Выпуск №6
Автор: Андрей Краснящих
1
Хотите будущего для своего ребёнка — непременно назовите его. Не обязательно собственным именем, а как-нибудь. Конечно, и без имени человек не умрёт, но с именем все-таки надёжнее. Тем более, поленитесь назвать вы — назовут другие: а, согласитесь, обидно, когда вашего ребёнка зовут другие.
Самый элементарный способ называния ребёнка — по бабушке или дедушке. При этом редкий человек задумается: а нужны ли ему ещё одна бабушка или дедушка. К тому же при этом способе трудно угадать и легко ошибиться: мальчику среди сверстников будет неловко с именем Баба Катя.
Влияет ли человеческое имя на человеческую судьбу? К примеру, имя Хулио добавит мальчику уважения товарищей. Человек с именем Хуан станет лидером в коллективе, особенно в женском. Мальчики с именами Гомес или Педро никогда не будут бабниками, а постараются поскорее завести семью. Малыш Педритто будет постоянно притягивать интерес окружающих.
Драматургия Шекспира — кладезь имён. Речь, разумеется, идёт не о банальном Гамлете. Тот, кто назовёт свою дочь Кончиттой, может быть спокойным за неё. Имя Пердита сделает девушку центром внимания в коллективе.
Но шекспировские имена носят не только шекспировские герои. Подарком украинскому патриоту, любящему родину больше своего ребёнка, станет исконное украинское имя, воспетое Гоголем в «Вечере накануне Ивана Купала», — Пидорка. Оно даётся девочке. По силе и возможностям оно превосходит всех Гомесов, Педритт и Кончитт.
Наделение человека именем — процесс не только занимательный, но и ответственный. Все знают, что случается с теми, кто, ища добра себе, а не людям, меняет своё имя на имя другого человека. Ещё библейские пророки писали, что нет худшего греха, чем взятие псевдонима. И действительно, мужчина или женщина, меняя своё имя, оставляют себя без мамы и папы, теряют одноклассников и сослуживцев. Даже если им удается убедить товарищей, что он — это он, относиться к такому человеку уже будут настороженно и недоверчиво, ведь от человека, поменявшего имя на псевдоним, можно ожидать чего угодно.
Что выиграл Кнут Гамсун, отказавшись от своей величавой и уважаемой в его среде фамилии Педерсен и сменив её на неказистый и легкомысленный псевдоним Гамсун? Судьба этого мужчины показывает, что ничего он не выиграл. Зато сколько бед принёс и себе, и не себе, и до сих пор приносит. Во-первых, он сразу стал писателем. Во-вторых, он начал писать книги.
Мы знаем, что был ещё один писатель — Максим Горький. А кому известно, что Максимом был не он, а его папа, а он, соответственно, Алексеем Максимовичем. Да и с фамилией Горький много неясностей, потому что на самом деле он был Пешков. Стоило ему сменить имя, как он точь-в-точь повторил судьбу Кнута Гамсуна. И писателем стал, и книги писал. Сам себя наказал. «Горький» — от слова «горько», его кричат хулиганы на свадьбах, чтобы испортить всем праздник, поэтому в семьях культурных и благополучных слово «горько» приравнивается к матерным. Ребёнку ясно, какая судьба ожидает человека с псевдонимом Горький — горькая. А назовись он, на худой конец, Сладким, все бы к нему относились как к сладкому.
Был и третий писатель, поменявший своё имя на несуразный псевдоним. Он много болел и писал сказки про больных девочек. Конечно, фамилия Доджсон — не Лебедев и не Пацюк, она многим непонятна и трудно произносима, но менять её на псевдоним Льюис Кэрролл всё же было верхом непродуманности и неосмотрительности. Что принёс ему псевдоним? Льюис Кэролл так и не женился, не завел семью и детей, в то время как Чарльз Доджсон благополучно бы женился, имел бы жену и сколько угодно детей.
Другое дело — прозвище. Данное другом, соседом или начальником, прозвище ни в коем случае нельзя забывать или не принимать всерьёз. Во-первых, потому что при случае вы сможете порадовать друга, соседа или начальника, назвав его тем же прозвищем. А во-вторых, прозвище человека — это судьба, а судьба человека, как история страны, пишется окружением. В некоторых недоразвитых, но сохранивших свою историю и культуру странах в паспорт человека после его имени, отчества и фамилии заносится полный перечень прозвищ, которые давались ему при жизни. Каждые десять лет список обновляется и уточняется, это обязательное условие, как у нас — вклеивание новой фотографии в шестнадцать, двадцать пять и пятьдесят лет.
Так, прозвище Жлоб больше скажет о человеке, чем фамилия Жлобченко. У некоторых народов стран Океании даже есть красивый и мудрый обычай на могильных плитах выбивать длинный ряд прозвищ, заслуженных человеком за его жизнь. Эта традиция мне кажется достаточно убедительной для доказательства теории переселения душ, исповедуемой как официальная религия в тех же странах. О чём может сказать читателю привычная надпись «Спи, спокойно, дорогой товарищ», радующая глаз на нашем кладбище? Только о том, что родные и близкие покойного хотят, чтобы он никогда не проснулся. А представим себе, что после Герберта Сергеевича Покойного на могиле написано в хронологическом порядке по мере называния: «Карапуз. Поросёночек. Сопливый. Тупица. Задница. Хомячок. Хлюпик. Дурак. Быдло. Любимый. Сам такой. Лапочка. Гад ползучий. Гад вонючий. Гад ходячий. Ангел мой. Иерихонская труба. Зараза» и множество других, отмеривающих вехи славной судьбы этого покойного человека. Ни одна жена, ни один кадровик так полно и любовно не опишет анатомические, физиологические, интеллектуальные и прочие особенности мужчины или женщины, как реестр прозвищ на могильной плите. Вы читаете, и на ваших глазах бесхарактерный и безразличный труп вдруг превращается в грандиозную личность с неуёмными страстями, широкой душой, богатырским здоровьем и верой в светлое будущее.
