Выпуск №21
Автор: Гюнтер Айх
Перевела с немецкого Анна Глазова
Гюнтер Айх родился в 1907 году в городе Лебус в Германии. В тридцатые годы много работал над радиопьесами, в которых избегал политических высказываний, пока не понял, что такая попытка внутренней эмиграции не ограждает от участия, преднамеренного или нет, в политической жизни. Более того, задокументировано заявление Айха о вступлении в НСДАП в 1933 году, но всё же в конечном итоге в партию он не вступил. Ещё один факт его биографии, свидетельствующий о спорности или небезупречности его позиции – радиопьеса о восстании белых рабочих на южно-африканской фабрике, которая была использована в 1940 году для нацистской антибританской пропаганды; не вполне ясно, догадывался ли Айх о целях тех, кто заказал ему пьесу. Эти факты его биографии, тем не менее, не столько противоречат его послевоенной политической позиции, состоявшей в осознании необходимости пересмотреть прошлое, сколько именно объясняют большую роль, которую он сыграл в создании "литературы на обломках" в Группе 47, коллективе поэтов и писателей, ответственных за преобразование литературы Германии после 1947 года. Стихи Айха 1950-60 годов говорят об осмыслении вины, хотя прямое участие Айха в военных действиях сводится практически к одной только высылке на фронт и немедленной сдаче в американский плен. В этих текстах звучит боль, неизбытость соучастия, необходимость (и невозможность) полноты памяти о преступлениях и убийствах. Как и из чего строить на руинах? – вот главный вопрос, волнующий Айха после войны.
Анна Глазова
СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ СКРОМНОСТИ
Мы привели в порядок дом
и занавесили окна,
и в подвалах теперь вдоволь запасов,
уголь, керосин,
а в складках кожи –
смерть, припрятана в ампулы.
Сквозь щель в проёме мы видим мир:
обезглавленный петух,
он бежит по двору.
Он топчет наши надежды.
Мы выбрасываем простыню на балкон:
сдаёмся.
ПОМИНАНИЕ
Болота, куда мы хотели спуститься, осушены.
Торф согревал нас по вечерам.
Чёрную пыль поднимает ветер.
Он сдувает с могильных плит имена
и вносит нас
с этой датой.
ОСМОТРИТЕ КОНЧИКИ ПАЛЬЦЕВ, НЕ ТЕМНЕЮТ ЛИ?
Осмотрите кончики пальцев, не темнеют ли?
Однажды она возвратится, вытравленная чума.
Почтальон бросит её с письмом, громыхнув, в ящик,
она ляжет с порцией сельди тебе на тарелку,
мать передаст её через грудь младенцу.
Что будем делать, когда уже никого нет в живых
из тех, кто с ней умел обращаться?
Кому ужасное – лучший друг,
тот может спокойно ждать его в гости.
Мы всегда рассчитываем на удачу,
но ей не сидится у нас в креслах.
Осмотрите кончики пальцев!
Если почернели – уже поздно.
ОТЧЁТ С ВОД
Вóды я пока не пил,
да и глупости это.
Но реконструкция вокзала
наводит на мысли о будущем,
а я им не хочу уступать.
Анализ моей крови и хвойный озон,
недоверчивость врачей в санатории.
Природа –
форма отрицания.
Поэзия из курортовской газеты
и то лучше.
БРАТЬЯ ГРИММ
Куст крапивы.
Дети в ожогах
ждут за подвальным окном.
Родители ушли,
обещали, что скоро придут.
Первым пришёл волк,
принёс булки,
гиена зашла взять на время лопату,
скорпион — программу передач.
Не горит, но обжигает
куст крапивы.
Слишком долго
родителей нет.
ТОПОГРАФИЯ ЛУЧШЕГО МИРА
Напрасна злая надежда,
будто крики мучеников
сделают будущее полегче:
Следи, чей голос задрожит от сочувствия,
чьё сердце воспрянет,
когда смена валика сократится
до двадцати восьми минут.
Привет вам, кладбища!
ПИВО С ДЫМКОМ
Продавцы кренделей и, глухонемые,
мои заголовки,
сидящие вместе в проходе
за пивом.
Я цепенею перед их разговорами,
их сдержанным
и долговременным ужасом,
мои заголовки,
мои Кеннеди,
мои Хрущёвы.
ЛЕМБЕРГ
1
Город на многих холмах.
Посеревшая охра.
Она даёт тебе взять с собой
Гул из колокола,
слышимый в лязге твоих военных жетонов.
2
Склоны, неисчислимые как страх.
Трамвай кончается
в степи, сорняках,
перед захватанными дверьми.
НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТГЕОГРАФИЯ
Узор
из дождя и заказника,
узлы сельских прудов,
я их раскрасил так,
как мне было нужно.
