Выпуск №4

Автор: Марина Диденко

 
Вкус

— Зачем так звонить, как на пожар? — раздражённо крикнул Слава и распахнул дверь. На пороге стоял невысокий человечек в дурацком маскарадном костюме.
— Счастье привалило, — умиротворяюще прожурчал человечек. — Гаджеты и девайсы! Для дома, для работы! Развлечения! Здоровье!
— Угу. У Вас диски есть? С киношкой? — спросил Слава. Интернет вчера отрубили, а зарплата только завтра.
— Есть, есть! Всё есть! — человечек расстегнул огромную сумку, в которой таилась всякая дребедень: гребешки, таблетки, носовые платки, трусы, газеты. — Может, Вам для работы что нужно? Вы кем работаете?
— Я писатель.
Вообще-то Слава был учителем обществознания. И последние пять лет подменял учителя трудов. Но, конечно, он был и писателем — автором двух неоконченных романов. Один про Тамерлана, а второй про женщину, которая отвратительно поступала с мужчинами, бросала их, подставляла, обманывала и отказывала в близости.
— Оооо, для писателей у меня… — человечек порылся в сумке. — У меня… воот…
И достал небольшой ридикюль.
— Тут всё.
Человечек расстегнул ридикюль, и Слава увидел набор зеркал — разномастных, красивых и страшных.
— Посмотрите, посмотрите! — суетился человечек. — И они пусть на Вас посмотрят.
В зеркалах отражалось странное. Из одного Славе улыбалось зубастое свиное рыло. В другом непрерывно стреляли. Было зеркало, где Славе призывно улыбалась Мерилин Монро, а в другом зеркале она же рассыпалась миллионом кукурузных зёрнышек. Внимание Славы привлекло зеркало с пустым заснеженным полем, над которым порхал огромный кулёк из супермаркета.
— Это для поэтов. Вы поэт? Или прозаик? О чём пишете?
Славу оскорбил такой тривиальный вопрос.
— Про жизнь. Про людей.
— Ага. Вот это попробуйте, — человечек сунул Славе тусклое зеркало. Сначала ничего не было видно, но потом Слава, кажется, увидал Тамерлана, почувствовал ногами бока разгорячённого коня, сжал копьё и метнул… Зеркало покрылось трещинами.
— Ой…
— Это ничего, это обман зрения. Понравилось? Будете покупать? Очень хорошие подделки.
— Так это подделки? — растерянно спросил Слава. — А подлинники? Я хочу подлинник.
— Ой, — человечек завопил не своим голосом, — и зачем, я бы хотел знать, Вам эти подлинники? Вы шо, собираетесь жить плохо и недолго? И потом, подлинники очень дорогие. И плохо приживляются.
— В смысле — приживляются?
— Ну, Вы сейчас выберете зеркальце, я Вам его установлю — и будете пользоваться. Я ж за зеркало плату не беру — только за установку, — человечек гадко улыбнулся. — Устанавливать же по-разному можно.
Слава спохватился. В пакете из-под кефира была заначка, полторы тысячи гривен. Но расставаться с ней, конечно, было жалко.
— А сколько, кстати, это стоит? — спросил он, указывая на зеркало.
Человечек наморщил лоб.
— Установка… Плюс базовый пакет… Плюс настройки. Итого — 75% печени и 30% нервных клеток.
Слава похолодел.
— Вы что, печень мне вырезать будете?
— Нет, что Вы, это иначе делается: оно само всё происходит, в рассрочку. Просто мне нужна гарантия, что эта часть печени моя.
Слава пролепетал:
— А подешевле что-нибудь?
Человечек покачал головой:
— Это и так с учётом всех скидок… Но если Вам дорого, посмотрите другие товары. Здоровые зубы! Очиститель совести. Корейская тёрка — сама трёт! Настольный пылесос! Вкус жизни в таблетках!
— Вот, вкус жизни… он почём?
— Ой, буквально нипочём! Подлинного сейчас нету, но это хорошая подделка — и стоит ерунду. Вам приживят пять килограммов жира. Понимаете, многие от жира избавляются, а нам же девать его куда-то надо. А с Вашей конституцией 5 килограммов — ерунда. Там, правда, реально больше будет, потому что вода и всякие жидкости… Но в пределах 12, не больше.
— Ну, давайте вкус… — нерешительно сказал Слава. — А он долго действует?
— Год гарантия. А там — как использовать будете. Вот здесь палец приложите. Ага… И безымянный ещё. Потом переустановить можно будет, не бойтесь. Ну, вот и всё. Тёрку корейскую точно не хотите? А штопор с отмычкой? Ну, тогда до свидания!
Крайне довольный, человечек поспешил к лифту. Слава запер дверь, засунул таблетку в рот и запил остывшим чаем. Чай внезапно отозвался мёдом, спокойной горечью и лёгкой терпкостью.
«Надо позвонить Мормышке», — подумал Слава. Мормышка торговала на рынке и, приходя в гости, яростно тёрла шершавые обмороженные пальцы, трогала их тёмными губами. Грудь у Мормышки была маленькая и дерзкая. Она любила мультики и смеялась короткими всхлипами — как лаяла.
Слава задумчиво пропел «Я, признаться, проявил глупость бесконечную…», укусил яблоко, и яблоко взорвалось у него во рту канонадой сочных сладких струй.

