Выпуск №20
Автор: Анна Киссель
АМИНА Он арбуз хотел. Чё-то, говорит, арбуза так хочется. А арбузы вчера были, сегодня арбуза нет. У нас нет, и там нет, это в город надо. А как туда ехать?
Я к Шевкету. Я тут никого больше не знаю. Галю ещё знаю. И Шевкета. Он меня привёз. Работать привёз. А я сбежала.
А что делать? Арбуз надо! В город – надо! Я к Шевкету. Он так удивился, не побил меня даже. А хотел побить! Всем говорил – увижу, убью.
Шевкет, говорю, в город надо. Арбуз надо! Денег нету у меня. Деньги на арбуз только. А в город ехать денег нету. Давай арбуз привезём, а я потом работать буду. Не буду убегать.
Стою. Плачу.
Арбуз надо. Он арбуз хотел.
Шевкет говорит Теймуру – вези её в город. Скорее вези, сейчас побью. Я такая храбрая стала. Он испугался даже. Не стал бить. Говорит, увози скорее, пока не побил! Не стал бить. Такая я стала храбрая.
Теймур злой. Теймур к жене собирался. Надо в город ехать. Четыре часа ехать.
Он арбуз хотел. Надо ехать. Теймур всю дорогу молчал. Он злой, но хороший – сразу знал, где арбуз покупать, сразу привёз, не стал говорить: не знаю я, иди сама ищи! Сразу привёз.
Зачем, говорит, тебе арбуз. Он сейчас невкусный. Знаешь же, сейчас арбуз невкусный.
Он арбуз хотел. Он вкусный будет, он же хотел! Когда очень хочешь, всегда хороший арбуз будет. Сладкий, сладкий. Я лучший взяла. Как он хотел.
МАРИНА. Мама хотела меня из дома выгнать. Так она кричала. Отец, наверное, тоже. Он молчал, пока она кричала. А раньше всегда смешил и заступался.
А мне что? Я куда? Пять, два с половиной и в животе ещё одна, вот-вот вылезет…
Они так-то внучек любят очень. Они не против детей, только за!
Но вот то, что опять от него…
Ну, а что делать? Что делать, если так суждено? Да, мы в разводе! Да, не живем! Ну, да, так получилось, когда приехал девочек проведать… на все воля божья, я тут причём? У бога нет лишних детей. (смеётся)
Да и я ещё не из тех. Кто думает наперёд. Как этих детей растить, учить, кормить… Но мне не страшно – моя вера крепка. Богу виднее. Как всё должно быть. Можно же всё просчитать, накопить, дом построить для детей – а всё, конец пришел, а деток так и не нажил… Но как только начинаешь доверять Ему – все образуется. Со временем.
Хотя…
Да, ладно. Я сама сначала тоже… того… всякое сделать хотела… думала. Рыдала, конечно. Мы хоть и номинально ещё были женаты, но так-то он уже всё. Одна я была.
АМИНА. С братом сюда приехали. Никого не осталось там. Отца не помню, когда я родилась, он на войне погиб. Потом маму похоронили. Сюда приехали. А потом брат умер. Поехал и не вернулся. Шевкет сказал – ты наша, не оставим тебя, работу дадим, не оставим. Я осталась. Мы мыли. Они строят. А мы моем потом.
Хорошая у меня работа. Честная. Сразу видно, хорошо поработала, чисто. А если обманываешь – чисто не будет никогда. А я чистое люблю. Все могу отмыть. Хорошо работаю. Сама смотрю – чисто! И радуюсь.
А Шевкет хороший, но не чистый. Там у него жена. А он тут… Я не стала терпеть. Как раз в тот день привезли нас с работы, дождь был. Тут всегда дождь. Там, у нас солнце. К солнцу ближе, высоко. А тут летом дождь, зимой дождь. Солнца мало… Жалобно так.
