат мира по хоккею в Беларуси! Наливай!
Димон послушно взял бутылку, налил каждому по рюмке:
– Ну, Коля, за хоккей!
– За хоккей! И за победу! – повторил Николай и, зажмурившись, выпил.
Он громко стучал вилкой по тарелке, накалывая кусочки мяса, со спортивным интересом поглядывал на оставшуюся водку в бутылке и ещё больше налегал на закуску.
– Дим, ты тоже закусывай, – ещё не до конца прожевав, сказал Николай. – Всё мясо – натуральное, без добавок. Огурцы и грибы тёща мариновала, так что за качество лично отвечаю!
Димон пальцами подхватил несколько кусочков полендвицы.
– Ты мне лучше скажи, где ты эту водку, бля, берёшь? Пьётся – как криничная вода!
– Да в «Усатой синице» всё! Её в открытом доступе не купить. Ограниченная партия и всё такое. Ну, ты понимаешь, водка «Президент» – самая, бля, лучшая в Беларуси, сделана по указу самого батьки!
Николай гордился своей исключительностью и возможностью в любой момент заполучить столик в «Усатой синице». Он чувствовал себя там своим и каждый раз самодовольно улыбался, когда официант называл его по имени-отчеству, радовался вопросу «Как обычно?» и, чтобы ощущать себя ВИП-клиентом до конца, всегда оставлял приличные чаевые.
– Я не знал, что там алкашку продают, – сказал Димон.
– И алкашку, и блядей, и баньку с массажем организуют – всё, что хочешь!
Димон потянулся к бутылке, Николай пододвинул к нему свою рюмку. Они молча выпили и снова захрустели тёщиными дарами.
– Хата – ничего, – сказал Димон, оглядывая кухню.
– Да это, можно сказать, конспиративная квартира. На всякий случай. Купил, потому что условия хорошие были, друг строил, да и район неплохой. А теперь вот змагары, блядь, тут обосновались, так вообще удобно получилось.
– Это да! Прикинь, сидишь, бля, наблюдаешь в окно, можешь даже в их дворовый чат вступить, – усмехнулся своей сообразительности Димон.
– Да ну на хер! Их как почитаешь – такое чувство, что тебя зомбируют! Я лучше периодически сюда выезжать буду, посижу, выпью, поговорю с хорошим человеком, а потом выйду и поставлю на место тех, блядь, кто захотел перемен.
– Бля, эти хотелки перемен достали, чесслово! Ты глянь: квартир накупили тут, в центре города, и им ещё чего-то не хватает! Перемен, блядь! Явно же: бабло есть. Нет, бля, им перемены подавай!
– Наша возьмёт, Димон! Они кто? Они – НИ-КТО, бля! Обслуживающий персонал, бля! Офисный планктон! Будут жить так, как мы, блядь, скажем! Давай наливай!
Раздался шаблонный звонок айфона, Николай посмотрел на экран.
– Моя звонит!.. Да, зая, привет! Да к Димону заехал. Димон, поздоровайся с Сашенькой.
– Привет, Саш! – прогудел Димон.
– Скоро буду. Может, через часик. Малые спят? Ну хорошо! Целую!
Николай положил телефон на стол.
– Да-а-а, семья, Димон, – это, бля, самое главное! Я тебе даже такую крамольную мысль скажу: семья важнее Родины и всего вот этого! – Николай провёл рукой в воздухе, очерчивая квартиру, кухонное окно и стол с выпивкой и закуской. – Давай наливай и пойдём эти, блядь, сраные ленточки резать, а то уже ночь на дворе. У тебя, кстати, лёгкая рука!
Димон довольно улыбнулся и наполнил рюмки.
Они выпили, закусили, помолчали.
– Я, знаешь, что думаю? Ты на всякий случай ребят вызови – пусть подежурят рядом.
Николай поднялся из-за стола. Он почувствовал, что всё ещё не перешёл черту в промилле, и мысленно похвалил себя. Димон тоже не был пьяным, он послушно позвонил «куда надо», назвал адрес и стал одеваться.
– Ножик взял? – спросил Николай напарника.