 
Кошка

— Ну, говори.
Он оглянулся, но сзади никого не было. Только эта кошка перед ним.
— Ну давай, говори свои желания!
Да, сомнений не было: говорила кошка. А почему бы и нет? Откуда-то предки взяли же этих щук волшебных, яблонек. Может, и правда?
— Это ты мне? — неловко переспросил он и тут же подумал: допился.
Кошка кивнула.
— А… а ты исполнишь? А сколько желаний? А какие ограничения?
— Сколько хочешь, — улыбнулась кошка.
Вот дьявол, как невовремя, у него же электричка, а если не успеть, час ещё торчать на пустом вокзале. И вообще. Кошки не говорят. Кошки не исполняют желания.
Кошка развернулась и стала уходить.
— Эй! Постой! Я ничего, я пошутил! — заорал он.
Кошка обернулась:
— Ну?
— Сейчас… Денег! Много! Бесконечный запас!
Он почувствовал, что карманы наполнились бумажками. Каким-то образом стало понятно, что на зарплатный счет стремительно прибывают деньги, много, миллионы, миллиарды…
— Всё, — вдруг сказала кошка.
Как — всё?
— Всё, доллар ты обвалил. И вообще экономику обвалил, — и, довольная, стала вылизываться.
— А… а что теперь будет?
— Не знаю. Что-то будет. А больше ты ничего не хочешь?
Он вдруг как-то глупо успокоился. Стало понятно, почему все всегда ошибаются с этими желаниями. Совершенно невозможно думать. Трясёт. Турбулентность.
— Путешествовать хочу, — сказал он тоном капризного ребёнка.
И перед глазами замелькали улицы, двери, крыши, Парфенон, Стена Плача, Стоун-Хендж, затопал карнавал в Рио-де-Жанейро, бешено захлюпало море, обожгло льдом, потом жаром… Ему в лицо хохотала Мона Лиза и почему-то взрывался дракон, и снова, и опять, самолёты, поезда, фрески, гостиницы. Облако набилось ему в рот, и он замотал головой.
— Напутешествовался? — кошка явно хихикнула. — А ещё чего хочешь?
— Ну… наслаждений… — почему-то он смущался кошки.
И его мокрые грязные ноги очутились в тазу с горячей водой. Три голые японки со связанными коленями гладили его ступни пальцами и грудями, заливали в горло неразбавленный джин, раздевали и ласкали. Он бесконечное количество раз вскипал и испарялся, взрывался, растекался золотой сладостью, пока не понял, что знает каждое будущее движение, каждую свою реакцию. Ему захотелось что-то изменить, но японки, мурлыча и постанывая, продолжали его ласкать.
— Нет, не так…
— А как?
И он снова стоял в посадке возле вокзала. Кошка лениво жмурилась.
Кошек он не любил.
— Знаешь что, хочу быть снова молодым. И худым!
Он продолжал стоять в посадке, но брюшко исчезло, волосы отросли и всё такое. Он осмотрел себя. Почему-то всё это не радовало. Какой-то он дрыщ. И угри. И…
— Я как-то лучше был в молодости!
Кошка презрительно отвернулась, а ему стало так тоскливо, отвратительно.
— Хочу вернуться в детство, — выпалил он и тут же пожалел, но всё уже произошло, и было много воздуха и света, и цвели какие-то розы, и к нему шла совсем юная мама, гораздо младше его самого.
Он хотел закричать: мама, мама, пойдём отсюда, здесь шлёпают и мало радостей, здесь старость и смерть, но мама это наверняка знала, она же взрослая.
— Малыш, хочешь персик?
— Нет! — зло крикнул он.
— Ну нет так нет, — ответила кошка. — А ещё у тебя есть желания?
Уже шумела приближающаяся электричка, и он обреченно сказал:
— Ладно. Хочу кошку.