Поэтому на вопрос: надо ли называть ребёнка, — может быть только один ответ: надо. Называйте, пожалуйста, и почаще.
(Лекция, не прочитанная Андреем Белым в здании Политехнического музея 29 октября 1917 года.)
2
Мы всё требуем от жизни новых ощущений. Перебегаем перед «КАМАЗом» на красный, собак заводим, сосём сосульки по весне, в кино ходим. Как будто бы все возможные развлечения не находятся в нас самих. Посмотрите на себя.
Для пресыщенного повседневностью человека должна быть особенно интересна носоглотка. Не отказывайте себе в мелких удовольствиях. Чихнуть, не вынимая сигарету изо рта. Результативно высморкнуться во время приступа кашля. А икотка? Икать с откушенным огромным куском торта во рту. Икать во время насморка, лучше острого и хронического. Глубже: икать одновременно с ингаляцией или попеременно.
Для наиболее жизнерадостных натур можно предложить вызвать во время икотки приступ рвоты. Но высший пилотаж — произвести этот акт в совокупности с сильным насморком. Или кровотечением из носа — но это на любителя. К тому же икота демократична. Если полноценный сытый рыг не доступен малообеспеченному потребителю, то жизнерадостной икотой может удовлетвориться всякий.
Конечно, природа не рискует одаривать человека всеми этими благами сразу. Для подобного опыта требуется механическое воздействие. Но небольшое и — главное — доступное каждому: бросить в горло щепотку перца и сразу за этим пощекотать перышком ноздрю. Или наоборот: перец — в нос, а перышко — в рот. Или перец в глаза, перышко в нос, а в рот что-нибудь по вкусу. Например, тот же торт. Или два пальца. А можно по очереди: торт — два пальца, два пальца — перец — торт, торт — перышко — перец — торт — два пальца. Или всё то же в нос. В той же последовательности. Или в глаза: торт — перец — торт — два пальца. Если вы не очень утомлены жизнью, можно два пальца в глаза не совать.
А отрыжка? Имитация удушения? Или захлёбывания? И всё это вместе с чихом, кашлем и рвотой, а если повезёт, ещё и с икотой? А? Дух захватывает. Кстати, о духе. Попробуйте не дышать хотя бы пять минут, и вы почувствуете вкус жизни. Самой обычной, обыденной, надоевшей.
Напомню: всё это я только о носоглотке. А есть ещё и другие органы, с которыми можно играть и которые сами напоминают о себе человеку. Скажем, всем знакомо блаженство при почесывании спины. Но что спина по сравнению с площадью всего тела. Да залезьте вы с головой в крапиву — она растёт везде — и чешитесь на здоровье хоть час, хоть всю жизнь. Стало скучно? Заведите вшей. Захотелось в отпуск? Одолжите у собаки чесоточного клеща. Меланхолия? Перхоть. Депрессия? Стригущий лишай. Безответная любовь? Рассыпьте по постели крошки сухаря. Жизнь перестала радовать? Ни в коем случае не убивайте себя! Выдавите на лице все прыщи, посыпьте на язык перец, подожгите волосы на голове, и пока они горят, скорей к зеркалу. Посмотрите на себя: как можно убить такую милашку.
А невинное урчание в животе, из которого вышел весь (весь!) психоанализ: всё коллективное бессознательное и архетипы, все Эдиповы комплексы и тотемы с табу. Заурчало? Не теряйте время: позовите соседа, послушайте вместе. Попытайтесь вместе определить, где точно заурчало, насколько глубокий звук, засеките по часам его продолжительность, проанализируйте, куда урчание движется. Бросьте играть на деньги в карты, попытайтесь угадать, где заурчит в следующий раз. Погоняйте урчание по телу, как теннисный мячик: потыкайте пальцами в живот, поковыряйте в пупке, пощекочите под мышками.
А география ниже животного урчания? Да-да, там, где ад незаметно переходит в рай, и всё вместе образует чистилище. Уж эта эльдорада ждёт любого. А если ещё и в непосредственном совокуплении с рассмотренной носоглоткой…
И, наконец, пятки. Щекочите их и смейтесь, смейтесь, как в детстве.
А знаете, к чему всё это я? К тому, что каждый человек — кузнец. И не просто кузнец (хотя и просто кузнецы — хорошие люди), а кузнец собственного блаженства. А вы — водка, трава, однополая любовь! Примитивно и старомодно. И очень вредно.
Я — за здоровое наслаждение собственным телом.
Р. S. Герасим был немой, Квазимодо уродлив, а бременские музыканты — вообще животные, но как умели наслаждаться жизнью. Нам бы у них учиться.
(Написано Джоном Фаулзом в День борьбы со СПИДом под впечатлением от информации, что Англия лидирует по росту ВИЧ-инфицированных.)
3
Никогда не думайте о медведе у забора. Особенно это касается спортсменов. В меньшей мере нефтяников, но тоже опасно. Дело не в последствиях, к которым все привыкли. Если на месте медведя вы, а на месте забора — ваша жена, то этот образ не причинит вам вреда. Когда же на вашем месте медведь, а вместо жены — забор, ситуация неразрешима.