– Да у меня всегда с собой!
– Маску надевай! Нам кино на камерах не нужно.
– Бля, ну и дубак! – Димон стал растирать замерзшие руки.
– Да ты тоже молодец: в байке и в жилетке приехал! Знал же, что на улице работать будем! – поучительно заметил Николай.
Мимо в поисках парковки проехал микроавтобус.
– А вот и пацаны подтянулись! – Димон проворно заработал ножом: он хотел быстрее покончить с этими дурацкими ленточками и поехать домой, в тепло.
– Привет, мужики, а что вы тут делаете? – раздался голос из-за спины.
Николай и Димон были так увлечены делом, что оба вздрогнули и синхронно обернулись. Перед ними стоял парень в домашних спортивных штанах и куртке, наброшенной поверх толстовки с капюшоном.
– Ленточки фашистские срезаем! – первым нашёлся Николай.
– А ты кто такой борзый? – Димон подошёл поближе и в свете мутных дворовых фонарей разглядывал лицо парня.
– Я – Рома, я тут живу, а вы?
– А я – Вася, я тут тоже живу и не хочу из окна смотреть на нацистские символы! – Николай начинал заводиться.
– А в какой квартире вы живёте? – парень сохранял спокойствие.
– Может, тебе ещё и ключи от этой квартиры дать?
Николай медленно подступал к парню, Димон стоял и, не успевая парировать на замечания Ромы, не понимал, что ему делать, поэтому демонстративно хрустел костяшками замёрзших пальцев.
– Ключи не нужны, нужен просто номер квартиры, чтобы убедиться, что вы тут проживаете на самом деле.
– А не то, что?
– Да ничего, просто интересно было бы узнать имя неравнодушного соседа.
– А так ты меня не узнаёшь? – Николай опустил на подбородок маску.
– Нет, а что? Должен?
– Всё понятно, пацан! Димон, вызывай ребят, пусть забирают змагара на сутки.
– Вы проиграли, – спокойно произнёс парень.
– Что, блядь? – взвизгнул Николай и тут же, возненавидев себя за этот визг, толкнул парня в плечо. – Димон, давай!
Димон ударом профессионального кикбоксёра снёс парня с ног. Практически сразу же к ним подбежали люди в чёрных балаклавах и, схватив Рому за руки и ноги, потащили в сторону припаркованного во втором ряду микроавтобуса. Рома извивался, пытался вырваться, но его крепко держали.
– Разберитесь с ним там, блядь, по-мужски! Расскажите толково, кто – выиграл, а кто, бля, проиграл! – кричал вдогонку Николай, сжимая в кулаке красные и белые ленточки.
– Люди, выходите! – внезапно раздался женский голос из окна многоэтажки. – Люди, выходите! Люди, выходите!
Женщина кричала, не останавливаясь, словно кто-то двадцать шесть лет назад записал на магнитофонную ленту этот голос и сегодня включил его на самую оптимальную громкость.
– Люди, выходите! Люди, выходите! Люди, выходите!
– Алё, Димон?
– Да, Коль.
– Ну, что там?
– ЧеэМТэ вроде.
– ЧеэМТэ. Так что, ему там трепанацию делали или что?
– А я не в курсе. А что, операцию делают, да?
– Ну, я не знаю.
– Типа, сказали, что тяжёлый, вот.
– Так, а что они могли с ним сделать, что он такой тяжёлый, блядь?
– Ну, не знаю… Ну, в машине всё, что угодно, можно сделать. Ну, то есть видишь, как бы ситуация такая, что… Ты же сам видел, что мы… То есть я подбежал, я его свалил. Я его не вырубал, нихуя, блядь. Ну, а когда телефон отдавали, я видел, там фонариком ему подсвечивали – подмолаживали. Ну, и как они могли его без сознания, блядь, передать в, блядь, РОВД, блядь?
– Но если он выживет, как бы всё нормально будет, он расскажет, кто, где и когда его…
– Ну, разберутся, чего? Разберутся, если надо.
– Ладно, Димон, давай. На связи будем.
– Давай.
ноябрь, 2021 г.