Привезли с работы, а он из машины не пускает. Держит за ногу. Зачем, говорит, тебе со всеми в комнату идти, у меня дом, надо, говорит, хозяйку в дом. Я подумала, что у него в доме убрать надо. Чтобы чисто стало…
Нет, говорит, не только убрать.
Я ведь знаю всё. Некрасивая я. Маленькая, смотри, какая маленькая. Как ребёнок. Худая я. Волосы растут плохо. Брат смеялся – даже если захотят украсть, из мешка выпаду! Такая я худая. Маленькая.
А вот – хозяйку в дом…
МАРИНА. Мы не бедные. Тут все так думают. Папа дом построил, у нас тут самый новый дом. Там участки продавать начала, скоро настроят, конечно. Но сейчас у нас самый новый. Папа построил. Мама покрасила, а я занавесок нашила.
У папы бизнес. Ну, как бизнес. (смеётся) Он ремонты делает. Сам. Так что тут думают, что мы богатые. Смешно. Это потому, что все тут совсем… Я жила в городе. Там, конечно, мы бы богатыми не считались…
Меня все любят. Всегда любили. Я единственная дочь. Хорошенькая всегда была. И девочки у меня такие же! Папа им тоже дом построил! Маленький, но два этажа! Мама покрасила. А я – да-да – нашила занавесок, покрывал…
Тоже с мамой бизнес делали – шили. Хорошо шло сначала. Сколько шили – всё в город продавали, всё быстро разлеталось. Занавески там прованс, хюгге стайл, платья – бохо, фартучки пин-ап… Да-да, я в городе жила, знаю, что они любят… Я красиво могу сделать везде! Покрывальце, свечечку там, салфетки, платок вот тут подвязать… девочек вон каких красивых – тоже запросто! (смеётся)
Я же не всегда тут жила. Я тогда уже, когда совсем тяжело стало, приехала. Всё там бросила. Школы, музыкалки, гимнастики… Там или развози весь день, или работай… А если не работать – на что квартиру снимать? Есть на что? Тяжело стало. Он-то помогал, только когда не пил. А тогда он чёт совсем… В общем, всё. Собрались и к маме под крыло. И к папе!
АМИНА. Я правда думала, убрать надо. Устала очень. А как отказать? Шевкет – главный. Но я говорю – я устала, Шевкет, давай я завтра уберу. Хорошо уберу, чисто. Я люблю свою работу. Может, завтра меньше будет работы. А он кричать давай. Хотел меня бить.
Шевкет хороший, но всегда меня бить хочет. Не бьёт. Стул может бить. Машину может бить. А меня только глазом так… Я привыкла. Не боюсь уже. Теймур говорит, зря, надо бояться. Шевкет хочет бить – будет бить. А я привыкла.
Я из машины выбежала. Бегу. А машина за спиной жжжух, жжжух. Думала, давить меня хочет! Я не стала бежать, я в магазин. Там, думаю, не будет давить. Там людей много.
А там – он. Говорит, что я воробЫшек.
Откуда, такой воробышек, говорит.
Я говорю – какой робышек? Это кто? Думала, что вор… вор…робышек.
Я говорю – я не вор! Мне шампунь надо! Иду и шампунь беру.
А он так хорошо смеётся. Не все хорошо смеются. Все злые, потому и смеются. Чтобы обмануть. А он – веселый, он хорошо смеялся. Большой такой. Борода такая. Зубы.
Сказал, что воробей – воробышек. Воробей – птичка такая. Маленькая. А воробышек – маленький воробей. Он так сказал.
Вышли. Дождь там. Про Шевкета забыла. Да и не было его там. Дождь только. Темно. Я тут же в лужу встала. И куда иду – везде лужа! Темно! Лужа…
Он на руки взял и говорит – легкая, как дочка моя. Куда, говорит, показывай, с ветерком доставлю!
Никто на руки меня никогда не брал.
Никогда.