Только воображение способно создать корову, быка или телёнка, только рукой мастера создаются окно, околица или дымоход, и поневоле иногда думаешь, откуда берутся образы, например, медведь у колодца или медведь на трамвайной остановке (ибо откуда приходит образ медведя у забора, мы уже знаем).
Что приходит вместе с образом? Ощущение счастья? Нет. Знание? И нет, и да. Удовольствие? Опять же да. Во многих книгах написано, что чем больше образ, тем больше удовольствие. Сравните: таракан и медведь. Медведь, конечно, приятней. А что мы знаем о таракане? Абсолютно ничего нового. Цвет, материал, из которого он состоит, скорость передвижения, ещё две-три физические особенности и внешние свойства — этим наше знание о таракане ограничивается. Исключительность таракана диктуется его движением. Что он ест, никто не знает. Как убить его — тоже. Отсюда и ограниченность познания через образ: мы знаем только то, что знали до появления образа.
Отчего же зависит счастье человека? От счастья медведя, о котором человек думает? Возможно. Но если медведь и человек счастливы по разным причинам? Если по противоположным: медведь, скажем, счастлив от того, что съел человека, а человек от того, что съел медведя? Но в этом случае один из них неизбежно остаётся несчастным, делая несчастным и сам образ. Отсюда недостаточность ощущения счастья для появления образа.
Дело не в количестве медведей. Три, пять медведей счастья не добавят и не отнимут: его останется ровно столько, сколько было в голове до первого медведя. Никого не надо переубеждать, что отсутствие счастья — это несчастье, как, скажем, отсутствие котлеты — это не котлета. В данное время мы ещё не располагаем аргументами, чтобы в достаточной мере утверждать, что отсутствие котлеты — это не борщ, не сахар или не пирог, но и без доказательств ясно, что если нет котлеты, то её нет. Следовательно, и это кульминационный момент в нашей теории, образ несёт несчастье. Что вы себе представили, когда я просил: никогда не думайте о медведе у забора? Медведя у забора. А почему? Потому что «медведь у забора» — это образ, а «никогда не думайте» — не образ. А человек ещё не научился думать не образами, потому что до сих пор думает образами.
Конечно, медведь у забора не самый страшный образ, который можно придумать. Есть страсть. Есть воровство, есть остывший борщ, есть много чего, о чём можно заставить задуматься простого человека. При этом можно говорить ему «подумай», или «не думай», или «никогда не думай», он подумает всё равно. Раньше считалось, что человек думает назло, чтобы сделать другому неприятное, но последние исследования показали, что человек просто не способен не думать. Гордиться, тут, конечно, нечем, но выход есть. Потому что есть вход, через который человек мыслит образами. И этот вход через голову, то есть через то место, куда человеку образы поступают. Другого входа у человека нет. А выход только один — мыслить не-образами.
Не-образ — это такой образ, при котором образ не формируется. Достаточно сказать «не-образ», и не появится никакого образа. Но этого мало. Нужно учиться мыслить не-образами. Есть много способов научиться мыслить не-образами, и мыслить не-образами только один из них. Самый надёжный способ — это не полагаться на собственную память, ибо знать и помнить не одно и то же, что подтверждает этимология самих слов. Когда человек знает что-то, то память играет вспомогательную роль, не давая ему об этом забыть. Когда человек помнит о чём-то, то упускает из памяти что-то другое, и, следовательно, память работает в обратном режиме забывания.
На практике это реализуется ещё проще: думая цифру 5, человек не думает о цифрах 1, 2, 3, 4, 6, вплоть до десяти, а ведь эти цифры тоже существуют. Значит, теряется логика, так как «пять» без других цифр — это просто слово «пять», а не «пять чего-то», и образа «пять ничего» не существует. Чтобы представить пять чего-то, нам сначала нужно вообразить «одно что-то», «два чего-то», пока чего-то не станет ровно пять.
То же самое происходит, когда мы говорим «полпятого», и появляется образ четырёх с половиной, в то время как полпятого — это два с половиной. Логика нарушается, а образ остаётся. А надо, чтобы нарушился образ, и появился не-образ.
Другой способ мыслить не-образами состоит не в забывании, а наоборот, в запоминании. Но этот способ применим только на людях с хорошей памятью, потому что смысл его в том, чтобы постоянно думать об одной и той же вещи. На этот раз мы приведём пример с другой цифрой — восемь. Если вы всё время будете думать о восьми, то другие цифры вам просто не придут в голову. Трудность данного способа, как уже указывалось, заключается в том, чтобы не забыть саму цифру восемь. Для этого необходимы ежедневные тренировки и повышенное внимание. Думая каждый день о цифре восемь, вы не только укрепите свою память, но и расширите свою эрудицию и интеллект.
Третий способ научиться мыслить не-образами осуществляется от противного. Вы представляете себе что-нибудь противное (возьмём на этот раз цифру два) и каждый раз, когда в вашей голове возникает образ, думаете о противном. Вскоре каждый новый образ будет вам противен. Например, вам противна предложенная цифра два, противна до такой степени (два в степени), что вы стараетесь побыстрее забыть или начать не думать о двойке. И вот вам в голову приходит образ жены, вы тут же думаете «две жены», вам становится до такой степени (две жены со степенью) противно, что вы тут же забываете о них. Или проголодались и воображаете еду, испытанным способом вызываете двойку, думаете «две еды», и аппетит проходит. На самом деле, конечно, не только цифра два может быть противной. Это только пример. Противными могут быть и цифры 3, 4, 6, 9 и даже числа 11 и 12. Может быть сразу несколько противных чисел, их можно употреблять поочерёдно, вызывая разные степени противности. Допустим, три жены — ещё куда ни шло, а от двенадцати вам становится гадко.
