Выпуск №20
Автор: Петр Слобожанин
Гобелен
Деловито шурша лопастями
Над листвой чудом выживших крон
На пожарище за новостями
Прилетел любознательный дрон
Прилетел за сюжетом, что нужен
Оператору где-то вдали,
Опустился и медленно кружит,
Чуть повыше дымящей земли.
Возле хаты, где не было крыши,
Ни одной из оставшихся стен,
Над кроваткой висел полурыжий
От засохшей крови гобелен.
Гобелен «Пастушок на рассвете»
Прадед с первой принес мировой,
Довисел этот коврик до третьей,
Переживши бомбежки второй.
Дрон бесстрастным примерился взглядом
Мегапикселей на пятьдесят:
«Что б такое отправить на базу?
Как понять, что там видеть хотят?»
От сарая столбы лишь остались,
Изуродованный палисад,
Красных роз лепестки разметались,
Прикрывая дымящийся смрад.
Вон забор, изрешеченный в сетку,
Рядом мальчик, застывший в пыли,
С лепестками несхожие метки
В двух местах через спину легли.
Под завалом прадедова сабля,
На клочки фронтовая гармонь,
Белый цвет неродившихся яблок,
Мертвый правнук и вечный огонь.
Дрон причины как будто не ищет,
Сканер смотрит под каждый предмет.
Невдомек ему, что пепелищу
Как событию множество лет.
И что будет, пока неизвестно,
Но уже проступает сквозь тлен:
Без гармони не умерла песня,
И обрел новый смысл гобелен.
Здесь уже наступили на грабли
И ударили древком о лоб,
Здесь отроют фамильную саблю,
В назначенье использовать чтоб…
Дрон проплавал от края до края,
Все сливая в бескрайнюю сеть,
Кто прислал его, точно не знаю,
Как и то, что смогли рассмотреть.
Бахмут
Кружит мелкий снежок над Бахмутом,
День февральский стремится в закат.
Два снаряда легли за минуту,
И четыре вот-вот долетят.
Режут ветки свистящие пули,
И на каску мне сыплет кора.
Вспомнил я, как в далеком июле
Коротали мы здесь вечера…
Это было, как сон –
Я был робко влюблен
В украинку с роскошными косами.
Мы сидели вон там,
Где дымящийся танк
И тела в камуфляже разбросаны.
В шевелении тел
Я увидел в прицел
Нежный девичий лик перемазанный.
Это точно она!
Накатила волна –
Все, что было и что недосказано.
Поглядел я вокруг
И увидел: мой друг
В ту же сторону тщательно целится.
Грянул выстрел, как взрыв!
Я, отчаянно взвыв,
Вставши в рост, побежал сквозь метелицу.
Не ошибся: она.
От бескровья бледна
Улыбнулась, сказав: «Напророчила.
Ты пришел, наконец,
Долгожданный отец,
И не знаешь о маленькой дочери!
В трудный час, как могла,
Я ее берегла,
За двоих окружала заботою.
Она – чудо, поверь.
Что же будет теперь,
Когда мама вернется “двухсотою”»?
…Низкий берег замерзшей Бахмутки,
Ночь последняя наедине.
Я укрыл ее бережно курткой,
Чтоб лежала, как будто во сне.
Не забыть, как за миг до ухода
Прошептала, слабея, с трудом:
«Скоро май двадцать третьего года,
Кто за дочкой присмотрит потом?»
Это было, как сон –
Я был робко влюблен
В украинку с роскошными косами.
Мы сидели вон там,
Где дымящийся танк
И тела в камуфляже разбросаны.
Подрастет наша дочь,
Станет мама точь-в точь,
Это место ей будет святое –
Здесь она проклянет
На два века вперед
Тех, кто сделал ее сиротою.
Песня удачливого з/к
Я на зоне пять лет, и счастливый билет,
Мне приснилось, что будет предложен.
Я проснулся – и вот прилетел вертолет,
В нем команда и лично Пригожин.
Лишь на землю нога – он быка за рога:
«Зеки! Кем вы считались? Уродины?
Повезло вам с судьбой: я зову вас с собой
Послужить для спасения Родины!
Он простой на язык: нужен, мол, штурмовик,
Кто пойдет за мной – будет помилован,
Полгодка отслужив (правда, будет ли жив –
На воде это писано вилами).
Но коль что-то не так – не верну вас в барак,
Озаботимся мы похоронными,
И на адрес родни в эти скорбные дни
Будет трансферт с пятью миллионами».
Тут я вспомнил про дочь, как могу ей помочь –
Счастью жизни в юбчоночке плисовой.
Что я в силах достичь? Восемь лет, как я ВИЧ.
Что тут думать. Я вышел: «Записывай!»
*
*
*
…Хаймерс, подлый снаряд, покрошил наш отряд –
Камуфляж, не покрытый погонами,
И не наша вина, что родная страна
Обеднеет, платя миллионами.
А потом бой утих, я лежал среди них,
И когда в одеянии цинковом
Я поехал домой, – низ вложили не мой,
Я приехал одной половинкою.
Вот и цинк лег внизу, мать роняет слезу,
А жена начинает планировать:
При деньгах и вдова! Мужичков – уже два!
(Дочь не взяли: дитё не травмировать).
Помянули без слез, будто смерть – не всерьез.
Я не думал, что все этак сложится –
Чуть подпивши, родня даже не за меня,
А за денежки больше тревожится.
Водку луком заев и весьма захмелев,
Из родни кто-то начал уклончиво:
Вот бы ожил сейчас и сходил еще раз –
Что сегодня с пяти-то лимончиков?
Смотрит с неба душа, как, конверт потроша,
Они славят бои с Украиной,
А мне хочется, чтоб положили мне в гроб
То, что было моей половиной…