Идёт. Несёт меня. Как арбуз. Отпусти, говорю. Устал нести! А сама молюсь – только бы не отпускал! Только бы нёс и нёс так… Как никто никогда… Я воробышек… И он нёс меня. До самого дома. Не устал. Сильный.
МАРИНА. Я в магазине стояла тогда. Зажигалка для плиты нужна была. В правой дешёвая и многоразовая, в левой — красивая. Дорогая, одноразовая, но красивая. А я уже устала быть бедной. Я стою и плачу: я хочу красивую! Но должна взять многоразовую… там и разница-то 50 рублей… Но это для меня деньги.
Я молодая тогда. Красивая. Уехала, училась в городе. Хотела быть дизайнером. Училась шить. А шить я умела! Но надо было, чтоб диплом… и всё как-то неудачно. И учёба эта. Или мальчики ухаживают какие-то дикие, или дядьки противные… (смеётся)
В общем, я одна. Снимаю с подругой комнату у старухи. Денег очень мало. Денег нет. А нужна зажигалка. Плита старая, капризная, спичками все пальцы себе сожгли. Нужна такая. С длинным кончиком.
И я рыдаю.
Ну, как рыдаю. Внутри. Снаружи я улыбаюсь. У меня такой принцип: внутри я хоть самурай, делающий харакири, но снаружи – я нежный зефир! Всегда должна быть красавица! И вот так вот я рыдаю. (смеётся) Думаю, что все видят красавицу… А он увидел… самурая. Подошёл.
Возьми, говорит, ещё вот эту, и я подарю тебе букет из зажигалок. Дарили тебе такое?
А мне тогда вообще никто ничего не дарил. Только папа…
Я так была благодарна! Я же в тот момент не зажигалку выбирала. Я выбирала как жить… А он легко так решил этот вопрос. И даже лучше, чем кто-то вообще мог.
Он всегда легко решал все вопросы.
АМИНА. Я на другой день с утра в магазин пошла. На работу не пошла. Сказала, что живот болит. Все уехали. Шевкет не пришел проверять. И я пошла в магазин. В тот магазин.
Там его не было.
Даже не знаю, зачем пошла. Просто там он был. А теперь – не было. Галя была. Галя сестра его. Я Галю не знала. И что сестра – не знала. Тогда как раз и узнала. Галя мне сказала: он работает тут. Грузит. Тут и там. Сейчас там грузит, потом придёт.
А я с пакетом. Я – всё. Решила больше не возвращаться. Галя спрашивала меня, я говорила. И так получилось – работать там стала. Стала я там мыть. И жить у Гали. И у него. Они вместе жили, почти тут.
Он грузил, я мыла, Галя продавала. Он уставал. Очень. Я готовила ему вкусно. Галя радовалась. Хорошо жили. Он отдыхал, Галя радовалась.
Я хорошо жила. Спокойно.
Наши женщины приходили в магазин. Говорили про Шевкета. Что он злой и убить меня хочет. А Шевкет не приходил.
Жили мы тогда хорошо. Столько радости во мне было. Он такой сильный, добрый… Борода, зубы…
МАРИНА. Я сначала-то радовалась. Жили мы весело. Друзья у него все такие… сплошь творческие, интересные. Собирались у нас часто, выпивали, конечно, разговаривали культурно.
А потом я устала. Я же работать пошла, учиться скучно, а работать было интересно. Я работаю, потом друзья эти… А потом убирай за ними. Не для того меня мама рожала! (смеётся)
И потом, сидят они обсуждают, что-то там делают, куда-то ездят, вечно ищут деньги, помещения, площадки… Год спустя смотрю – афиши! И его там и в помине нет! Все дружки его там, а он где? А я что – нанималась официанткой? Кто эти люди вообще? На афишах они висят…
Ну, на самом деле, пропадать он сразу начал. Я лёгкая, я люблю тоже побыть одна. Я не скучала, не грустила! Но всё равно, знаете ли, когда выходишь из душа, табуретка ещё тёплая, а он уже на звонки не отвечает. Кому это понравится?