Если предыдущие способы были направлены на разрушение традиционного образа, то следующий — на формирование традиционного не-образа. Вообразите себе образ «сфрынь» или «клювит». Мы знаем, что традиционный образ отличается от другого традиционного образа не только буквами, но и цветом, объёмом, а где необходимо, и запахом. В то время как не-образ сфрыня отличается от не-образа клювита только буквами. И то под большим вопросом, потому что и в слове сфрынь, и в слове клювит по шесть букв.
Когда говорят, что человек думает головой, я не верю. Человек думает мозгами. И только выдающиеся люди умеют думать головой. И то лишь в тех случаях, когда их мозги заняты чем-то другим. Мне всегда были немного смешны люди, считавшие, что голова дана человеку, чтобы думать, только потому, что в ней находятся мозги. Это всё равно, что сказать, что голова дана человеку, чтобы есть, ― только потому, что в ней находится рот. То, что рот находится в голове, само по себе ещё ни о чём ни говорит. Когда человек очень захочет есть, его могут накормить и через капельницу. Точно так же и с мозгами. Захоти человек подумать, и он начнёт думать чем угодно.
(Из ответа Ю. М. Лотмана на статью «Для тех, кто вяжет. Пуловер с орнаментом (размеры 42–44 и 46–48)», опубликованную в журнале «Наука и жизнь» в № 12 за 1987 год.)
4
Как вычислить точное количество демонов на Земле
За период с 1 ноября 1989 года по 31 октября 2003 года 387 тысяч человек обратилось в центры восточной медицины, отделы статуправления, службы занятости и различные лечебно-медицинские заведения по факту демононаблюдения. Данный период — четырнадцать лет ― берётся нами за одно поколение. Возьмём также за аксиому, что в подотчётный период все демоны, существующие на Земле, так или иначе вступили в контакт с людьми.
387 тысяч демоновидений и демоноощущений за четырнадцать лет не означает 387 тысяч демоноявлений, происходивших на самом деле. Из поля демоноявления мы должны вывести зону риска. Под зоной риска мы понимаем шофёров на трассе, не сумевших чётко идентифицировать свой визуальный ряд, домохозяек со стажем, склонных расширять пространство своей обыденной реальности за счёт фантазмотических преувеличений, борцов сумо на анаболиках и литературных персонажей, вступающих с потусторонним миром в непосредственный контакт. За счёт редуцирования зоны риска поле демоновидений сокращается до 41 380 случаев.
Чтобы идентифицировать объект, человеку требуется от 2 секунд до 15 минут. В случае нормального демоноконтакта: достаточное освещение, отсутствие абстинентного синдрома, располагающее музыкальное сопровождение ― для человека, находящегося в сознании, возьмём 15 минут демоноконтакта. С учётом внешних раздражителей, а также неверия в демоноконтакт время демоносозерцания увеличивается вдвое. Будем считать, что на каждый нормальный демоноконтакт приходится два ненормальных, т. е. на 15 минут нормы приходится по 2 получаса аномалии, т. е. в среднем на три контакта приходится 75 минут, час с четвертью, а значит, средний демоноконтакт длится 25 минут.
Событием состоявшегося демоноконтакта принято считать пятую секунду демоноявления: если в течение первых пяти секунд не происходит расконтактирования путём обморока, истерики или имитации душевного помрачения одной из сторон, демоноконтакт можно характеризовать как успешный.
Теперь о категории клиентов, вступающих с демонами в контакт регулярно. Таких случаев зарегистрировано 10 001, для ежедневного контакта с ними отведено 1 час 15 минут, средний демоноконтакт длится 25 минут, следовательно, постоянный пользователь может пережить до 3 демоноконтактов в сутки. 3 демоноконтакта в сутки умножим на 365 дней в году и на четырнадцать лет поколения (плюс 3 демоноконтакта на 3 високосных на данный период года). Итого, каждый демоноконтактёр может вступать в связь с 12 739 демонами за четырнадцать лет. Умножаем на количество демоноконтактёров: 10 001; получаем 127 миллионов 402 тысячи 739 демонов.
Вводим константу повторяемости. Согласно статистическим исследованиям, среднее количество рециклов батареек-аккумуляторов класса АА составляет число 1000; среднее количество волос у мужчины ― 50 миллионов; зарегистрированное количество жизней у кошки ― 7; плоский камень способен совершить 47 поверхностно-надплоскостных касаний с водой (так называемые «лепёшки»); 29 яиц откладывает за один присест самка большого удода; наконец, количество краеугольных камней в домах составляет 1 штуку. Прочие рецикличные данные не сильно отличаются от вышеперечисленных. Выводим константу повторяемости для субъектно-мотивированных саморегуляторов планеты Земля: 1000 + 50000000 + 7 + 47 + 29 + 1 разделить на 6. Получаем ровно (заметьте: без дробей, а значит, константа отвечает целостной системе природной эволюции) 8 миллионов 333 тысячи 516 рециклов демоноявлений. Делим 12 7402 739 на 8 333 516. Получаем 16. Итак, с помощью введенной константы повторяемости мы выяснили, что к регулярному демоноконтактёру может являться до 16 демонов за период одного поколения.
Вернёмся к нерегулярным демоноконтактёрам. Как было выяснено, 3820 человекам демоны являлись дважды (3820/2=1910), 5020 ― трижды (5020/3=1673,3333…), 6841 ― четырежды (6841/4=1710,2222…). Из общего количества 41 380 отнимаем 38 200, 5020, 6841 и 10 001, получаем 25 698 разовых демоноконтактов и находим общую сумму демонов для данной системы респондентов: 16 + 1910 + 1673,3333 + 1710,2222 + 25 698 = 30 607.
