Выпуск №21
Автор: Инга Кузнецова
Люба Ягданова. «Oтпечаток кроссовок bershka». Артикуляция, выпуск №17.
Перед нами совершенно бесстрашная поэзия, сталкиваясь с которой, каждый оказывается у развилки: 1) смущенно опустить глаза и пробежать на цыпочках тексты, щадя себя и автора; 2) оказаться более чутким к нюансам ¾ более, чем раньше, и даже, может быть, более, чем это возможно.
А вообще-то перед нами визионерски-строгая, отчетливо-концептуальная и при этом сдерживаемая и мощная чувственная поэзия (страсть слов с силой скручена в пружину, и распрямляется не в тексте, а уже напрямую — в нас). Эта поэзия безжалостна к веерному лирическому «я», которое здесь не выброшено (хотя автору хочется этого), а растаскивается, как психологическая расчлененка. Ягданова продолжает свой радикальный эксперимент над тем, насколько жизнь и текст остаются человеческими, если жизнь ставит текст в бесчеловечную ситуацию и наоборот. Если сразу принимаешь внутреннее требование высокоградусной честности в коммуникации с автором, честности, что граничит с авторазоблачением, но не перебегает на поле возобновляемого мазохизма (яркий призрак его остается, но не привкус), то оказываешься вознагражден, да еще как! Видишь: Ягданова отлично знает, что объекты «мироздания» нигде не прибиты к нему гвоздями. Она отлично знает: и никакие связи между объектами не закреплены навечно — ни в так называемой природе (в том числе в природе человека), ни в так называемой культуре. И это не вычитанные практики. За все открытия в своем художественном исследовании поэт Люба Ягданова платит сполна, тотально, тратой всех систем, всех полушарий (мозга ли, географических ли).
Однако и деконструкция связей и объектов, столь необходимая авангардному художнику в начале его эры, для этих текстов уже прошлогодний снег — ведь обрушивать можно/хочется только «матрицу», а она не является проблемой для автора. Нет-нет, Люба Ягданова явно ищет реальность-как-она-есть, хотя вовсе не увлечена ни Хайдеггером, ни возможной новой первобытностью. Она ничего не рушит, у нее другая стратегия. Она жертвует собой. Стремится к абсолютной трате, даже не надеясь на фениксовы перья. Люба Ягданова ищет такой полноты присутствия в тексте, которое возможно лишь на грани исчезновения. А выбор образных рядов, как и выбор комнат для жизни и возлюбленных для жизни — далеко не первая задача ягдановского текста и, возможно, судьбы. Это вовсе не так важно, как кажется (ведь ни комнаты, ни возлюбленные тоже нигде закреплены: они летят в открытом космосе или болтаются в почти сюрреалистическом компоте ягдановского мира, и повторная встреча с ними возможна/невозможна в мерцающем режиме). Если автор/герой оказывается изранен и деконструирован внешними событиями, он все равно не может отказаться от автотребования полностью быть. Даже переливаться через край, переваливаться, точно его — избыток. Это почти невозможно, но странным образом происходит. Почти умирая, автор вбирает в текст то и тех, чем и с кем был, с какой-то прощально-суровой и в то же время нежно-сентиментальной любовью. Ностальгической — по ту сторону. Глаз художника делает все это прекрасным, вкус интеллектуала — а-декларативным. Точно герой/автор уже действительно переходит в портал — жить в лес, как пишет Ягданова. Лес зачеловеческой правды, если сказать точней. Потрясающе мужественный эксперимент над лирическим и человеческим «я».