Думаете, день-два, ну, три, можно потерпеть. Всякое бывает.
Но вот как-то в дверь начали ломиться! Я перепугалась, у меня уже старшая плачет, ногу обнимает, мелкая только-только уснула… А там хозяйка квартиры – оказывается, второй месяц не плачено! Нормально? Он, значит, встретил кого-то, ему поработать предложили на проекте, и он на край страны улетел! Два месяца!
Папа тогда приехал, помог. Но я поняла, что надо как-то самой. Нельзя вот так вот. Нет у меня, получается, никого, кроме папы.
Я мигом протрезвела. В смысле стала трезво оценивать свою жизнь. Пить-то я ни-ни. Здесь я его не понимала. Понимала и принимала, что он лёгкий такой, азартный, увлекающийся. Что всё у него легко, а у него правда всё легко получалось! Как-то так волшебно, чудесно… Сердиться тоже не могла на него долго.
Так-то он хороший.
АМИНА. Плохо, что он пил. Он даже когда пил – хороший, не злой. Но ему плохо было от этого. И Галя тоже: знала, что плохо ему, а продавала. Как, говорит, брату отказать? Ты что!
Рассказывал много. Смеялся. Смеялся, что я думала, что он про себя рассказывает, а это про другого. Кто-то написал книжку про другого. А он мне рассказывает и смеётся.
А я молчу. Я так много никогда не говорила. Я молчала. Столько, сколько он – я бы никогда не рассказала!
Он много работал. Иногда даже не приходил домой. Уставал. Даже сильный устаёт.
Я старалась как могла, чтобы ему было легче. Еду вкусную готовила. Он любил нашу еду, говорил, что она для настоящих мужчин – острая, плотная и сытная. Греет.
МАРИНА. Я начала шить детские вещички. Очень удобно выходило – наряжу своих, пару сарафанчиков в пакет ещё положу, выйдем на площадку, и сразу вопросы: где купили? Сколько стоит? Врала, что свекровь из Прибалтики прислала. А вот как раз есть с собой лишний – не подошёл по размеру… Я шила очень простенькие сарафанчики, платьишки, буквально четыре шва. Но если подобрать ткань, бант такой эффектный – и вуаля, королевская простота. (смеётся)
Мы с девочками все площадки на районе обошли. Я уже не врала про свекровь, у меня её и не было никогда. Я уже свой номер телефона оставляла и шила на заказ.
Мы хорошо тогда жили. Девочки по кружкам занимаются, я придумываю и шью.
Я решила развестись. Он как-то сразу понял. Он приезжал к девочкам и всё, в общем-то, было как всегда. Может, даже и лучше. Если уже не ждёшь ничего хорошего.
Я знаю, он очень любит наших девочек. И меня. Больше всех на свете. Просто он обычный слабый человек. Он не справился…
АМИНА. Однажды не пришёл он. Галя думала, что он там. А там думали, что он тут работает. А он никуда не пришёл. И пока так думали, два дня прошли. Галя звонила. Везде звонила. А я ходила, смотрела, думала, вдруг он ещё где работает.
Потом думаю – это Шевкет! Шевкет его побил! Может, видел. Как на руках меня нёс? Может, подумал плохое? Шевкет может! Шевкет не любит, когда не по закону… ох, как я ревела. Бежала к Шевкету и ревела.
Шевкет меня увидел. Испугался почему-то. Не стал бить. Даже кричать не стал. Поехали к сыну его, к Теймуру. Он участковый, важный. Они в другой комнате говорили. Жена у Теймура красивая, как булочка. Чай мне налила, полотенце дала. Я мокрая, дождь и дождь здесь.
Шевкет пришёл. В больнице, говорит, твой. Отвезу тебя, собирайся. Гале позвонили.
Поехали в больницу. А я не знаю, хорошо мне или страшно. Живой же… мой. И Шевкет не кричит больше. А все-таки страшно. Поняла – страшно.