 
Сегодня

— Меня сегодня заберут!
— Да кто Вас заберёт — инопланетяне, что ли? Не хотите на стрижку записываться — не надо, дело Ваше. Будете патлами в суп трясти…
Николай, не слушая санитарку, осматривался и искал свой гребешок. Без расчёски никак нельзя, зубную щётку он взял. Заберут, заберут, сегодня точно заберут. Обещали.
Он не пошёл на обед, сидел и смотрел в окно. Толстая сорока нахально прыгала по проезжей части. Шли люди в шапках и сапогах. Никто не приезжал.
К вечеру Николай догадался, что нужно выходить навстречу. Что уж ждать. Что уж.
Он напялил фуфаечку и вышел с независимым видом. Может, он гуляет. Гуляет с сорокой.
В больничном дворе было скучно, и Николай дошёл до магазина, потом до хлебного киоска, потом прошёл ещё две улицы, потом… Потом устал, да. Устал, да ещё ночь наступила.
Николай присел на какой-то столбик и задумался. Он думал обо всём: о футболе, о снеге, о камышовых кошках, о яблонях, о шнурках…
— Мужик! Алё! — Николая кто-то потеребил за плечо. — Ты чего тут сидишь?
— Меня забрать должны, — отмахнулся Николай, погружаясь в размышления о редисках. — Обещали.
— Аааа! Забрать обещали — значит, забираем. Пойдём, мужик. Ночь уже.
Николай посмотрел на своего собеседника и обнаружил, что это Осёл из «Бременских музыкантов». Из мультфильма.
— Пойдём! Ужинать будем, потом спать, — Осёл дёрнул Николая за руку.
Ослам Николай доверял.
Когда пошли, выяснилось, что Осёл не один: его сопровождал Домовёнок Кузя и Старик Хоттабыч, да ещё, кажется, Василиса Прекрасная, а может, и не она, а Елена. Все румяные, весёлые.
Они привели Николая в какой-то подвал. В подвале горел костёр, а за костром следил Минотавр или Динозавр, кто-то совсем ужасный и грязный.
— Это кто ещё? — неприветливо спросил Минотавр.
— Да вот… Его забрать обещали. Мы и забрали, — хохотнул Осёл.
Николай чуть не до слёз обрадовался теплу и быстро примостился у костра, устроив сиденье из дырявого ведра.
— Понятно. Держи, мужик, — Минотавр протянул ему кружку с неприятно пахнущей живой водой и волшебную горелую сосиску. — Спать вон там ляжешь, в углу.
В углу были куски старого ковра, и живая вода согрела, а сосиска имела волшебный вкус сочного пряника с пармезаном.
— А если он до утра не доживёт? — сердито выговаривал Ослу Минотавр.
— Да при чём тут «доживёт»… — отпирался Осёл.
Но Николай уже спал и видел во сне зебр.