Казалось бы, мы можем полностью удовлетвориться полученным числом 30 607 по отношению к демононаселению. Однако мы предлагаем откорректировать полученные данные с помощью коэффициента умолчания. Наш коэффициент умолчания ― это колоссальный прорыв во всей мировой демоностатистике, которая на данном этапе своего развития основывается исключительно на данных живых свидетелей, обнародовавших результаты своего демоноконтакта. Мы же предлагаем учесть факты демоноконтакта со стороны лиц, по разным причинам не обнародовавших результаты своего общения с демонами.
Причины, заставляющие скрывать факт демоноконтакта, могут быть разными: природная скромность или глухонемота, физиологическая смерть, наступившие в результате демоноконтакта, сюда же мы относим заикание, аутизм и состояние комы, ― это могут быть и причины, продиктованные психосоматическим состоянием личности, такие как косоглазие, близорукость, состояние глубокого сна.
Соотношение между обнародовавшими факт события и утаившими его составляет 1/5. Итак, 30 607 демонов ― это только одна пятая от общего количества демонов.
Таким образом, на 31 октября 2003 года точное количество демонов, проживающих на нашей планете, составляет 158 085.
(Черновик незаконченной статьи, написанной Володей Тейтельбольмом для юбилейного альбома семьи Кастанед, приуроченному к 25-тысячному превращению Карлоса в волка и обратно.)
5
«Стреляться? Стреляться!» ― эту фразу мы слышим с детства от самых разных людей. И хороших, и плохих. Все хотят стреляться, и все стреляются: кто ― в грудь, кто ― в сердце, кто ― в висок, а кто-то ― прямо в рот. Бардак, не правда ли? Полный бардак и жуть! Особенно, если за дело принимается дилетант и неофит. Попробуйте ему доказать, что в самое сердце стреляются только от полного разочарования жизнью, а допустим, от неразделённой любви ― исключительно в горло и более никуда. Убеждать в том, что правый висок существует для выстрелов от измен жены, и левый ― от измен любовницы. Вам понятна система? Если нет, продолжим.
Живот, как известно, от слова «жизнь». Соответственно, пускать пулю себе в живот следует не когда вы этой жизнью недовольны (для этого, как уже было сказано, есть совершенно другой орган ― сердце), а когда жизненные бурлёж и кипение достигают ужасающей и невыносимой для вас фазы. Понятно? Идём дальше.
Если вам срочно понадобилось выстрелить себе из пистолета в подбородок, чтобы разнести его на мелкие осколки, знайте, что это происходит с вами оттого, что вы перенервничали на работе или ваши возможности не совпали с вашими целями. Хотя, если честно, для последнего у вас есть такая славная и весёлая вещь, как правый бок. Но только правый! Левый же приберегите до лучших времён, он вам понадобится, когда вы безутешно затоскуете по чему-то светлому и хорошему, оставшемуся позади ― например, по порядочности и чувству внутреннего достоинства. О внешнем поговорим попозже.
Вам нравится быть дураком? Нет, никому не нравится, когда он дурак. Но только дураки, запомните это навсегда, стреляются не по правилам. Итак, самые общие, конспективно, понятия о правильном самостреле.
Вам захотелось свести счёты с жизнью ― что может быть обычнее? Вы достаёте из кармана свой большой пистолет (а у нас у каждого обязательно есть свой большой пистолет) и задумываетесь, решая куда стрелять. Вы правша? ― возьмите пистолет в правую руку. Левша? ― тогда в левую. Правша, решивший выстрелить в правое плечо? ― тогда вы будете стреляться как левша. Левша, нацелившийся в левую руку? ― тогда вы автоматически становитесь правшой. Бывают и более сложные случаи, для них можете использовать пальцы ног.
Что дальше? Любой профессиональный военный вам сразу же сказал бы: а теперь надо проверить, заряжен ли пистолет и снять курок с предохранителя, ― но это же военные, они всегда чего-то боятся и никогда никому не доверяют, даже себе. Мы же с вами не боимся ничего, поэтому нам насрать, заряжен ли наш пистолет, где у него предохранитель и, если честно, есть ли он, они ― пистолет, предохранитель ― вообще; у нас другой путь. Мы усаживаемся в уголке и задаём себе вопросы. Их количество может быть неограниченным, но глубина и экзистенциальная важность должны по ходу возрастать. Например, если первым пришедшим на ум вопросом был «Куда катится мир?», а вторым ― «Почему мне так хуёво?», то следующим ― «За что вы так со мной?», и так вплоть до «Почему она, падла, не дала?» Вот так, путём философствования и немножко психоанализа мы добрались до ключевых слов нашей проблемы ― «падла» и «не дала». Теперь всё стало на свои места, и ты можешь спокойно стреляться под ребро справа (когда падла не даёт и не собирается, стреляются именно туда). Если же ты начал с вопроса «Где же справедливость?» и аналогичным методом дошёл до «А не пошли бы вы все в жопу?», то вот вам и ответ (ключевое слово у всех на виду): набраться храбрости, раздвинуть пошире ягодицы и ввести себе в анальное отверстие холодную сталь своего маленького друга. Что будет потом, вы знаете. Учитесь правильно ставить вопросы, господа, чтобы потом было не больно на них отвечать!