У больницы Шевкет сказал, что всё. Он сделал всё, что мог в память моего брата. И чтобы я больше ни-ко-гда не приходила. Убьёт. Так и сказал. Ни-ког-да.
МАРИНА. Да ну чего ещё можно было ждать от него? Две дочки есть, славные, чудесные… А вот третью не хотите ли?! Так что я с животом вот с таким вернулась к родителям.
Дома тогда особо у нас не было. Папа только строил. Летом жили с девочками в летнике. Пол подметали земляной. Хорошо так пахло! Зимой в домике старом, в одной комнате, вместе. Там же мы и шили с мамой. Ну, а что делать? Два года вот так пожили.
Приезжали ко мне подруги, фоток наделали. Красииииво! Я на фото в поле, с букетом и велосипедом, в лёгком сарафане, сумочка такая старинная… И в резиновых сапогах – очень романтичный образ! (смеётся) И девочки мои вокруг в венках и таких же сарафанчиках… Вот правда – красииииво!
Никому же не видно, что сапоги – мои ровесники, что велосипед мы в канаве тут нашли, папа его починил, что-то прикупил, покрасил. Что сплю я на досках и матрас у меня из сена… Это никому и не интересно.
Подруга потом приезжала и привозила клиентов для фотосессии. Велосипед, сарафаны, сапоги в прокат давала! Плетень даже с горшками соорудили. Мы с мамой пироги пекли, чаем поили – люди радовались. Платили хорошо. Красиво-то все любят.
А потом! Потом наконец-то дом большой, новый, теплый!
Иногда после фотосессий люди оставались ночевать. Мы на эти деньги купили стол большой и буфет старый. Покрасили, конечно же. Чтоб красиво… (смеётся)
АМИНА. А в больнице меня пускать не хотели. Галя сказала – жена. Я – жена. Галя так сказала. Сердце как стукнулось у меня…
А ей говорят: так сидит у него уже одна жена…
Галя ушла, нашла главного, кричала. Нас пустили потом.
Он стал какой-то худой весь. Как так? Два дня только не видела, а так похудел! Одна борода. Такая большая, когда улыбается, зубов не видно.
Очень обрадовался. Улыбался всё время. Зубов не видно, а что улыбается видно. Лежать, говорит, не работать. Всё будет хорошо. Говорит.
Кормят только не очень. Не то, что ты. Это он про меня.
Никто не говорил мне такое, чтобы сердце – тык-тык-тык. Даже когда на работе хвалили. Что чисто могу сделать. Даже когда маму из больницы выписали. Она посмотрела, что дома чисто и плакала от гордости. Что дочь у неё маленькая, а уже хорошая. Было мне тогда радостно. Я даже сочинение такое писала потом в школе «Что такое счастье?».
Мама потом умерла скоро. Думала, что выздоровела. А её из больницы не поэтому выписали… Я рада, что она успела погордиться мной!
Но когда он хвалил… улыбался… лежал…
МАРИНА. Жили мы хорошо. Вот радостно жили. Всё как-то наладилось. Девочки подросли. Какие-то деньги зарабатывать удавалось. Машину вот купила – старую, очень старую, но это уже и не старьё, а винтаж! (смеётся)
Девочки дома учатся – в городишко-то не наездишься каждый день. Совсем тогда машина рассыплется (смеётся).
В городок ездила только посылки заказчицам отправлять. Да родственников навещать. Мы же теперь «за городом» живём.
Хотя однажды мы все вместе, мама, папа, я и девочки на моем дилижансе до моря доехали! Потом папа всю неделю там машину чинил, чтобы мы обратно могли уехать (смеётся).
Мы с мужем из одного городка оказались, этого вот. Представляете? Как это можно было встретиться в огроменном городе землякам? Есть все-таки божий промысел. Я ему доказательство. (смеётся)
И полгородишки мои родственники, а остальные – его.