 
Фанфик

Игорь высыпал на лёд последнюю горсть соли и сказал:
— Да ты не тарахти, я не понимаю ничего…
Высоченная блондинка взволнованно топала серебряными босоножками:
— Ну как же, как же… Ты волшебник, Игорь. Понимаешь, просто тогда, 35 лет назад, произошла ужасная ошибка: перепутали мальчиков, да… А тот мальчик, которого тогда… ну, за тебя приняли… Он, в общем, договорился с Министерством. И у нас война началась, со злом. Ну, то есть это мы думали так, а оказалось, что мы вместе со злом-то и были. И тогда мы договорились с другим Министерством и стали воевать против настоящего зла, которое как бы добро. Но потом выяснилось, что это Министерство, с которым мы договорились, нас обмануло: оно хочет единорогов истребить, а гиппогрифов ощипать и перелечить в коней…
Игорь вынул из кармана бутерброд и сказал:
— А покороче, Сирена?
— А покороче — мы запутались. И когда мы узнали о тебе… Проснулась надежда. Это очень сложно, но мир ещё можно спасти! И это можешь сделать только ты. Пойдём со мной: мы подготовили концертную программу и застолье. Тебе понравится: жуликовые гонки, куриный танец, стриптиз апельсина, закуски, маленький бассейн шампанского и большой бассейн коньяка. И потом мы тебе всё подробно расскажем, проведём фотосессию и будем действовать!
— Слушай, а ты волшебница, да? А можешь мне пива бледного насуетить?
Блондинка радостно закивала, вытащила из сумки бутылку пива и открыла зубами. Игорь приподнял бровь, но пива хлебнул.
— Мы сейчас прямо поедем, здесь прямая ветка метро волшебного. Надо только пройти сквозь канализационный люк…
Игорь перебил волшебницу:
— Нет, Брунгильда, прямо сейчас я сдам инвентарь. И пойду в супермаркет. А потом домой, спать. А ты отправишься к волшебникам и скажешь: Игорь Гончаренко слабак, он нам не поможет.
— Подожди, Игорь… Ты сомневаешься, что ты волшебник? Да ты что! Посмотри, как фантастически искрит твоя соль! Она лёд прожигает и асфальт местами!
— Да не тарахти, Малифесента! Я не пойду — и всё. Ты же и сама знаешь, что всё снова повторится. Сначала я буду жопу рвать, среди акул погибать. Потом умрут мои друзья. Потом все меня проклянут. Потом я из последних сил чего-то накосоверчу — и меня все полюбят. Аж на некоторое время. Пока не договорятся с другим Министерством. А мне не 11 лет. Мне есть что терять.
Блондинка потрясённо хлопала глазами.
— Игорь… Игорь, ты не так всё понял! Мы ждём тебя, ты нужен…
— Да понял я! — Игорь отвернулся и пошёл к корпусу. Навстречу ему выскочила маленькая толстая женщина. Она пронзительно закричала:
— Игорь, от Ивановки влево опять двор не посыпанный! И Мисюковы на тебя жалобу написали! Что ты соль воруешь! И весь дом подписал! У тебя теперь из зарплаты вычтут!
Игорь посмотрел на женщину устало и сказал с весёлой ненавистью:
— Ворую, да! Бомбы делаю. Взорвать вас хочу. Да идите вы… Эй ты, Пенелопа! Не ушла ещё? Давай, мать его, куриный танец!

 
Браки совершаются на небесах

Виктор пошевелил пальцами ног и зевнул. Первый день отпуска — неповторимое счастье. Можно вообще не вставать. Лежи и выдумывай всякое: а если бы сейчас прыгнуть в проруб, полную скользких пескарей? Или, допустим, превратиться в кота Самсона? Или проснуться манекенщицей и переживать, что в ночных пельменях, кажется, был глютен?
Первый день отпуска. Как глупо начинать его с похода в туалет.
Виктор пару раз махнул рукой, что означало утреннюю зарядку, сунул ноги в тапочки, обнаружил в одном из них скомканную десятку («Ага! Я фокусник!» — сказал он коту Самсону), забежал в туалет и направился в кухню.
В кухне стоял волосатый дед в трусах.
Виктор даже не заорал, а только растерянно спросил:
— Ты кто?
— Здравствуй! Я отпускной, из службы организации отпуска. Буду тебе быт облагораживать и делать всё, чего в заявочке прописано, — приветливо сказал дед. — Звать меня Шиш.
— В какой ещё заявочке? — запоздало рассердился Виктор.
— А вот же, вот… Ты в собесе заполнял… — дед вытащил из трусов папку и принялся тыкать Виктору в нос бумажки. — Это ж социальная поддержка налогоплательщиков, Витюн!
Виктор краем глаза увидел свой собственный почерк: «Борщ по-китайски с водочкой… Играть в войну и в тигра и чтоб я был самый сильный…».
— Точно! — вспомнил он. — Я ещё указывал, что мне нужна модель «Мама дяди Фёдора».
— Так нет роботов, родненький! — завопил дед. — Нетути! Наум Маркович так старался, но только шесть образцов нашлось — и те направили на контрольные отпуска. Пришлось нас звать, альтернативных существ. Я раньше лешим был, но — безработица проклятая…
— А почему Вы в трусах?
— Ты мне не выкай, я ж тебе не врач. В заявке так указано. Вот «будем сидеть на балконе голые, пить пиво и говорить о Фукуяме».
— Я на маму дяди Фёдора рассчитывал.
— А, и верно, Витюн. Тогда штаны надену. Так что, и в тигра играть не будем?
— Нет, — горько сказал Виктор. Отпуск уже начинал пугать его. — Шиш, а от тебя отписаться нельзя?
— Почему? Можно. Иди в собес. Только там очередь. Весь отпуск и простоишь. Много вас таких, отписунов.
В кухню вошёл заспанный Самсон.
— Ооо! Котейка! Завтракать пора! У меня как раз борщ на водке настоялся!
Виктор схватил Самсона в охапку, быстро вышел из кухни, минуту напряжённо думал, а потом взял телефон.
— Лиза, доброе утро! Не разбудил? Ладно, прости, у меня важное дело. Выходи за меня замуж. Прямо сегодня. И поедем в Костанай.