Выпуск №20

Автор: Элина Лехциер

 

Mistakos*

 

-Их не надо ставить, надо вешать! — горячо объяснял отец.

— Но как вешать? А вдруг сломаются? Спинки согнутся и упадут? — спрашивает дочка.

— В этом и смысл! — глаза отца загораются, как фары новенькой Suzuki. — Смотри, если бы они не падали, было бы скучно. Главное удержать равновесие. Всё в твоих руках.

Пятилетняя дочь внимательно слушает, слегка прикусывая губки. Два хвоста торчат, как перекладины, висящие в воздухе. Попробуй, схвати! Сразу стон, крик, плач, шум, гам.

— Сам начинай! – хитро улыбается девочка.

— Хорошо. — отец аккуратно подвешивает спинку синего стульчика за верх розового. Те едва заметно качнулись, но устояли. Казнь продолжалась.

— Суперенски! — воскликнула девочка, заражаясь азартом подвешивания стульев. — Я возьму вот этот.

Ручка берёт розовый стул. На его волнистой спинке две лопатки, словно стали вьющимися плющами вдоль центрального "позвоночного" моста. Медленное сцепление и… Готово!

— Йоху! — радостно вскрикнула девочка, сотрясая два хвоста.

— Молодец! Видишь, вешать — не так, уж, и сложно. Главное — балансировать.

Отец взял другой синий стульчик, в квадрат. Не черный, дырявый. Широкие пальцы учатся балету, лишь кончиками подушечек зацепляя спинки. Раз, два, три. Отец горделиво кивает дочке. Та недовольно кривит мину. Не хочется "плясать канкан". Сцена из стульев рухнет, но не у неё! Девочка тщательно просматривает спинки оставшихся розовых стульчиков, и выбор падает на тот, что в сердечках.

— Ты уверена? — предупреждающий папин вопрос.

— Да! — отдав предпочтение эстетике, а не функциональности, дочка высовывает язычок от усердия и подвешивает "сердечный" стул на предыдущий окопно-квадратный. Затаился, гад, качается. Пальчики выпускают спинку и… Лондонский мост падает.

— Ааааааааа!!!!! — кричит девочка задорно и расстроенно одновременно.

— Эх, а я говорил. — с улыбкой напоминает отец.

— Ну, и ладно! Зато самый красивый был мой! — гордо и обиженно парирует девочка с хвостиками.

 

* Китайское название игры

 

 

Песчаная буря

 

Два подростка сползают с крыши детской беседки. Одна, с зелёными волосами, держится крепче, тянет себя вверх. Того и гляди, как ящерица, отбросит хвост. Только на голове.

Другой, с переводилкой в виде щита на плече, почти съехал. Вот-вот упадёт сланец с ноги. Главное сидеть до упора, до темноты, до онемевшей попы, до сухости в горле, не сдавать позицию. Это их крыша, под ними дети. Они не слабаки, у них на ногах царапины, синяки, в руках Майнкрафт. Они ищут порталы, ставят блоки. Инди-игра в жанре песочницы.

Девять лет назад они строили город в песочнице, потом топили его водой, рыли туннели, ели песок, пили из фонтана. Рано домой. На коленке разодрана рана, но ещё не пришел Васёк. У него в "тамагуче" должен был вырасти дракон, яйцо треснуло.

Ноздри усталой матери как те песочные тоннели. Того и гляди начнётся песчаная буря. Терпение лопнуло скорлупой компьютерного яйца Тамагуча.

Уроков было куча. Но они будут сидеть до конца. Не поднимая лица. От экрана.

Враждебный Незер Энд, где в центре поджидает дракон.

— Ещё один кон!

Ящерице на всё параллельно, над мелкими сверху, как наседка на крыше. Она ничего не слышит. Татуированный, как будто титулованный, мальчишка что-то бормочет, хмурится. Раскудахталась наседка-курица. Волнуется. А он петушится, не хочет улетать с насеста, с пригретого места.

На этом игра не кончится, персонаж вернётся в обычный мир. Его ждёт философский разговор в финале. А пока включен режим симулятор. Чтобы не потерять жизнь. Скоро начнется хардкор.

— Раздраконить меня хочешь?! Домой!!

 

 

Экспедиция натощак

 

Сбор анализов как сбор данных.

 

— Что-то у вас плохо идёт кровь.

Как будто соседка пожаловалась на ржавую воду в кране.  Мол, как же так, "у всех, как у людей, а у меня еле течет". Хорошо бы позвать сантехника.

— А мне делали такую, знаешь, в вену штуку и перегоняли кровь.

— Самогон, короче, из тебя делали. — смеюсь. — И как? Жгло что-то?

— Ну, неприятно очень, да. Ну, сидишь с такой трубкой…

— Ну, да. Помню, мне прокалывали магнезию, и было ощущение, что меня варят изнутри.

— Да, ладно?

— Клянусь! Вот, прямо, как будто вены по всему телу как сосиски набухли, разогрелись. Вот-вот треснут слегка, и сок вытечет.

— Ха! Это ты ещё не знаешь, каково это лежать в мазях вонючих и бинтах, мучаясь от чешущихся болячек везде. А ты молодой, вокруг такие медсестрички, почти ровесницы. Это вот унижение, конечно.

— Ой, боже мой…

— Ты становишься экспонатом. Помню, мы лежали все такие гноящиеся, а тут студентов привели, медиков и нас во всех местах им показывали.

— Ужас. Перформанс дерматологии.