И вот они-то мне и сказали, где он. И какой диагноз. Я сразу туда. Хоть и ночь уже почти была, а как его теперь бросить?
АМИНА. Я бы для него всё приготовила! Я бы всё…
Галя сказала – нельзя. Только куру отварную. Это даже уху невкусно, не то что языку.
Сделала уалибах ему. Чем сыр хуже куры? От таких пирогов любой встанет.
Галя договорилась, чтобы я санитаркой там была. Чтобы чисто там было. Меня на работу взяли, даже книжку завели. Работы много. Я хоть и рядом, а к нему не каждый час могла зайти…
Но ночью могла сидеть рядом. Не выгоняли меня, а не спала почти. Всегда свет горит – не могу спать. Странная эта жизнь.
Он тихо спал. Я боялась, что он не дышит. Смотрела, поднимается ли одеяло? Мне всё казалось, что нет.
Он весёлый, когда не спит. Улыбается. Ходить почти не может. Лёгкий стал. Как мама тогда…
МАРИНА. Я тогда к нему пробралась ночью. Медсестры такие понимающие – жена же все-таки. Посидела, поплакала. Смотрела, как он спал. Всё мне казалось, что он не дышит. К утру думаю, надо домой гнать, девочек привезти, полотенец ему привезти, еды какой домашней…
Дождалась, как он проснётся. Улыбался. Он всегда мне радовался. А тут сам ещё не понимал, где он – а тут я. Конечно, он мне радовался. Никто больше не пришёл.
Сказал, что совсем плохо стало, а дальше не помнит. Ни операцию, ни последние сутки… Не стала ему ничего говорить. Сказала только, что за девочками поехала, завтра привезу.
Мы приехали с девочками в тот же вечер, я не могла дома ни спать, ни есть. Тревожно мне было.
Мы приехали. С девочками.
А нас к нему не пустили.
Нас к нему не пустили!
Потому что выяснили, что я бывшая жена. То есть, никто ему. Никого у него нет, кроме меня и девочек – и я никто.
АМИНА. Он много спал. Почти ничего не говорил. Есть не стал. Даже улыбался тяжело.
А потом как-то сказал, что хочет арбуз. Большой, красный чтобы и обязательно сладкий. Чтобы пах морозом. И чтобы кусать – и по усам текло. Смеялся.
Я подождала, когда уснёт. И ушла за арбузом. Ничего никому не сказала. Боялась, что не отпустят.
Я тут никого больше не знаю. Галю только. И Шевкета.
А что делать? Арбуз надо! В город надо! Я к Шевкету. Он так удивился, не побил меня даже. А всем говорил – увижу, убью.
Шевкет, говорю, в город надо. Арбуз надо! Денег нету у меня. Деньги на арбуз только. А в город ехать денег нету. Давай арбуз привезём, а я потом работать буду. Не буду убегать. Стою, плачу.
Арбуз надо. Он арбуз хотел.
МАРИНА. Знаю я, что не любят меня его родственники. Но что б вот так вот…
Подло! Это просто подло.
Это мне они плохо сделали? Мне? Это я лежу без сил? Это я доживаю свои последние дни в облезлой больнице в одиночестве? Меня наказать хотели? Господи! Какие же мелкие людишки… Ведь им принципиально было вот так меня унизить? Вот так вот соблюсти правила? Оставить детей без последней встречи с отцом?
Ух, как я взбеленилась! Я лёгкая, конечно, иногда легкомысленная. Но я и острой могу быть, как нож.
Я всех подняла. До троюродного дяди, он в министерстве там кем-то. Даже не знаю в каком… Я написала тут же во все прокуратуры и соцзащиты. Хорошо, что теперь не отходя от двери больницы можно везде пожаловаться.
Я сделала всё, что могла.
Всё, чтобы он увидел меня и детей, как я и обещала ему. Видит Бог, я сделала всё.
Я сделала всё.
Он просто не дождался.
