Выпуск №20

Автор: Анна Нуждина

Отклик на подборку стихов Марии Лобановой «Вот кто я»

Метафорой, которая бы точнее всего охарактеризовала эту подборку, назову несокрушимую волну чистой невидимой энергии, вырывающуюся из своих тёмных укрытий на свободу. Такое сравнение продиктовано тем, что стихи подборки лишены темнот и намеренных искажений, усложнений смысла. И не просто лишены, а даже идеологически противостоят «сложности», объединяя её с фонетически похожим словом «ложь». Многие стихотворения носят характер манифеста: искренности, свободного выражения чувств, радости узнавания в тексте глубинных переживаний, в той или иной степени свойственных всем.

Вот, например, стихотворение «Месяц прайда». Важно отметить, какой глубокий революционный пыл и напор несёт довольно радикальный призыв отказаться от любых искажений: и в поэзии, и в жизни. Прайд — это, с одной стороны, животное общежитие, дочеловеческий символ объединения, а с другой стороны, pride — гордость. Счастье быть собой и отсутствие стыда за собственную субъектность, идентичность, способы саморепрезентации в тексте не совместимы с умалчиванием и попытками втиснуться в заведомо тесные рамки навязанных социальных и гендерных ролей. Интересна мощная объединяющая тенденция к раскрепощению, которая, как горная лавина, захватывает проблемы разного масштаба, но одинакового свойства. С одной стороны, социальная и политическая борьба — с необходимостью вступать в конвенциональный брак, рожать детей и т.п. С другой стороны, борьба литературная, даже эстетическая — с искажением субъекта, с попытками выдумать из своей жизни повод к трагическим стихам, с поисками «идеальной» формы. Манифест свободы и искренности намерен подсветить несостоятельность категории «правильно»: «правильного» стихотворного размера, «правильных» лирических переживаний, «правильной» ориентации, «правильного» образа жизни.

Однако раскрепощение продиктовано не только гордостью и чувством общности с теми, кто также чувствует несвободу, — в «Месяце прайда» сокрушительной силой обладает любовь:

нет никакой формы, которая скажет, что так оно самое то
что тебя за «это» похлопают по строфоидному плечу
обнимут за комок слов, где бы он ни был
нет смысла в изображении себя кем-то ещё
более жалким, более ранимым, более раздавленным, более злым или гневным
если на самом деле в этот момент твоё сердце влюблено

Впрочем, верховенство любви утверждает не одно это стихотворение, а поэтика Лобановой в целом. Именно любовь предстаёт движущей силой событий, источником жизненных изменений, да и, в общем-то, одной из основных причин существовать. Это и есть источник правды, на торжество которой надеется героиня «Месяца прайда». Проще говоря, прав тот, кто влюблён. Закономерно, что в любовных стихах подборки, где градус политического заметно ниже и высказывание становится куда более интимным, стихия чувства всё так же руководит и довлеет героиней. В культуре ситуация, когда человек теряет над собой контроль, имеет долгую традицию порицания, однако здесь героиня счастлива отдать всю себя объекту любви. Можно даже говорить, наряду с крайней откровенностью высказывания, о его определённой бессубъектности. Человек вместе со своими иными желаниями и потребностями исчезает, растворяется в чувстве, буквально становится его мыслящим воплощением — а после смерти сливается с окружающим пространством, чтобы продолжить быть если не любовью, то напоминанием о ней:

после смерти я стану снегом, не дождём
если будет метель, знай — это я хочу тебя

Примерно за ту же готовность раствориться в партнёре любили и любят песни МакSим. Она, конечно, пела о гетеросексуальной любви, в отличие от тех же (не менее откровенных и искренних) T.a.t.u. Но мне кажется, что в данном случае пол объекта любви, как и пол любящего, не важен, раз уж мы приняли во внимание бессубъектность. В основе любого высказывания подобного уровня — одно и то же чувство.

Внешне, однако, стихи Лобановой подчёркнуто гомоэротичны — потому что они ничего не скрывают, а только показывают. Они полны трепетного внимания к женскому телу («жидкость без имени / у женщины между ног / назову гиацинтом»), опять же направленного на освобождение: назвать неназванное, воспеть «стыдное», восхититься тем, чем «не принято». В подборке очень много телесного, однако культ тела видится мне продолжением культа сердца. Сам по себе, в отрыве от любви, секс ничего не значит, и все ласки и следы ласк — это не цель, а средство. В стихотворении «Вышиванка» слова обвивают не столько земную женщину, сколько её небесный образ. Образ, видимый лишь влюблённым сердцем, трубадурская domna:

слова подберу по цвету революции — алые-алые
крестиком обовью твою грудь — квиру — мир
вертикальными полосочками до ложбинки у горла
тоненькими ленточками влаги на запястьях
и яркими маками засосов ниже подмышек

При этом авторка одинаково внимательна и к нынешним чувствам, и к памяти о прошедшей любви. Стихотворение «Блюз» — это воспоминание о первых отношениях с девушкой, которое от многих других отличает кристальная чистота ностальгии. Светлая печаль не замутнена ни старыми обидами, ни горечью расставания, ни возможными неудобствами, сопровождавшими отношения. Героиня «Блюза» (не равная, конечно, самой авторке, хотя поэзия эта настолько личная и субъектная, что иногда выходит за границы человеческого; то есть не остранение «недо-», а «пере-») вспоминает о радости любить и благодарна той, кто эту радость доставила. Это не пространство для самоутверждения через время, не способ свести счёты, а ещё один ритуал культа любви, похожего на религиозный, — помнить, когда и с кем «снизошла благодать». А фиксация таких воспоминаний подобна монашеским дневникам мистического опыта:

Это старый блюз, навеянный старой фоткой, когда я была юной и влюблённой
Столько лет прошло, полжизни, а я до сих пор помню твою крошечную родинку в тайном месте и наручники в розовом боа, которые ты мне подарила на др в коробке из-под торта, как немного заедал их замок
Знаешь, иногда надо писать об этом
Потому, что если не писать, то будет казаться, что ничего и не было никогда

Уровень эмпатии (героини стихов) Марии Лобановой чрезвычайно высок. Настолько, что объединиться она готова не только с собственным чувством и памятью о нём, но и с памятью о чужих чувствах. В стихотворении «Молчаливые архивы истории» героиня сливается с памятью деревьев о человеческом горе, сама становится деревом. Её способ сохранения прошлого — соучастие, её способ влияния на настоящее — революция. Её «топливо» — любовь. Её цель — свобода. Многое остаётся за рамками этой простой формулы, но иногда и поэзии, и жизни помогает наличие нескольких лозунгов.