Биохимия, билирубин. Звучит-то как!

Били, рубин! Как будто этому Били раскопали сокровище в артерии. В самой артерианской впадине. Археология тела, отправляемся в экспедицию: натощак и с баночкой.

 — Если я найду камень древний, то возьму его домой. Я вообще-то мечтаю стать археологом.

— В нас тоже кроются камни. Точнее в почках. В некоторых, особенных почках. Или песок. А, нет, это в другом. Таком… Органе.

ОргАн играет на любителя.

— Мы ходили все втроём на оргАн.

— Ну, и как? Не уснули?

— Нет, даже понравилось. На уровне!

"Уже известен уровень воды?"

Пока только уровень гормонов.

— У меня уже приливы, понимаешь, поэтому, пожалуйста, открой все окна. Мне всё время жарко.

— Уже открыла! У меня нет, но мне тоже жарко. Где-то через полчаса стабильно потею.

 

 

Монтаж

 

Фейсбук напоминает о том времени, когда мы  были индейцами в День Рождения. Причем настойчиво и самоуверенно: ваши воспоминания.

"Джонни, я хочу бэби!" — шутила после свадьбы. – Давай сделаем монтаж?

Двумя кнопками выбираю хронометраж семейной хроники и беспощадно режу. Плацента отделятся, теряя целостность, оставляя только  воспоминания.

"Хорошо бы сделать небольшую цветокоррекцию". Одним бегунком прибавляется яркость, другим выделяется контраст. С настоящим.

Тщательно выбираю материал к файлу с названием "Восемьдесят". Камерный повод. Пэчворк фотографий.

— Ну, всё правильно. И хорошо бы начать с той, где он в шляпе. 

— После свадьбы, да?

— Да! Такой красавец, ещё с черными волосами.

— А, нет записи, где дядя Володя озверело весело пел «Мезозойскую культуру»?

— На Старый Новый Год?

— Да, да!

Он подпрыгивал так "А-У", размахивая своими волосатыми руками, искривляя рот на покрасневшем от домашнего вина лице.

— Нет, тогда не снимали.

— Жалко.

 Склеиваю годы кусками, как папье-маше. Из летней Тайги сразу на лыжи. Черные кудри быстро исчезли. Зато появились маленькие девочки.  По правилам: три секунды на кадр. На год. Иногда на два, много архивов не было. "Разворот в кубе": одна прыгнула над Волгой в шпагате. И сразу замуж. "Снятие страницы": с дочкой на дереве в красной блузке, с клипсами на ушах, с весёлыми глазами, тонкой талией, красными губами, высоким мужем во фланелевой рубашке, густой бородой на лице овала Модильяни.

Через шесть минут у них появится внучка.

 

 

Не крыса

 

— Ты купила холст? Но ведь снова бросишь. Ты уверена?

— Вообще-то,  я так живу. У меня множественные потребности. И я уделяла каждой не меньше года.

— То есть теперь ты на год  художник?

— Звучит, как искусство по вызову. Думаешь, я картину не дорисую? Смотри, какой холст! Гладит слегка шершавую канву, нюхая, вдыхая будущее искусство.

— Ну, пожалуйста, я только «за». Просто не бросай!

— Ну, это же не диета. Можно и с кофе, и с маслом. — смеётся и обнимает своё вдохновение.

Куплено вдохновение, краски прилагаются. Даже инструкция, пронумерован каждый мазок. Можно почувствовать себя Пикассо. Ещё лучше Шагалом. Её летающий дракон на холсте. И гамма такая же, шагальная.

Я — Белла! — подумала она. — Я готовлюсь к полёту над городом, что тут такого? Мне скучно шагать.

Тонкая кисточка рисует контур. Медленно ходит по краю. Летает дракон Миядзаки. Летают пальцы. Им дали вольную. Они больше не крепостные. В эту самую минуту отменили крепостное право.

— А почему люди не летают? — спросила маленькая девочка, вися на турнике вниз головой.

— Летают. Только не телом, а двигателем! Самолетным, вертолетным, ракетным.

— Тогда я сделаю такие крылья, с двигателем.

— Ты — мой Да Винчи. Ну иди, делай.

Девочка ушла. Она не вернётся — без крыльев. Молодая мама в пижаме, не досмотревшая первый сон,  возвращается к частной жизни, к тюбикам, к самой себе. Это урок трансгрессирования. Трансфигурации.

Что ты фигуретничаешь? — спрашивала её саму мама, когда косы свисали до попы. Когда классный руководитель доложил её бабушке, что она витает в облаках. У неё был рот на замОк, когда в черепной коробке как в новенькой музыкальной шкатулке ещё крутился ходячий зАмок.

Потом механизм сломался, а шкатулка потерялась. Было очень жалко.

 — Ты можешь быть кем угодно, только сделай ужин. — прилетел в комнату дракон. Домашний, прирученный.

Вдруг вспомнилась крыса, ставшая на миг кубком для вина. Та самая, сделанная небрежно сломанной палочкой. О, дивный новый мир! — подумала крыса-кубок.

Номер G1. Не цвет, только номер. Это тайна. Какой же он, этот G1? А вдруг бирюзовый? Или Тиффани? Как волнительно!

— А ты не можешь просто пыль вытереть, например? — дыхнул огнём. — У нас, кстати, холодильник внутри уже грязный. Где твоё вдохновение к чистоте?

Улетело. Тело осталось. Она — не крыса. Точнее уже не та.