Выпуск №20
Автор: Елизавета Гарина
***
Голубь клюет обертку
с упоением младенца Марии
рядом
шныряют другие птицы
солнце оттеняет память
пёстроцветьем сверкучей обертки —
его часовые стрелки —
тощая чайка
клюет голубя
у меня на глазах
еще одно убийство
пересказывает себя другому
Скролишь ленту — снимок:
между деревьев распята собака —
Зоя Косма —
ранее
там была пьянка
какой-то Васильич
поминая молодую жену
плакал
на жертвенном пне
не комсомолка а правда
изо дня в день
кого-то приносит в жертву
у себя на глазах
3 апреля 2017 год
Обезглавленные птенчики-тополя —
обрубки пальцев отрезанные по уменью глаз
гвоздями болтами
по Сенной станции метро в приспущенный флаг
где узнают своего двойника
как и погибшее —
в не рожденных детях первоапрелевцев —
в Раскольниковых кристально-голубых речах
что стали еще на шаг ближе к Богу
чем
игрушки лампадки — беженцев шлюз —
выросли на площади интродуцентами
как прижившиеся к воздуху тополя
крошат поребрик
и их фриланс обличает:
близкое дыхание времени
конечность родионовых слез
короткость нашей памяти
Весне 21-го года
0
Всеправедность опустошения.
Потом, здесь, вместо нас дни.
Как же раньше получалось —
застыть,
умолкнуть,
прицепиться к маячащей мушке?
1
Магнитофонная лента как поводок на глаза.
Мы отстали. Теперь уже точно. Теперь
слушать
длинные песни семиотической лачуги.
Пустырник и горох.
Как пошло,
но долг обструкции всевластен!
2
Феминистская зима: колючие лобки, подмышек
плесень,
малокровие, СДВГ, ПРЛ.
А потом — в двуречье жизни —
мы вдруг открыли,
что стрелка под пупком все же есть
и наша смотрит на советское детство.
3
Растаял снег. Исчезли птицы.
Во вспоротом брюхе — нитки и крючки —
пластиковые пожитки —
плоскостью к плоти приросли.
Как Рембо с бездеятельностью желудка,
жерновов, жертвенника, победных глаз.
Вот она радость.
4
День сжал десятисекундником и взревел грудничком.
Костра жало — гребешки леденцов,—
окровавлено железо, и звук страсти дальше
от совершеннолетия Эвридики,
закончившейся прямо на прабабкиной софе,
не узницы концлагеря, разумеется.
Юбилейная монета вшивой чистоте:
руки нежные женские коротки
для онанизма, печали и честности
5
Громче крикнуть (через силу):
день, двенадцать, раз —
с заснеженных полей налет слетел,
туман рассеял свободу;
взметнулись ввысь птицы и ослепли.
Иссеченность метафорического шельфа —
взгляд живого,
выскобленного из матки,
смотрит сверх.
6
Недосягаемость — ослиная голова в чешуе —
невозможноcтью причастья
флибустьером рассудка пляшет сальсу:
базальтовость трансгендерности —
синтетическая попытка стать цельным
без другого — как в моих снах,
слепленных снежками Кокошко.
7
Прерывистые дни — разорванность сомнений —
солнце напраснит.
Влажны глаза у румянца
светом фар впереди весна, но прежде птицы
сели в неудержимость
предлога
в его вороватость
в прищур общей вины.
8
Оскороность суеты переходит на вы,
а дальше
в созависимость
приветственных китовых криков,
поднимающихся с неведомых глубин
под синхронию снежинок, падающих в грязь
моим лицом.
9
Дефолтная вода течет неведомо
обратно, в безмолвные стада —
галькой в мукомольной машине.
Тает в мерзлоте как всеобщая аддикция:
Измажь ноги калом,
обоссы зеркальные искривления,
зеркала протоколят бумагу инстаграмма,
а значит, Платон в этой пещере себя уже не найдет.
10
Гугл толпы. Колизей на подмостках.
Гоббсовские стенания твитнутого голубя.
А прошлогодние яблоки сгнили,
не ведая этих песен о счастье.
Сахар на дне не тает —
дополнение к фото с Персеверанса —
не оставляет и точки для перехода тела в газ.
***
по дороге ползет жук
прошли двое
людей,
только прошли —
о чем он думал в тот крайний момент?
он думал — я чувствую/знаю, —
что двое ушли,
а он исчез —
бескрылый, черный, длинный как фура, —
почему же мы жалуемся,
когда люди идут по нам? –
думал он, чувствовал/знал,
самого себя
верой в то, что будет, —
чувство вне умершего тела,
мысль вне импульсного ума —
любовь
жертвой заключена
в каждый след, в четыре стены излома,
на вечный срок
с видом на могильник.
Жертвы’ 23
Зев войны ненасытен:
как мусор сметенный под ковер (дополненное подпольное дно)
пустотой велит похитить
и принести в жертву не только девственниц, Кали — все равно
Снятым скальпом
алый язык шевелится страшно, глотка глубже страстей обнажена
богом испытанные агнцы
всевидятся всезнаются их ликость съедается и мученикам нет конца
Ради удачи в бою
роди д-войню, чтоб в очереди к царю Соломону, не ждала ты.
Чтоб не в русском, не в украинском плену
не сидели, чтоб сразу именем врага и брата,
шли на закланье зверю.
Жертвовать Дионису
убиенных и увиденных ими, упразднено-упрятанных пофамильно —
тысячедневный праздник маиса.
Виадук долины Уз топчет и перемалывает, песню не сфальшивит:
кровью питается солнце,
ДНКами всех, кто в человечьей сидит, выпученным удушьем
жабрами трудов Гоббса;
ко всем рабам безгласым закономрожденным идут плюсом.