Попробуем ещё раз? Первый вопрос ― «Что есть истина?», в итоге дуло пистолета упирается в коленную чашечку. «Тварь я дражайшая или право имею?» ― вы, может быть, удивитесь, но это третье правое ребро со стороны спины. (Будьте бдительны: четвёртое ― это уже «Почему люди не летают?»). «Как нам реорганизовать Рабкрин?» ― о, вы большой оригинал, попробуйте отстрелись себе оба яйца одновременно; у некоторых получалось. «Где мои шестнадцать лет?» ― ответ такой же, как и в «Где же справедливость?», только засовывайте дуло пистолета поглубже.
И наконец вопрос всех вопросов ― «Хау ду ю ду?» Он никуда не ведёт. Но если вы начали сами себе задавать этот вопрос, то отбросьте любые сомнения: в голову, друг мой; всё равно куда, но только в голову.
До сих пор мы говорили о мужском самостреле. У женщин, как вы понимаете, всё наоборот. То есть, если женщина начинает с вопроса «Где оно лежит?», то следующим непременно будет ― «А как оно там оказалось?» и так вплоть до «Познаваем ли мир?» и выстрелов мимо. А если первым, базовым, вопросом был «Что такое хиазматическая импликация?», то за ним, как ни крути, последуют «А действительно, что это за хрень?» и «Откуда я знаю эти слова?», а последним, перед выстрелом мимо, опять же ― «Познаваем ли мир?» Легко заметить, что женщины никогда не палят куда попало, лишь бы выстрелить, а всегда целятся в одно и то же место ― мимо. И что бы с ними ни происходило, какие бы проблемы их ни волновали, всегда приходят к главному ― вопросу о познаваемости мира. Нужно ли пояснять, что выстрелы мимо и непознаваемость мира ― для женщин вещи взаимосвязанные?
Если мы раньше говорили о хорошем, то теперь поговорим о плохом. О том, что бывает от неправильного самосамострела. Во-первых, неправильный самострел не приводит к решению проблемы и только добавляет вашей жизни неудобств. Представьте, что вы педик и жутко любите дуплиться в задницу, а теперь представьте, что вы попали на необитаемый остров, где живёт народ, у которого вообще нет задницы. Ни задницы, ни рта, ни чего-то подобного, а везде сплошные влагалища, клиторы и отвисшие сиськи. Каково вам будет с ними? Или ― другой пример ― вы педик и вам срочно нужно у кого-нибудь отсосать. С этой целью вы плывёте на корабле на Ибицу, и тут на вашем пути возникает айсберг, ваш корабль тонет, вас выбрасывает на необитаемый остров, ну и так далее, по первому сценарию.
Вот так и с самострелом. Если вы с вашей несчастной любовью перепутаете горло с коленом и выстрелите не туда, то от этого она не станет счастливою, да и вы, охромев на всю оставшуюся жизнь, тоже. Или ― ещё один распространённый случай ― вы законченный подлец, свинья и систематически мочитесь в общественный рукомойник. От такой невыносимой жизни вы решаете свести с ней счёты и стреляетесь, но не в левый бок, как предопределено, а в правый. Что ― думаете, после этого вы перестанете быть мерзавцем и мочиться в общий рукомойник? Отнюдь. Теперь, выйдя из больницы, вы туда ещё и срать будете как ненормальный.
Во-вторых, даже у стен, друзья мои, тоже бывают уши. И эти уши умеют не только слышать, но и говорить, а следовательно, обязательно расскажут всему миру о том, что ты такое круглое ничтожество, что и застрелиться толком не умеешь. А это уже совсем плохо.
И последнее. Что бывает с теми, кто стрелялся вроде не по правилам, а как придётся, но в итоге всё же достреливался до смерти, ― с Маяковским, Хвылевым, Хемингуэем, Куртом Кобэйном или вашим покорным слугой? Что касается Курта Кобэйна и Хвылевого, то я, честно говоря, ничего определённого сказать не могу, а вот мы с Маяковским и Хемингуэем, смею вас уверить, испытываем такую колоссальную экзистенциальную неловкость за нашу ошибку, что хотим сказать всем открыто и во весь голос: мы так больше делать не будем.
И самое последнее. Один мой друг (ну как ― друг, скорее ― знакомый, приятель) говорит: «Раньше, когда у меня ещё не было пистолета, мне очень хотелось застрелиться, теперь ― и всё чаще ― просто повеситься». Но об этом ― как-нибудь в другой раз.
6
Ладно, я научу вас выбирать книги. Не то чтобы это наука, но вот ты пришёл в книжный, вот увидел всё это богатство, вот глаза у тебя разбежались… Короче, нужен метод. Система отбора.
Ты можешь выбрать по цвету ― и ошибиться; по названию ― и завтра же выбросить книгу в мусор. Можешь, на худой конец, прочитать аннотацию на задней стороне обложки ― но много ли она тебе даст? Аннотация на обложке ― самостоятельный жанр, не имеющий никакого отношения к тому, что под ней. Цель аннотации ― ни в коем случае не проговориться о содержании книги, запутать след и увести нас подальше, как птица уводит охотника от гнезда.
Есть текст, подтекст и есть надтекст. Текст ― это то, что на виду. Подтекст ― всякие мысли, упрятанные поглубже, до которых нам предстоит докопаться. И надтекст ― он летает над книгой и никогда не опускается на неё. Каким ветром его сюда занесло, никто не знает. Это даже не чьи-то ассоциации, возникшие от прочтения книги, которая когда-то пять минут лежала рядом с этой. И не итоговая фраза в игре «испорченный телефон» с десятью тысячами участников. Это что-то совсем постороннее, не от мира сего. Да, если искать метафору, то в этой сфере: дух Ньютона, явившийся на спиритическом сеансе, где вызывали дух Наполеона, и всё, что у них общего ― это то, что они оба духи. Из мёртвого мира. Но и считать это просто ошибкой мешает вот что: а вдруг там это не ошибка ― и не нашего ума дело.