Пауки, мои милые,
сплели поверх паутину,
второй узор,
я одобрил его,
уходя.
ОПОЗДАНИЕ
Я бывал тут
и там,
мог бы
и туда съездить
или остаться дома.
Не выходя из дома,
можно узнавать мир.
Лао-цзы мне встретился
прежде Маркса.
Однако
общественный иероглиф
застиг меня в левый момент,
правый был уже позади.
ОПТИКА
Когда слабеют глаза,
подходишь поближе,
чтобы разглядеть друзей.
Надеваешь очки,
вставляешь контактные линзы
и замечаешь
прямо перед собой
чёрную каёмку
под ногтями врага.
Я ЗАВИДУЮ ВСЕМ, КТО СМОГ ЗАБЫТЬ
Я завидую всем, кто смог забыть,
кто спокойно ложится в постель и спит без снов.
Я завидую и себе, мгновениям слепой безмятежности –
удачный отпуск, пляж на Северном море, Нотр-Дам,
красное бордо в стакане и день зарплаты.
Но по сути, я думаю, одной чистой совести тоже мало,
и сомневаюсь в пользе сна, которым мы все убаюканы.
Нет такой вещи, как чистое счастье ( – было ли хоть когда-то? – ),
и я хотел бы уметь разбудить того или иного спящего
и сказать ему, что так и надо.
Ты и сам когда-то был вырван из объятий любви,
твой слух настигнут криком, который
беспрестанно издаёт земля, ты обычно принимаешь его
за шум дождя или шелест ветра.
Смотри, чего только нет: тюрьма и пытки,
слепота и паралич, смерть в любых видах,
бестелесная боль и страх, он же – жизнь.
Земля собирает всхлипы из многих уст,
и в глазах людей, которых ты любишь, живёт смятение.
Всё, что происходит, касается и тебя.
ПЛАНЫ
Прислонившись спиной
к своим планам,
стоя на несговорчивом тротуаре,
поминая убитых,
неразборчивое узелковое письмо,
обсерватории,
онемевшие части тела,
мигрируя долой
от майя и кроншнепов
и оставив надежду понять щелчки
койсанских языков.
ОСТОРОЖНО
Каштаны цветут.
Я принимаю это к сведению,
но оставляю без комментария.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ О ДОСТОЙНЫХ СОЖАЛЕНИЯ ДЕРЕВЬЯХ
Акации не имеют связи с эпохой.
Акации несущественны с точки зрения социологии.
Акации – не акации.
КОНЕЦ ОДНОГО ЛЕТА
Кому захочется жить без утешения деревьями!
Хорошо, что и они участвуют в смерти.
Собраны персики, сливы темнеют,
пока под аркой моста журчит время.
Я вверяю отчаяние птичьему клину.
Он отмеряет свою долю вечности невозмутимо.
Его маршруты
проступают в листве как тёмная неизбежность,
взмахи крыльев окрашивают плоды.
Это и значит иметь терпение.
Скоро птичья письменность раскроется
и под языком – вкус монетки.
ОСАДА
У птиц, прилетающих на кормушку,
на сетчатке отпечатывается твоё лицо.
Они несут его к волкам в чащу,
в готовящийся весенний паводок
и к месту скопления акул.
По вечерам закаты
и доброжелательность света в окнах
должны вселять в тебя
чувство уверенности.
Но ты знаешь, какие веки
поднимаются там над зелёными лампами.
За выходами ведётся наблюдение.
Брось себе кости, когда окружён,
подсчитай ответ по ветвям за окном,
разгадай по линиям своей руки:
кто отдаёт приказ идти в атаку,
тоже тревожится о твоём спасении.
Утром волки потеряют твой след в снегу.
ИЗМЕНИВШИЙСЯ ЛАНДШАФТ
Уныние приходит с юга,
так что видны заснеженные поля
и залысины леса,
забытые
места в сердце,
куртины сомнений,
извилистые пути доверия
и ограждения нищеты.
Поля под паром дают знать,
ощущают ли мертвые южный ветер.
(Бывает по-разному,
как разнятся и типы почти сошедшего снега.)
Сообщение из кротовин
ещё идёт,
но уже утратили актуальность
названия деревень.
МЕЛКИЙ РЕМОНТ
Мелкий ремонт: вспышка карбидного пламени.
Хватит одного рабочего.
Трещина, говорит он, в перилах моста.
Это как пластырь на порез,
Говорит он, вводит нас в заблуждение,
но болезни ведь идут по проводам всей земной системы.
Телефонные линии и подземные кабели распространяют их,
Сифилис, туберкулёз, рак, лейкемию,
Болезни, не поражающие металл.
Их распознали слишком поздно.
Разве можно было что-то остановить?
Возможно, в том-то и план:
Возможно, идёт перетасовка рангов.
Первое, что человек должен отдать,
это болезни.
Прочее позже.