Когда нас пустили на следующий день, его увезли в реанимацию. А оттуда уже в морг…
АМИНА. Мне все помогали. Все. У нас машина сломалась. Теймур посадил меня на попутку. Дяденька такой страшный. Я всю дорогу боялась его. Я боялась, что он злой. Что не довезу арбуз… И уснула! Столько не спала. И уснула.
Он довёз до поста. Спасибо ему. Довез меня.
Там меня на машине с мигалкой отвезли в больницу. Вот как Теймура уважают. Вот как Шевкета уважают. А я сбежала. Я тоже уважаю. Но мне надо было сбежать…
Мне все помогали.
Но больше я его не увидела.
Я ходила везде. Там говорят – его туда отвезли. А там потом сказали, что тело родственники забрали.
Какое тело?
Я везде ходила. С арбузом тяжело ходить.
МАРИНА. Я родственникам сразу сказала – даже не лезьте. Я – жена. Я всё сама решу.
Но как без родственников? Даже тело не отдадут. Вот ходили с этой…
Она как поняла, что я хочу красиво все организовать, что деньги есть, сразу стала сговорчивой…
Ладно. Не буду грех на душу брать. Всё же сестра, девочкам моим тётка.
Хотя я честно старалась девочек оградить от такого родства. Что Галя, что Нина, что дядька его – все пьющие, все без цели и без стремлений. Они и сгубили его… Так и не смог он вырваться из этого беспросветья…
Сделала я всё красиво. Хорошо сделала. Сама всё выбрала. Он был бы рад. Он всегда мне радовался. Всегда. Любил потому что…
АМИНА. Я поздно пришла. Я не знала куда идти, потом подсказали – я пришла. Стояла у церкви долго. Боялась, что не пустят.
Тётенька одна спросила, зачем мёрзну? Ушла узнать, можно мне в церковь? Пришла и сказала – родственники против. И что проститься на кладбище потом можно.
Родственники против.
Родственники против. Какое тело?
Я так устала. Тяжёлый арбуз…
Я плакала. Не знала, что ещё делать?
Кому молиться?
Галя вышла. Сказала, что не надо мне тут стоять. Иди.
Иди, говорит.
Иди.
Я пошла.
Я знаю, где здесь кладбище.
У меня там брат.
МАРИНА. Я очень устала. Быть хорошей женой непросто. Быть хорошей вдовой тяжело.
Мы ехали по этим разбитым дорогам на это нищенское кладбище. А его мотало по всему автобусу…
Ещё вчера он мог бы стать известным и счастливым, если бы только хватило сил…
Я остановила машину, чтобы пересесть к папе и девочкам. Я испугалась, что меня придавит его дорогим гробом …
По дороге шла маленькая чёрная женщина. С арбузом.
Зимой. В лесу. С арбузом!
Вот это сюр! Он бы оценил.
И так странно было потом, когда все уехали, а я попросила оставить мне машину и дать мне побыть тут с ним, так странно, что она, с арбузом, пришла к нему…
Она – к нему.
К нему – она…
АМИНА. Хорошо, что он недалеко от брата. Это хорошо.
Если Шевкет будет меня хоронить, то хочет-не хочет, похоронит рядом…
Я видела, как его везли. Видела, как возвращались без него.
Родственники против.
Родственники против.
Но он там был не один.
Я села у брата. Хотела ждать.
Она просто стояла и обнимала крест.
Она не видела меня. Сначала не видела.
Мне надо ждать. А я замёрзла. Ноги промокли, куртка промокла.
Я не боялась умереть. Я боялась, что я замёрзну и не донесу арбуз. Не докачу…
Я очень боялась. Очень боялась.
Он арбуз хотел. Вкусный, красный, он же хотел! Когда очень хочешь, всегда хороший арбуз будет. Сладкий, сладкий. Я лучший взяла. Как он хотел.
Я стала храбрая. Я пошла.
КОНЕЦ
2022