Поэтому мы и верим и не верим, когда на задней стороне обложки «Братьев Карамазовых» читаем: «Всякое братство основано на недопустимой жертвенности одних и постоянной готовности остальных сделать их жертву ненапрасной. Но что будет, если кто-то из них нарушит молчаливый договор и бросит вызов устоявшимся вековым традициям тайных обществ?»; на обложке «Над пропастью во ржи» ― «Конь ржал над пропастью. Коню было плохо. Всем вокруг было плохо, но коню особенно. Его не покидало чувство бессмысленности жизни. У коня была мечта, он её не воплотил. Кто-то большой и сильный отобрал у коня мечту. Кто?»; а на «Унесённых ветром» ― «Ветер может унести всё, что захочет: разум, память, любовь и даже жизнь. Но хуже всего приходится тому, у кого ветер уносит душу. Такому человеку ничего не остаётся, как самому отправиться вслед за ветром ― и искать своё “я”, пока хватит сил». Тем более что, так бывает, аннотация и сюжет книги могут на секунду совпасть ― как с «Тропиком Рака»: «Звенит будильник. Человек собирается на работу. Его одежда напоминает плащ. Человек невинен, но все окружающие думают по-другому, поэтому он и закутался в плащ-палатку. Вскорости должно произойти то, что произойдёт, и тогда уже будет поздно строить планы на день».
Итак, всё и всегда — вопрос доверия, и если вы склонны верить аннотациям на обложке, то, безусловно, поверите и мне: мой метод в сто раз лучше и при правильном применении бьёт наверняка. К тому же он прост и не требует ничего, кроме как прочитать фамилию автора наоборот и немного пораскинуть мозгами. Почему наоборот? Судите сами. Книга ― это же alter ego автора, результат его борьбы с миром, устоявшимися в литературе правилами и с самим собой. Поэтому любая книга ― это антиавтор; в ней записаны все претензии писателя к себе, собраны недочёты Вселенной и подведены итоги многолетних наблюдений: мир плох, я слаб, но знаю, как сделать мир чуть лучше, а себя ― сильнее. Ну, или слегка облагородить нас с ним, чтобы наше несовершенство не так бросалось в глаза.
Что именно заботит писателя как человека — содержится в его фамилии или псевдониме; о чём говорят его книги ― в фамилии или псевдониме, прочитанном наоборот. Вы захóдите в книжный и видите ― Барнс. «Барнс» ― это «бар» и «нс», т. е. «нос». Барнса интересует бар, он любит выпить, и ещё его беспокоят размеры собственного носа ― слишком длинного, очевидно, и возможно, сующегося не в свои дела. Но нас не волнует «Барнс», нам нужен «Снраб» ― «сон» и «раб», а значит, в книге будут сплошные фантазии, их поток подавляет героя, делает его своим рабом. Если б не сны, из жизни героя могло б получиться что-то путное, а так…
Возьмём случай посложнее. Улицкая. «Улей», «улица» ― рой мыслей, идей в фамилии, ― и «Яакцилу» ― зацикленность на себе (долгое «я-а») в сюжете, из которого выглядывают то як, то ацтекский воин Акцилу, за этим яком гоняющийся. И раз так, то покупая книгу «Яакцилу», рассчитывайте, что действие будет происходить не на наших континентах и будет много авторских отступлений.
Апдайк. Это что-то совсем цирковое. «Ап!» («але-оп!») и «дайк», что, в общем-то, тоже «ап!» Автор мнит себя акробатом в литературе, но его книги ― «Кйадпа» ― про ад да бильярд. Хотя «па» ― не без цирка, согласен.
Киплинг. «Пли» (автор, стало быть, военный, защитник империи), окружённое «ки» («кикиморой»? «кино»? Нет, «Китаем». Автор родился в Китае или где-то в тех краях, может быть, в Индии. Но точно не в Англии, как написано на обложке) и произнесённым по-детски «ринг». Британский подданный, пишет об Индии, для детей. Но дело не в этом, а в «Гнилпик». «Гнил, гнил пик горы ― вершины мира» ― как-то так должна начинаться эта книга.
И снова на «-инг» ― «Голдинг». Гол, голд, золото — золото, что звенит (динг-донг). Выигранный Англией кубок мира по футболу. А книги ― «Гнидлог»: «лог» ― «слово», «наука»; наука о людях не очень хороших.
Мураками. Ну, с писателем всё понятно, а вот что касается «Имакарум», то там нас ждёт какой-то Макар, причём не обычный, а на латинский лад. Макар и кто-то ещё с ним. Неужели Макаренко? «Окне…» Нет, не Макаренко. Особенно если «окне…» ― глагол в повелительной форме. Может, Купер? Да, Купер подходит.
Достоевский. Достойный человек. Благородных кровей. А вот тоненькое «йи» в «Йиксвеотсод» говорит о том, что его книги могут и напугать. И вообще, «Йиксвеотсод» ― это иксовед, специалист по загадкам и преступлениям.
А теперь без фамилий, только книги.
«Во кобан», ― подумала маленькая и начитанная, но не слишком грамотная девочка, когда к ней начал приставать старый толстый дядька.
«Казьлаб». Про одного старого неугомонного казьлаба, который… Опять, что ли?
«Вономил». Милое, очень милое, но воняет.
«Ннам». А кому ж ещё.
«Наив». Всё ясно. Вот честное название для книги.
«Нилес». Ни дрова. И вправду, не лез бы.
«Киналап». Собрание киноляпов.
Дальше ― сами. Например, «Хищянсарк». Какие у вас соображения?
7
«В» и «на»
Хоть исторически сложилось и привычно языку, давно уже надо перестать говорить и писать «на Россию»: «поехать на Россию», «был на России», «на России дожди». Русский язык великий, и пора всерьёз оценить его величие, поменяв «на» на «в», — немного смысла, как установил Потебня, в языке никогда не помешает. Язык что коробочка, закрылся в себе, и ждёшь, но как коробочка он и открывается, в самый неожиданный момент, когда ожидать перестаёшь.
«В» и «на» — это просто бедствие, кошмар лингвиста: «на» означает что-то устрашающее, стремящееся выйти из-под контроля, нехорошее, «в» придаёт нехорошему хороший оттенок, узаконивает его стремления. Вы скажете, без «на» не бывает «в», и глубоко ошибётесь, потому что «на» — это лишь первый, ранний, архаичный и дикий этап того, что впоследствии становится «в», этап, о котором следует забыть, когда «в» приводит «на» в лоно цивилизации.
О, эти древние вещи, кровожадные боги, зверь, который сидит во всех нас. Я знаю, знаю, откуда берётся «на» вместо «в» в русском языке — оттуда же, откуда пришло алогичное тёмное «на хуй», пришло и сидит, закрепившись в языке, и никак не хочет сменяться светлым осмысленным «в хуй». «Пошёл на хуй» даже не содержит никакой конкретики, это вопль отчаяния, вой животного, «пошёл на хуй» — это, по сути, «сгинь, провались под землю, в ад» и глубже — в тартарары; «иди в хуй» давало бы совсем другую диспозицию: возвращайся к отцу, к праотцам, начни жить снова, побывай в лимбе, в раю и вернись на землю.
Однако попробуй откажись от того, что засело в подкорке и управляет тобой, хочешь — не сможешь. Вот и сейчас вы чувствуете, что я прав, и готовы уже согласиться, но вместо этого тихо говорите мне «иди на хуй» — а ведь я ещё вам не рассказал самого главного.
Оно заключается в том, что каждый раз, говоря «на Россию», вы хотите сказать «в», но меняете ход мыслей, словно боретесь с собой. Вы себя побеждаете, да, но в выигрыше ли от этого? Кто-то, безусловно, выигрывает, но не вы. Сказать «в Россию» всё равно, что сказать «в хуй», и вы боитесь, что не простите себе святотатства, измены.
Но измены — кому? Тщедушному, уязвимому, небольшого роста. Я мал и напуган, болею, труслив, помню любую обиду, но смотрите, как я умею, завтра меня не будет, но останется этот могучий рык: «пошли-и-и-и на-а-а-а хуй!» — один на всех.
Да, речь о страхе смерти, конечно. Этим «на хуй» мы запугиваем себя сами и смерть в себе. В природе всё цивилизованно: птицы поют, вьют гнёзда, животное не рычит просто так — если не обидеть, — и никто не задумывается о смерти. Не витает страх смерти, как дух божий, над полями, лесами и гладью морскою, не спускается на землю и не проникает в души. Если что и осталось дикое в природе, смертибоящееся — это человек, и да будет бессильна злоба его, а проще говоря, пошёл он в хуй.
Но так ли уж я прав, когда говорю «страх смерти»? Нет, это страх жизни, она-то и виновата, её-то, а не тебя, не меня, посылают — такую жизнь можно и послать, да? «В» — это вглубь, «на» — на поверхности; и кто, скажите мне, захочет зануриваться и погружаться в такую жизнь с головой — так, поплаваем немного, пусть ветер дует, мы расслабим члены, мы привыкли, что он нас несёт, несёт «на».
В глубине идут процессы, снаружи этого не видно. В природе мало что «на» — на линии соприкосновения: если что-то рождается, оно будет стремиться — не понять, так почувствовать, что происходит, и погрузиться. Эти странные вещи вроде как и не просят участия, но весь живой мир участвует, впускает в себя. «В».
Ну и последний момент, самый спорный. Язык же не только язык, но и орган, часть тела, не всегда подвластная нам и чаще всего произносящая звуки, слова по своему усмотрению, «калидор», а не «коридор», то есть как легче — чтоб не цепляться за дёсна, больные, и расшатанные зубы. И тут с ним договориться действительно сложно, он будет петь, где поётся, тянуть на одной ноте и завывать.
Казалось бы, что проще однобуквенных: выдохнул, вдохнул, — но нет, и самое трудное многобуквенное слово, если оно заканчивается на вой, ему приятней, чем краткий сухой щелчок по губам. «В» не самый болезненный звук, не щёлкает, не дребезжит — но не поётся, фыркает и тем угрожает — вот в чём его проблема. И наша тоже.
Ага, мы боимся своего языка, и он этим пользуется, подсовывая нам одно вместо другого, шило на мыло, как «м» в слове «говно». Язык — и тут мы приходим к финалу, выговариваем тему до конца, — хоть и твой, но орган коллективный, мы все им связаны между собой, и если ты говоришь «говно» неправильно, значит, кто-то всё время дёргает тебя за него.
Пусть не смущает, что у всех он разной конструкции и морфологии, жёсткий, с пупырышками, певучий, гортанный, лопатой и без костей, — когда его дёргают, он повторяет. Огромный, звучащий как надо, хорошо настроенный механизм, выдающий симфонии, скулёж и галдёж.
Вы ждёте, что я назову маэстро и сниму с вас ответственность? Идите же «в». И всегда только «в».
(Выступление Сергея Лаврова на «Радио “Свобода”» 31.08.2018.)